Секретный сотрудник - Хуан Мирамар

Ивлин Во был одним из любимых писателей Кузница, а «Офицеры и джентльмены» – любимой книгой. Сколько раз он мысленно брел вместе с лейтенантом Краучбеком по военным дорогам Крита, отступая под пулями наглых немецких штурмовиков в компании людей в такой же форме, как у него, но чужих и чуждых ему.

«Обязательно надо съездить в Сфакию», – сказал он себе еще раз.

Принесли довольно хороший по военным временам обед – видно, бизнесмены, заказавшие чартер, постарались, – и он занялся едой – дома обстановка была такая, что он, считай, и не завтракал. Вскоре после обеда к нему подсел Хосе.

– Что, опять поссорился с Ариелем? – спросил Кузниц.

– Да нет, – Хосе отхлебнул кофе из чашки, которую принес собой, – с ним нельзя поссориться, просто не успеваешь – он напивается раньше.

– Что, уже?

– Ну да, спит, – Хосе помолчал и спросил: – А ты не боишься, что по нашему самолету «правоверные» шарахнут?

– Я фаталист, – ответил Кузниц, – и потом ты же знаешь, что современных ракет у «правоверных» уже нет, а старая зенитка «Боинг» на такой высоте не достанет, – он чувствовал, что Хосе подсел к нему не зря, что не зениток он боится, а хочет о чем-то поговорить. Так и оказалось.

– Слышишь, – сказал Хосе, – а какие у тебя дела с этим Аджубеем?

– С каким Аджубеем? – спросил Кузниц, хотя и понял, что Хосе имеет в виду Эджби.

– Ну, с этим, из IAO?

– С Абдулом? – переспросил Кузниц. – Так ты же знаешь, что мы вроде как подружились с ним после того теракта в Стамбуле. Помнишь? Это ведь он нам эту халтуру устроил – переводчиками в добровольческом отряде, а не то пришлось бы лапу сосать – сам знаешь, конференций сейчас нет – война.

– Это я знаю, – согласился Хосе, – только почему он с тобой в «стране пребывания» встречается? Ты что, на него работаешь? Или это тайна? Если тайна, то я не лезу. Просто капитан Гонта меня спросил: что это, говорит, Генрих с этим пижоном из Logistics[17] яшкается?

– Так и сказал: «яшкается»?

– Ну да, – Хосе отдал пустую чашку стюардессе, которая как раз провозила мимо свою тележку, – ты же знаешь Гонту – университетов он не кончал. Так в чем дело? Можешь сказать?

Кузниц знал капитана Гонту, знал, что он, хотя университетов и не кончал, был из военной разведки, и это было плохо. Говорил он Абдулу, что не надо в расположении встречаться, лучше в городе. Абдул только смеялся:

– We are friends, aren't we?[18]

– Тайны тут никакой нет – мы с Абдулом приятели. Он говорит, что я «a very unusual man».[19]

– Indeed,[20] – усмехнулся Хосе и пошел на свое место.

«Плохо, – подумал Кузниц после его ухода. Он рассеянно посмотрел на напоминающие грязный снег облака, закрывавшие землю, – плохо, что Гонта что-то почуял, а может быть, и знает что-то. Украина, правда, сочувствует борьбе коалиции, но официально ведь считается нейтральной, да и не все сочувствуют – много есть таких, что в душе на стороне арабов, особенно в армии, – традиционная дружба еще со времен Союза. И у генералов этих, которые танки хотели толкнуть арабам, наверняка есть кто-то свой в разведке. А все Абдул виноват – нельзя было нам встречаться на Островах открыто, я ему говорил».

Роль Кузница в этой истории с танками была невелика. Никакого задания он не получал – случайно все вышло. Удивило его тогда просто, что им вдруг дали для перевода на английский техническую документацию на семьдесят шестые. Он поинтересовался у Ярошенко, не собираются ли прислать эти танки на Острова, но тот сказал, что не знает, что это задание из дома, из Управления тыла, и посоветовал не совать нос не в свои дела.

Тут как раз у него была встреча с Эджби назначена. Совсем по другим делам – мальтийцем одним он тогда занимался из штабной обслуги, бегал за ним по базарам в Нижнем городе. Ну и рассказал он Эджби про документацию на танки, рассказал просто так, «для разговора». Кузниц с ним виделся часто, не скрываясь, и не всегда по шпионским делам. Абдул считал, что так меньше подозрений, и даже с начальством высоким договорился, сказал, что лейтенант Кузниц участвует в антитеррористической операции. Абдул был приятным во всех отношениях парнем, начитанным, знал даже кое-какую русскую литературу, и интереснее было с ним, чем с полуграмотными комбатантами из Добровольческого отряда. А что касается Хосе с Ариелем, то за десять лет совместных поездок они так друг другу надоели, что к общению не стремились.

«А может быть, это и не с танками связано, – думал Кузниц, – просто просочилось что-то в украинскую разведку от того высокого начальства, с которым Эджби говорил. Вот Гонта и заинтересовался. В любом случае надо Абдулу сказать, – решил он, – да и Хосе наконец рассказать обо всем стоит, чтобы не думал обо мне черт знает что. Волнуется он – знает, что с военной разведкой шутки плохи, даже подсел специально, чтобы поговорить без Ариеля – знает, что Ариелю говорить ничего нельзя, он болтун известный».

Самолет пробил слой облаков и начал снижение. Внизу показались покрытые снегом вершины высоких гор, а скоро и весь остров возник в иллюминаторе, окруженный черно-синим с белыми штрихами волн полотном моря – видно, на море был сильный шторм.

«Осень все-таки, – думал Кузниц, глядя на суровое, совсем не южное море, – хотя и юг, а осень и здесь чувствуется. Хорошо, что осень – не жарко будет. А с этим Гонтой – решим что-нибудь вместе с Абдулом, в конце концов, враг у нас вроде общий».

Стала видна береговая линия, изрезанная бухтами и заливами – среди них выделялся глубоко врезающийся в сушу залив Суда, где когда-то немцы заперли и потопили английский флот. Самолет изменил курс, и в иллюминаторе теперь было видно только бескрайнее неприветливое море.

Еще в самолете, когда он сел и выруливал на стоянку, чувствовалось, что за бортом сильный ветер, а когда они вышли наружу, ветер чуть не сбросил их с трапа. К автобусу пассажиры шли согнувшись, хватаясь обеими руками за шляпы и фуражки. С Ариеля ветер сорвал его знаменитую кепку, и ему едва ли удалось бы ее спасти, если бы ее не перехватил греческий пограничник.

«Какой большой ветер, – вспомнил Кузниц чьи-то стихи, – если приставить гвоздь к стенке, то он войдет в стенку», – но чьи это стихи и как там дальше, вспомнить не мог.

После пограничного контроля их встретил вежливый натовский офицер, и вскоре они уже ехали в джипе сначала по узким улицам Гераклиона, а потом по горной дороге в Ретимнон, где им предстояло жить до отправки на Острова.

Натовец сказал, что отправят их, насколько ему известно, через несколько дней, а когда точно, он не знает; что заказан им хороший отель с трехразовым питанием и что он уполномочен выдать им суточные на три дня, а там видно будет. Кузниц тут же стал думать, как попасть в Сфакию. Он спросил у натовского офицера, но тот сказал только, что это на южном побережье острова и туда должны ходить автобусы, а какие и откуда, он не знает. «Спрошу в отеле», – решил Кузниц. Ариель вяло поинтересовался, что он забыл в этой Сфакии, и Кузниц сказал, что это историческое место.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});