Вне закона - Владислав Акимов

Барсуков не утомлял своего воспитанника, но изо дня в день повторял одно и то же. И наконец Гай запел. Запел тонким, неустойчивым дискантом. Но все же это была настоящая дикая песня о волчьей доле. Как бы, наверное, порадовалась его серая матушка, услыхав эту песню! Мачеха же в этом искусстве ровно ничего не смыслила. Однажды, придя к конуре вместе с Лапкой, Сашка не утерпел и решил проэкзаменовать четвероногого друга. Лишь только он поднял руку, Гай с таким усердием залился песней, что Лапка, поджав хвост, мгновенно ускакала в подворотню, а в Шатрах пугливым брехом ответили собачонки.

Но с тех пор, как Шатры завалили снега, стало скучно. Прогулки и тренировки в лесу были только по воскресеньям. Приближения этого радостного дня Гай ждал с нетерпением. В остальные же дни сидел или лежал на своей будке и смотрел в дальние дали. Если в огороде появлялись гуси, Гай сейчас же уходил в будку — не любил вспоминать о случившемся. Но зато с каким восторгом и радостью он встречал своих друзей-школьников! С приходом шумливой братии в огороде начинался настоящий переполох. Получив свободу, Гай с упоением скакал по глубокому снегу, а потом безропотно поступал в полное распоряжение своих горластых товарищей. На дорогу вывозились сани, Гай покорно влезал в постромки и под смех и гиканье лихо катал ребятню…

С крыш по сталактитовым узорам ледяных потоков уже звенела мартовская капель. На будке под утрамбованной волчьей лежкой вытаяли доски.

Приближалась пора охотничьих испытаний.

В одиночестве

Бегущие над лесами плотные свинцовые тучи долго мешали рассвету возвестить о наступившем утре. Но когда перестал поливать дождь и с невероятной быстротой над лесом развеялись облака, стало сразу совсем светло. По оранжевому, подметенному ветром небу проносились редкие сизые обрывки облаков, а в остывшем воздухе, кувыркаясь, летели к земле одинокие снежинки.

Поднявшийся еще с вечера отчаянный ветродуй, запутавшись в лесной чаще, одичало шумел, рвался на волю. Под его шальными порывами деревья осуждающе качали вершинами.

И все же это было майское утро. Утро любовных песен, утро пробуждающейся к новой жизни природы. Весной на Урале вовсе не обязательно быть ему теплым и ласковым.

По просеке на полянку вышли охотники в лоснящихся мокрых телогрейках. На длинной сворке шел большой, как теленок, Гай. Остановившись, он энергично встряхнулся, во все стороны разлетелись мелкие брызги.

Птицын отдал Сашке свое ружье и, раскуривая папиросу, проворчал:

— Надо же, выбрали погодку!

Барсуков глянул на быстро летящие ошметки облаков, чему-то улыбнулся.

— Да, погодка что надо. Нам бы только следок найти, Гаюшка! — Он ласково похлопал мокрую голову волка. — Сухонку перейдем и, если ничего не будет, придется обходить увал и лога по просекам, а там выйдем на елани и дорожками замкнем круг. Держи, Санька, своего ирода. Все руки пооттянул!

По размокшей прошлогодней траве охотники двигались мягко, бесшумно. Даже попадавшие под сапоги мокрые ветки чаще просто вминались в землю и, если уж ломались, то глухо, без предательского хруста и треска.

Гай шел впереди Сашки. Иногда он останавливался, поворачивал голову и, навострив уши, к чему-то прислушивался. Ни одно движение его чутких ушей и носа не было беспричинным. Он всегда хорошо слышал то, чего не слышали охотники, и отчетливо чувствовал то, о чем они могли только догадываться.

По степени его возбуждения, по тонко вздрагивающим ушам, по неторопливому переступанию передних лап или неожиданной потяжке Барсуковым иногда удавалось довольно точно определять — кто из лесных обитателей и чем привлек внимание волка. Но чаще познаваемый зверем мир оставался недоступным для людей.

Выйдя на тот самый покос, на котором осенью Сашка убил переярка, Гай внезапно остановился. В следующее мгновение он с такой стремительностью бросился к речке что Сашка бегом едва поспевал сзади. Шагов через десять Гай ткнулся носом в жухлую прошлогоднюю траву, заметался из стороны в сторону и вдруг, снова натянув поводок, потащил Сашку по берегу Сухонки. Шерсть на его хребте дыбилась, тяжелый хвост вытянулся и вздрагивал.

Не было никакого сомнения — он шел по свежему следу.

Барсуков догнал Сашку и помог придержать рвущегося вперед Гая. Перед ними была небольшая низинка, по которой к Сухонке из леса стекали талые воды. Волчьи следы на плотно слежавшейся и вылизанной дождем грязевой косе виднелись необычайно отчетливо. Крупные и узловатые, словно нанизанные на невидимую нить огромные бусы, они тянулись в сторону леса. Даже на расстоянии Барсуков без особого труда определил, что принадлежали они крупному волку-самцу.

— Матерый! Держи Гая как следует, а то все дело испортишь. Пошли!

Сашка перекинул повод через плечо, обмотнул его вокруг пояса и только тогда двинулся.

Гай, которому ошейник давил горло, отчаянно сопел, но, упираясь лапами, все тащил и тащил Сашку за собой. Покос миновали чуть не бегом. В лесу идти стало еще трудней. Почти сразу начался подъем в Синявинский увал. Гай не сбавлял хода. Он ловко перепрыгивал упавшие деревья, нырял под бурелом и кустарник и все пер и пер в гору.

Достигнув вершины увала, Барсуков знаком руки остановил сына. Для того чтобы осадить рвущегося вперед волка, Сашке пришлось сесть на землю. Держась одной рукой за ошейник, другой он гладил настороженную голову своего питомца и что-то шептал ему на ухо.

Здесь, на вершине увала, ветер свирепствовал еще сильнее. Могучие ели и пихты мотались из стороны в сторону и, неумолчно скрипя и охая, пели скорбную лесную песню.

Передохнув, Барсуков подал предостерегающий знак Сашке, стоящему в стороне Птицыну и осторожно пошел под гору.

Преследователи быстро миновали основной лесистый склон увала. Спуск был положе. Могучий ельник сменился смешанным лесом. Начались вершинки Синявинских лугов, то тут, то там виднелись небольшие, заросшие хвойной молодью карстовые ямы.

Гай все напористее и настойчивей тянул Сашку. Рука, вокруг которой петлей захлестнулась ременная сворка, немела, но Сашка не обращал на это внимания. Он зорко поглядывал то на идущих по сторонам и несколько впереди охотников, то на лесные заросли.

Потянув к чисто подметенному талыми водами пологому ложку, Гай с такой силой рванул Сашку, что тот еле удержался на ногах. Стараясь не терять равновесия, он следом за Гаем перебежал чистинку и единым духом влетел на противоположный берег ложка.

За пихтачом сверкнула наполненная водой карстовая яма и показался спадающий к ней желтый от прошлогодних трав взлобок. На нем взметнулись и словно вросли в землю две огромные фигуры волков. Гай стоял и в упор смотрел на недвижных сородичей. Меж матерью и сыном лежала только небольшая, всего в десяток метров желтой травы, поляна.