Сборник Забытой Фантастики №3 - Эдвин Балмер

в наших Зитах.

– Прежде чем мы уйдем, – сказал профессор, – можно ли задать один вопрос?

– На любой вопрос будет дан честный ответ, Смиттон, – ответил Торон, – до тех пор, пока он не касается Тона.

– Я хотел бы знать, – сказал профессор, – почему с вашими зитами, несравненно превосходящими наши лучшие средства передвижения, вы так и не посетили тот внешний мир, в котором мы живем?

– Есть причины, которые я не могу вам сейчас объяснить, – сказал Торон, – действительно, мы сами не до конца их понимаем. Одно, однако, я могу вам сказать: сила кристалла, который мы называем элатонгар, каким-то образом связана с черным камнем, лежащим в основе нашей страны. Когда мы пытаемся пройти далеко за пределы этой скалы, наши зиты опускаются на землю. Мы также не можем покинуть нашу страну пешком, потому что с одной стороны мы окружены морем, а с другой – несколькими рядами неприступных скал. (В течение Года Посещения эта трудность была преодолена, и теперь Зиты путешествуют по всем уголкам мира.)

Торон проводил нас обратно на корабль и оставил нас. Я созвал пассажиров и, рассказав им о нашей встрече с Клендилой, попросил добровольцев прочитать самый интересный курс лекций, который когда-либо читался.

На следующее утро и день за днем в течение недели мы пересекали озеро к актовому залу, где собиралась Клендила, чтобы слушать в тишине, нарушаемой только голосом лектора и шелестом этих странных радужных оборок, которые, казалось, реагировали на каждую эмоцию слушателей.

Доктор Мэлоун из Йельского университета рассказал о древней истории, а доктор Калторп из Гарварда – о современной истории и социальных условиях. Профессор Смиттон читал лекции по чистой науке, а Фред Фицджеральд – по прикладной науке и механике. Доктор Рональд, корабельный хирург, вкратце рассказал о медицине, а я коротко рассказал о навигации. Генерал Торнтон из армии США описал эволюцию войны со времен меча и арбалета до ее нынешнего состояния совершенства. Доктор Максвелл из Стэнфорда выступил с лекцией по психологии, а епископ Брандер из Вашингтона прочитал лекцию по сравнительному религиоведению.

Так проходили дни, пока эти богоподобные создания слушали все с неусыпным вниманием. Мы были крайне удивлены тем, что они смогли понять нас. Мы уже привыкли к странным ощущениям, возникающим при использовании гравитационных щитов. Но наше изумление красотой, здоровьем и сияющим счастьем этих удивительных существ не ослабевало. Если бы Карлайл увидел "Клендилу" до того, как написал свой "Сартор Ресартус", он бы поколебался, прежде чем высмеивать изображение парламента без одежды!

Только однажды был какой-то перерыв в непрерывном потоке слов. Это было во время последней части лекции профессора Смиттона по физике. Он объяснял некоторые из более поздних открытий ученых, когда раздался шорох тонмелеков, вспышка цвета, и члены Клендила вскочили на ноги под гул голосов. В суматохе мы снова и снова слышали слово "Тон". Волнение улеглось так же быстро, как и возникло, и после нескольких слов извинений от Ретмара профессор продолжил свою речь.

Маргарет Фицджеральд и я провели все послеполуденное время с Тороном и Тороной, иногда полулежа в их Зите и наблюдая за великолепным пейзажем, разворачивающимся под нами, иногда бродя по рощам коричных и мускатных деревьев, иногда отдыхая в хрустальном жилище наших друзей-дилатонов.

Торон свободно говорил на все темы и охотно рассказывал нам все, что мы спрашивали, касающееся социальной и экономической жизни народа. Только одной темы он избегал, и это то, что мы больше всего хотели знать – природа и значение Тона.

Мы были поражены совершенством управления Дилатона и их коммерческими соглашениями, но мы были поражены крайней простотой социального механизма, с помощью которого контролировалась вся их деятельность. В начале нашей дружбы я спросил Торона, правы ли мы, предполагая, что Торона была его женой. Торон на мгновение выглядел озадаченным, а затем ответил:

– И да, и нет, Клинтон. Когда я впервые встретил тебя, я выбрал слово "компаньонка", как более подходящее для объяснения наших отношений, чем "жена’. Я чувствую в вашем слове смысл, который совершенно чужд нашему слову.

– Но Торона тебе не родственница, Торон? – спросил я.

– Нет, она мне именно компаньонка.

– Вы выбрали друг друга в супруги? – спросил я.

– Да, – ответил он, нежно положив свою руку на руку Тороны.

– Тогда, конечно, – продолжил я. – вы были соединены какой-то церемонией, подобной той, которую мы называем браком.

– Нет. Вот в чем разница! – воскликнул Торон. – У нас нет никаких церемоний. То, что вы называете церемонией, это форма слов, предназначенная для того, чтобы заставить слушателей поверить в ложь или же внушить им то, в чем они не уверены. Поэтому, конечно, нам не нужны никакие церемонии.

Я не совсем понял, откуда взялось это "конечно", но я пропустил это мимо ушей и последовал другому ходу мыслей.

– Значит, ничто не мешает вам в любое время расстаться со своими компаньонами, как вы их называете?

– Совсем ничего! – ответил Торон, лучезарно улыбаясь Тороне.

– Тогда разводы, должно быть, чрезвычайно распространены среди вас, Торон, – сказал я.

Торон и Торона оба расхохотались.

– Так же часто, как цветок розы добровольно отделяется от стебля, – сказала Торона, – или серебряная дорожка на озере отделяется от Луны.

Торон снова рассмеялся над удивленным выражением на наших лицах и сказал:

– Разве ты не видишь, Клинтон, и ты, Маргарет, что все ваши церемонии и разводы необходимы, потому что вы не уверены в себе. Мы, Дилатоны, никогда не ошибаемся в выборе спутника жизни. На самом деле, как вы узнаете позже, мы не можем ошибиться. Поэтому, когда мы выбираем спутника жизни, это навсегда.

В другой раз, когда мы парили над лесистой местностью в маленьком Зите с Тороном, Маргарет прокомментировала любопытный факт, что мы никогда не видели никаких признаков захоронений и даже не слышали упоминания слова "смерть".

Торон снова выглядел озадаченным, а затем, по своему обыкновению, ответил, задав, казалось бы, не относящийся к делу вопрос.

– Сколько тебе лет, Клинтон?

– Тридцать шесть, – ответил я.

– Лет? – удивленно спросил Торон.

– Конечно, – ответил я.

– Теперь я понимаю вопрос Маргарет, – сказал Торон, и на его лице появилось выражение, очень похожее на печаль. – Друзья, вас удивляет, что я, Торон, прожил более восьмисот лет, а Торона – более шестисот пятидесяти!

– Конечно, ты шутишь, Торон! – воскликнул я. – Ни один человек не может дожить до такого возраста!

– А почему бы и нет? – спросил Торон.

– Потому что… Ох! потому что это противоречит природе. Болезни и старость истощают источники жизни, и смерть наступает, как правило, раньше, чем проходит сто лет.

– А мы удивлялись их несчастным лицам, Торон! – воскликнула Торона. –