Блеск - Анна Годберзен

Глаза Элизабет внезапно наполнились слезами, а бледно-розовые губы приоткрылись.

— Он знал, — прошептала она.

— Что там есть нефть? Наверное, он в это верил. Почему иначе такой человек, как Эдвард Холланд, заинтересовался этими землями?

— Нет… — Элизабет прикусила губу и тяжело сглотнула, осознавая, что отец благословил их с Уиллом любовь, а она узнала об этом уже после смерти обоих мужчин. — Отец знал, что Уилл любил меня, а я — его.

Сноуден отвернулся.

В более собранном состоянии Элизабет бы подумала об извинениях, но сейчас эта мысль даже не пришла ей в голову.

— Почему вы мне не сказали? — допытывалась она.

— Дорогая миссис Кэрнс, вы были не в том состоянии, чтобы огорошивать вас такими новостями. Но вам не нужно беспокоиться. Я действую в ваших интересах. Я уже несколько раз ездил в Калифорнию осматривать земли, и там действительно расположено богатое нефтяное месторождение. Уже запущена разработка, и вложения начали окупаться. А как вы думали я смог купить этот дом, дорогая? — Сноуден взмахнул рукой, и Элизабет проследила за его движением, словно оно символизировало дальновидность её отца. — Безусловно, природные богатства невозможно добыть за одну ночь, но очень скоро они воздадут нам — Холландам, конечно — за труды сторицей.

— О! — Элизабет сделала самый глубокий вдох в своей жизни. Её длинные изящные пальцы легли на грудь, и она храбро попыталась не разрыдаться. Значит, Уилл всё же приглядывал за ними.

Внезапно на неё нахлынула усталость, которую она подавляла весь день. Она уставилась на отросшую на подбородке Сноудена светлую щетину, на которую ложились последние отблески дня, и постаралась благодарно улыбнуться.

— Спасибо. — Она закрыла глаза, и, прошептав эти слова вновь, подумала о своем отце и отце своего нерожденного ребенка, возможно, прямо сейчас наблюдающих за нею с небес. — Спасибо.

Глава 8

Теперь, когда Каролина Брод показала всему высшему свету свой новый восхитительный дом и его чудесную обстановку, мы полагаем, что больше никто не сомневается в её принадлежности к нашему кругу. Хотя существенным доказательством этого мог бы послужить и гардероб, заказанный ею к первому летнему сезону, равно как и тот факт, что она унаследовала знаменитую ложу покойного Кэри Льюиса Лонгхорна в опере и часто появляется там.

«Городская болтовня», суббота, 7 июля 1900 года

Сливки нью-йоркского общества расположились в ложах, выстроенных огромной подковой над сценой оперы, где сегодня вечером шло трогательное мелодраматичное представление, внимание которому уделяли лишь единицы. Свет от гигантской люстры играл на украшениях зрителей и не менее роскошных лорнетах в их руках. Если изучать сквозь увеличительное стекло дам в платьях от Жака Дусе и сопровождающих их джентльменов, сегодня было на что посмотреть. Миссис Генри Шунмейкер присутствовала в свете второй вечер подряд, но никто не смел входить в её ложу, опасаясь разгневать её свекра. Элинор Уитмор, о которой говорили, что она в отчаянии ждёт предложения руки и сердца хоть от кого-нибудь после того, как в июне выступила посаженной матерью на свадьбе младшей сестры, вновь порхала рядом с известным распутником Амосом Вриволдом. Прошло меньше года с тех пор, как Каролина впервые сидела с горящими глазами в этой же ложе. Но сегодня её больше не интересовало, что можно увидеть или услышать вокруг, поскольку она сидела рядом со своей первой любовью — вернее, первой настоящей любовью. Её возлюбленный был одним из любимцев общества, заполнявшего ложи в опере, и поэтому Каролина знала, что сегодня, когда она находится рядом с ним, за ней исподтишка следят десятки глаз.

Ранее они поужинали в особняке Лиланда. Изначально выбор места разочаровал её, ведь Каролина так хотела поскорее выйти с новым кавалером в свет, но в конце концов она нашла в ужине тет-а-тет своеобразное очарование. «В подобной обстановке всё прошло более интимно», — Каролина представляла себе, как делится впечатлениями со служанкой, распускающей шнуровку её корсета, и эти слова были бы правдой. Ведь в освещенной лишь свечами комнате, когда их разделяла только вышитая скатерть из дамасского полотна, Лиланду было намного легче восхищенно любоваться фиолетовыми оборками платья Каролины и её болотно-зелеными глазами. И он достаточно расслабился, чтобы воодушевленно рассказать ей обо всех местах в Париже, где вспоминал о ней, и поведать о чертах характера, выделявших её из всех знакомых ему девушек. Теперь Каролина проигрывала в уме его слова, сидя в ложе Лонгхорна с затуманенными глазами и, наверное, глуповатой улыбкой. Бесполезно пытаться стряхнуть с себя это наваждение. Иногда Лиланд протягивал руку, чтобы пожать обтянутую перчаткой кисть Каролины под прикрытием её шали.

Теперь он наклонился к ней и заговорил так тихо, что ей пришлось подвинуться ближе к нему. Грубоватая кожа его подбородка защекотала шею Каролины, отчего уголки её рта неизбежно бы приподнялись, если бы она уже не улыбалась.

— В жизни вы гораздо лучше, — признался он.

Обнаженные руки и плечи Каролины словно покалывало, и это давало понять, насколько пристально её сейчас разглядывают со всех сторон, но ей хотелось быть такой же решительной, как и Лиланд, и так же не обращать внимания на любопытствующие взоры. Она отстранилась и с неприкрытым обожанием улыбнулась ему. Шли минуты, и прошёл уже почти час — хотя Каролина была не уверена, — прежде чем Лиланд снова заговорил. На сцене уже сменились исполнители.

— Как нам повезло жить в одном квартале! — не в силах поверить в это воскликнул он.

— Да! — согласно кивнула Каролина. — Какая удача.

Её глаза сияли. До сих пор она могла переносить присутствие Лиланда рядом, в этой самой ложе, лишь в малых дозах. Его рост, широкие плечи, отросшие пшеничные волосы, заправленные за уши, скрещенные длинные ноги в чёрных брюках, едва помещающиеся в узком пространстве — хватило бы и чего-то одного, чтобы у Каролины задрожали коленки. Она украдкой бросала на него взгляды, но потом он поворачивался и смотрел на неё изумленными глазами, словно чувствовал те же самые непередаваемые эмоции. От этого Каролина едва не падала в обморок. От самого вида Лиланда у неё перехватывало дух, и она отворачивалась.

Каролина оглядела просторный зал: подругу Пенелопу, чьи голубые глаза презрительно сверкали, Реджинальда Ньюболда и его жену Аделаиду с бриллиантовым колье на шее, Вандербильтов из Уайтхолла, которые по слухам не разговаривали друг с другом после поездки в Монте-Карло, и их нынешние позы подтверждали эту сплетню. Затем задержала взгляд на миссис Портии Тилт и её спутнике, который был намного моложе и стройнее её мужа. У мужчины были правильные скульптурные черты и гипнотический взгляд, хотя Каролину он ни в коей мере не привлекал. Разве что она почувствовала немедленное желание ничем не выказать, что знакома с ним.