Воля за пределами воли - Алексей Маслов

В их биографиях нет ничего, что говорит о мастерах ушу как об активных, творческих личностях и новаторах, творцах, настойчиво утверждающих приоритеты своих жизненных принципов, философии или концепций, что обычно высоко ценится в западной традиции. В Китае же мастер ушу явно неприметен и своей жизнью лишь повторяет общий абрис Дао. Он вплетен в цепь пространственно-временной передачи Учения, поэтому для китайской традиции имеет большее значение, у кого он учился и кто стал его учеником, нежели доскональная точность в описании его биографии. Личная драма творчества остается "за кадром".

Более того - и это покажется нам парадоксальным, - в метафизическом плане не важно, чему и как конкретно они обучали. В конечном счете мастер всегда передает Дао, он сводит свою жизнь к многозвучию абсолютной творческой пустоты, он рассыпается, диффузирует в переливах жизни и при этом отсутствует в какой-то конкретике. Этот акт самоутраты в многоликости форм обозначался в традиции как сань - "рассеивание". Величайший мастер тот, кто сумел уйти от личностности передачи, от собственного субстанционального "я" в мир "утонченного" (мяо), "сокровенного" (сюань) и "бесформенного" (усин). Поэтому мастер как данность отсутствует (что, кстати, не исключает, а лишь подтверждает существование вполне реальной личности наставника) , существует лишь его Мастерство.

Миссия этих людей - в передаче "истинной традиции". Они - лишь отсвет "лика безликого", того, что пустотно, неуловимо-всеобще и что на словах обозначается как Дао, но которое лежит за рамками обыденно-чувственного понимания и всяких словесных объяснений.

Жизнеописания мастеров стереотипны и явно собирательны. Мы без труда насчитаем не больше десятка возможных сюжетов, по сути дела - мифологем, из которых складывались биографии великих учителей ушу. На первый взгляд нас может удивить, что все они совершали одни и те же поступки, например, могли передвигаться, не касаясь ногами земли, расшвыривали десятки противников, оставались неуязвимыми для ударов мечей и копий.

Такая стереотипизация - отнюдь не насильственное обезличивание, характерное для технократических культур, обозначаемое как "единство людей", где мы, самоуспокаиваясь, создаем мифы о каких-то личностях вполне средних и вполне понятных нам людях. В китайской культуре "передача духа" есть факт вполне реальный, чувственно-ощутимый и представляет собой высочайшее вознесение каждого до вершин наиболее талантливых и мудрых людей, где личностная конкретика - имя, внешний облик, даты жизни - уже ничего не прибавит к экспрессивности и истинности общей картины духовного и физического совершенства таких людей.

Культ учителя, мастера и наставника (шифу) - одна из характерных черт не только китайской культуры, но и многих стран Востока. Учитель - это не столько тот, кто учит, но прежде всего "тот, кто знает", кто обладает истинностью знания и способен его передать.

Абсолютным критерием такого учителя-мудреца в Китае было обладание им "благой мощи", "благой силы" - дэ, идущей от Неба и являющейся, по сути дела, проявлением Дао в человеке.

Он несет истину и может поведать о ней ученикам. Тот, кто ею обладает, сам может рассматриваться как трансцендентное существо - Абсолютный Учитель.

Шифу выступает сразу в двух ипостасях, ибо его явленная сущность смертный человек с конкретным именем и обликом, обучающий тому, чему научил его Учитель. Но его вторая ипостась, скрытая и данная лишь в эзотерической сущности учения, - он вечен, обладает вневременным характером, так как передает истину. И этот Учитель ниоткуда не берется и никуда не уходит. В этом смысле шифу безличностен, ведь он учит тому, что извечно, что создано не им, но передано некими первоучителями, то есть он не просто учит вечным вещам, но сам воплощает их, символизирует их и немыслим вне этой тайной реальности космоса.

Шифу - ретранслятор древнего учения великих учителей. Его миссия заключена в том, чтобы целостно передать эту истинность, и в данном смысле у него нет иного стимула к существованию в этом мире. Десятки мифов об учителях лишь подтверждали такой их статус: про одних говорили, что они учились у бессмертных небожителейсяней, другие получили свои знания во сне, когда им явилось сокровенное божество, третьи обучались у животных, наблюдая за их повадками. Так или иначе, свою мудрость они черпали из природы, от Неба, а соответственно и сами уходили корнями в Прежденебесное начало.

Эти мифы значительно повышали ценность каждого конкретного учителя ведь он говорил словами древних, а его мудрость не имеет истоков в этом сущностном мире и принадлежит совсем иному пространству. Чем древнее учитель, чем больше столетий прошло со дня его смерти, тем ценнее его изречения. И передавать его слова считалось большой заслугой, доступной далеко не всем. Так что статус учителя ушу, передающего мысли первопредка - тайцзу, благодаря этому был весьма высок. "Тот достоин быть учителем, кто, постигая новое, сохраняет в себе старое", - отмечал "учитель учителей"

Конфуций. Он же говорит и о сущности передачи: "Я передаю, но не создаю нового, честен в словах и привержен древности".

Наставник ушу в Китае - это всегда живое воплощение первооснователей школы. Он не божество, он именно человек во всей полноте проявления своей внутренней природы (син), реализованный человек, великий своей связью с древностью. Школа ушу обеспечивает передачу того эзотерического знания, в которое посвящен шифу, и фактически через этот канал личность учителя передается ученикам. В этом, кстати говоря, и заключена мистическая сущность школы, которая не столько "учит ушу", сколько обеспечивает бессмертие Абсолютного Наставника, воспроизводя его жесты, его поступки в каждом последующем поколении учеников и в конечном счете сводя эту личность к ее сокровенному истоку - тому, что "не имеет ни формы, ни образа", к абсолютному пределу всякого учительствования и культурной формы вообще - к животворной пустоте.

Ученик в школе ушу редко удостаивался словесных объяснений. Да и как объяснить пустотную сущность высшего смысла ушу? Он должен был бессловесно и "изумительно точно" повторять движения учителя, следить за его поступками, стремиться во всем быть похожим на него. Эта "похожесть" ни в коем случае не должна была стать простой имитацией, но воспроизведением именно внутреннего состояния шифу.

По-китайски ученик назывался "туди", что дословно означало "тот, кто идет следом" или "тот, кто вступает в след", что по смыслу близко западному понятию "последователь". Вдумаемся в изначальный смысл этого слова - речь идет о самообнаружении человека в следе великого учителя. Ведь то, что воспринимает ученик - жесты, слова, мысли, все это следы того наставника, который когда-то существовал в этом мире, да и сам мир является глобальным следом первому дрецов. Ученик не заучивал какой-то набор приемов, но был "следом" (цзи) и образом (сян) учителя.

В качестве такого абсолютного учителя могли выступать не только люди, но даже животные, например в имитационных стилях сянсинцюань. Фу Минькэ, мастер по стилю хоуцюань ("Кулак обезьяны"), держал в своем доме в качестве учителя обезьяну, воздавая ей такие же почести, как и шифу. Основатель танланцюань ("Стиля богомола") Ван Лан наблюдал за повадками сражающегося богомола, перенимая его манеру поведения перед лицом опасности.

У нас зачастую создается впечатление, что мастер ушу это прежде всего тот, кто может одним ударом свалить несколько нападающих, способен кулаком крушить черепицу и сбивать в прыжке всадника с коня. Тем поразительнее может показаться тот факт, что истинный мастер всегда избегал поединка и, более того, мог никогда не вступать в бой. Истинное мастерство определяется не количеством побежденных противников, ибо его исток внутренний, невидимый, духовный, внебытийный. Этим он отличался от обычных кулачных бойцов - гаошоу ("высокие руки"), которые показывали свое умение на ярмарках: бросали вызов другим бойцам, демонстрировали удивительную физическую силу, поднимая мельничные жернова. Бойцов уважали, боялись, ими восхищались, но мастерство шифу было другого свойства - ему поклонялись.

Более того, учитель может и не показывать своего мастерства. В традиции мистического даосизма распространилась поговорка: "Даос выше мага".

Маг мог летать на облаках и усмирять тигров, мог исчезать внезапно из виду и светиться в темноте. Но мастер-даос был уже выше этой показной обыденности - он превосходил внешние феномены этого мира.

Шифу передает свою душу, и психологии истинного запредельного мастерства чуждо стремление к славе, к наживе, к шарлатанству. Мастер чужд показной демонстрации своего умения, и, может быть, поэтому имен самых больших мастеров мы не знаем.

Одной из характерных черт учителей ушу была их жизненная ненавязчивость, шифу никогда не проповедовал о пользе ушу среди непосвященных, не "зазывал" к себе в школу. "Даодэцзин"