Возлюбленный враг - Регина Грез

чарам, он презирает женщин.

— Вы хотите сказать - ему нравятся мальчики?

И как только я могла такое ляпнуть при всех... Будто забыла, кто я и где нахожусь. Вырвалось само, честное слово, даже не ожидала от себя.

В повисшей на пару секунд тишине снова зазвучал голос злобной тетки:

— Ты хоть представляешь, о ком сейчас говоришь? О генерале вермахта Вальтере фон Гроссе.

"Батюшки-святы, ведь не Архангел же Михаил..."

Я презрительно поджала губы.

— И что такого в его звании? Даже римские императоры не гнушались брать на ложе юношей - это не мешало им крепко сидеть на троне да еще завоевывать новые провинции. Кстати, Древнюю Германию и Галлию, если мне не изменяет память.

Грузный пожилой мужчина в форме, что отличалась от других своим черным цветом, вдруг одобрительно хмыкнул, уставившись на меня припухшими, глубоко посаженными глазками под белесыми бровями.

— А у фройляйн острый язычок… Вальтеру всегда нравились темпераментные и непокорные, как его Эмма. То-то он скоро успокоился.

Другие мужчины тоже рассмеялись, кажется, совершенно расслабившись. В большую комнату заглянул Отто и сразу же хмуро обратился ко мне:

— Иди наверх, тебя зовет Франц!

И сейчас я была ему так благодарна, так рада видеть его бледную, вечно недовольную физиономию, что просто нет слов. Уф, кажется, пронесло!

8 июня.

Можно признаться, я даже привыкла к здешнему распорядку. Главное - меньше болтать и быть незаметной для гостей Вальтера, а у него часто собирались посиделки в гостиной по вечерам. Сам генерал мало находился дома, рано уезжал утром и возвращался поздно, когда я уже укладывала Франца. Генерал даже не всегда присутствовал на вечерних сборищах два-три раза в неделю.

Пока остальные гости болтали и курили в гостиной, гоняли шары по зеленому сукну в соседней комнате, где располагались билльярдные столы, бряцали на фортепиано и заигрывали с местными девицами, Вальтер запирался с каким-нибудь высоким чином в своем кабинете и, видимо, решал важные вопросы.

Первые дни в этом доме я просто сходила с ума от мысли, что должна что-то изменить, как-то повлиять на ход грядущих событий, но что я реально могла? Ни до Гитлера, ни до Сталина мне не добраться, что же делать... Вальтера убить? Как? И что это вообще изменит в мировой истории?

Я напрягала память, пытаясь вспомнить из учебников, фигурировало ли где-то во Второй Мировой войне имя генерала фон Гросса, кажется, нет. Фельдмаршал Паулюс был… еще какой-то фон Бок… я учила историю в школе как все - неважно, а сейчас бы мне пригодилась каждая кроха информации о том суровом времени.

Пару раз у меня даже мелькала шальная мысль поговорить с Вальтером по душам. Соврать, что я предвижу будущее и за этот дар мне пришлось покинуть Союз. Мессинг в юбке... смехота. Сказать, что я знаю итог нападения Германии на нашу страну, даже назвать дату вторжения - ведь осталось недолго… Недолго…

Меня прошибал холодный пот, когда я думала об этом серьезно. В голове начинали вертеться строчки из стихов Щипачева с той самой моей последней репетиции ко дню Победы:

Казалось, было холодно цветам, и от росы они слегка поблёкли. Зарю, что шла по травам и кустам, обшарили немецкие бинокли. Цветок, в росинках весь, к цветку приник, и пограничник протянул к ним руки. А немцы, кончив кофе пить, в тот миг влезали в танки, закрывали люки.Такою все дышало тишиной, что вся земля еще спала, казалось. Кто знал, что между миром и войной всего каких-то пять минут осталось!

Порой я прокручивала в мыслях вероятный разговор с Вальтером, но ведь никогда на него не решусь. Генерал скажет, что я выжила из ума и меня нужно немедленно ликвидировать, я же помню, что в гитлеровской Германии душевнобольных просто истребляли. Об этом даже снят потрясающий фильм "Работа без авторства".

Значит, мне остается только ждать своего возвращения в свое время. А что еще? Завербовать Отто и сбежать куда-то вместе с Францем? Нам даже из города не выехать, да и Грау скорее меня лично пристрелит, чем поверит хоть одному моему слову. Его отчего-то жутко злит, что я русская, у него какие-то плохие ассоциации с нашей страной.

Отто.

Эта русская - форменная идиотка. Как у нее хватило ума брякнуть такое про Вальтера! Хорошо, что красноглазый боров Шнайдер счел ее славной глупышкой и обратил все в шутку, к тому же он сам не гнушается развлекаться с мальчиками. А ведь она здорово рисковала, Шнайдер служит в гестапо, с недавних пор штандартенфюрер СС и при этом настоящий извращенец.

Как только Вальтер терпит его у себя дома? Руководство Вермахта никогда не жаловало «асфальтные войска». А уж какими зверями они оказались потом… Сейчас я знаю, почему русские не хотели брать в плен ребят из СС, а расстреливали их на месте. Я ненавижу русских, но порой я могу их понять.

Я видел одно фото в походном альбоме у Курта из Дуйсбурга, там был истерзанный русский мальчик, почти ребенок - Курт сказал, что он был связан с партизанами и мог сообщить что-то важное, но очень упрямился на допросе. Я все-таки не согласен с Куртом. Врага надо убивать, убивать, но зачем же пытать перед смертью… и как можно пытать ребенка? Даже такого жалкого и ненужного, как этот Франц.

Если я хоть на миг представлю, что русские могли бы подобным образом издеваться над нашим Францем… О-о-о! У меня начинает идти кровь из носа, и я почти готов думать, что они имели право сюда прийти. А мне нельзя так думать… Нельзя… Нельзя. Нельзя!

А еще русская идиотка вертится под ногами… Сначала я ей не доверял, боялся, что она может как-то повредить мальчишке, но она такая дура, что души в нем не чает. Она даже целует его, когда думает, что никто не видит. А Вальтеру все равно, еще бы… Ему теперь не до сына. Я рассказал Вальтеру все, что знаю. Теперь он предупрежден и, надеюсь, сможет на этот раз что-то изменить. Иначе, зачем я здесь?

Ася.12 июня.

Сегодня мне было так стыдно, что хотела сквозь землю провалиться, а точнее сквозь пол, но тогда бы я прямиком угодила в комнату Отто на первом этаже, а меня вовсе не радует такая перспектива. Все случилось из-за моей одежды, а точнее, из-за ее отсутствия. Я в первый же день попыталась договориться с Бертой - горничной, которая убирает наши комнаты. Я отдала ей