Обречённые на исцеление (СИ) - Ирина Волохова

чтобы голова была лёгкой. Ты представляешь место без потолка и пола, без стен. Оно белое, без каких-либо признаков цвета. И этот белый цвет и близко, и далеко. Он нигде, просто в пространстве, как и ты. Но ты прав, Хао, мозг не перестаёт работать, и физические функции организма никуда не делись. Я же плыла вперёд.

- Мой наставник-даос тоже пытался учить меня медитациям без мыслей. Но у меня не получалось.

- Тот монах при Императоре, около тысячи лет назад?

- Угу. – Хао вздохнул, – Он боялся меня. Впрочем, как и все.

- Я не боюсь. – на лице Асакуры отчетливо читалось слово “лгунья”, потом он закатил глаза, – Ну, в смысле, не так, как могла бы, не зная о тебе столь многого, а наслушавшись, к примеру Йомея и индейцев, которые тобой детей с младенчества пугают! “Ай, какой нехороший шаман, бьющийся за свою правду тысячу лет! Ай, какой ужасный! Он утащит вас из кроватей и скормит страшному Духу Огня, если не будете доедать маисовую кашу!” – я изобразила интонацию и акцент индейцев-судей, от чего Хао громко расхохотался, – Ты можешь напугать, можешь внушить ужас. Но так сможет каждый. А вот имея кучу скелетов в шкафу и хвост проблем, длиной в тысячу лет, расположить к себе окружающих так, чтобы они в любой момент отдали за тебя жизнь – тут просто шантаж не поможет. Тут огромный талант надо иметь!

Хао смеялся не переставая, пока мы плыли в сторону его палатки, продолжая переговариваться и комментировать мои предположения. А на берегу нас, как оказалось, ждали.

- Подожди, Аи. – шаман придержал меня за локоть и недобро сощурился.

Я пригляделась.

- Это там Голдва на камне уселся? Роуча нет, значит неофициально пришёл.

Асакура кивнул:

- По кустам прячется большая часть судейского совета. Боятся за вождя.

- Если он своей задницей поломал перья и костяные бусы моих заколок, я его лично запихну в пасть Духу Огня! – Хао возмущённо округлил глаза, будто я, мелкая мышь, у него, тигра, упорно пытаюсь спереть здоровенный шницель, тысячу раз превышающий мой размер, а он просто молча офигевает от такой наглости, – Что? Настоящие перья болотной совы очень трудно достать! А они, между прочим, подходят к моему цвету кожи!

Асакура расхохотался ещё заливистей, чем было до того, а я погребла в сторону берега.

- Ха-ха-ха! Стой, Аи! Подожди! Ха-ха-ха! Да не спеши ты так!

- Аса! – кричу на берег, когда ноги достали до дна, – Тут хренова толпа мужиков по кустам сидит, а я голая!

- Как будто им надо было нагрянуть именно в этот момент… – еле внятно пробухтев, кицунэ с двумя полотенцами в зубах в один прыжок от палатки оказалась возле меня, пролетев над головой старого индейца, знатно того перепугав. Но она удивилась, приземлившись лапами на поверхность воды и даже не подняв брызг.

- Что, неожиданно? – улыбаюсь, принимая полотенца.

- Ты потому предлагала подурачиться? – Аса подняла лапу и повернула к себе – она была абсолютно сухой.

- Конечно. Прикольно, да? – лиса кивнула, – Давай-ка, я тебя в другую форму обращу – прикроешь от непрошеных глаз.

Хао подплыл и встал на дно рядом со мной, протянула ему вытирабельную принадлежность. Я слегка качнула раскрытой ладонью, глядя на кицунэ. Цвет шерсти лисы стал кипельно-белым, на морде и лапах появился узор красной линией, глаза её почернели, хвосты веером раскрылись, прикрывая нас. Да, со стороны наше шествие из воды смотрелось вычурно и пафосно. С другой – никому я своё тело демонстрировать не желаю. Хао не в счёт, он целитель и, вполне вероятно, неоднократно голых девок видел. Но снова чуть отстал и тактично молчит, хотя я его взгляд отчётливо ощущала. Выйдя из воды по колено, обматываюсь полотенцем. Стою отжимаю волосы. Асакура присоединяется, уже успел прикрыть бёдра. Капельки воды стекают с волос по худощавому, жилистому, сильному телу. Аса убирает веер хвостов и уходит к палатке, чтобы снова следить за Опачо. Голдва пыхтит трубкой, старчески прищуренными глазами наблюдая, как мы, полуголые, идём к нему по берегу. Хао бросает индейцу какую-то фразу, тот отвечает шаману скрипучим голосом. Асакура смеётся над ним и качает головой, затем поворачивается ко мне.

- Говорит, что пришёл забрать тебя у меня.

- Всё верно, девочка. – едва понимаю невнятную речь старика, к тому же – с ужасным акцентом, – Величайший околдовал тебя сладкими речами, чтобы ты стала ещё одним его последователем.

Я вздёрнула брови и уставилась на Асакуру. Глаза Хао смеялись, но только глаза – внешне он выражал ледяное спокойствие.

- Когда это я стала твоим последователем? – из меня вырывается нервный смешок неверия, – Когда ты меня мороженым угощал? Когда жарила мясо и рыбу, чтобы в ответ угостить тебя?

- Я вообще в стороне за тобой наблюдал! Кстати, спасибо за мясо и рыбу. Я ничего в жизни вкуснее не ел.

- И тебе за мороженое. Всю прошлую жизнь мечтала попробовать!

Голдва кашлянул, подавившись дымом. Видимо до него дошло, что над ним тут просто тонко издеваются, и что вообще он зря пришёл. Очень зря. Ведь, мы с Хао представляли единый несокрушимый фронт.

- Но, что мы всё друг о друге? – я в притворном ужасе всплеснула руками, – Нужно предложить гостю чай!

Демонстративно покачиваю бёдрами в сторону палатки с ворохом своего тряпья в руках. Там у Хао возле удочек был котелок, но сначала – одеться. И Голдва мои украшения не поломал, сидел на соседнем валуне. Жаль, ведь, Дух Огня остался без ужина. Обо всём этом думала одевая платье за палаткой. Стихийный дух косился на меня одним глазом, а стоило пригрозить пальцем – сделал вид, что его здесь нет. Нет, он не исчез совсем, не пропал, а превратился в едва видимого духа воздуха. На сколько знаю из памяти Асакуры – все пять стихийных духов так могут, когда нужно.

Схватила с ветки брюки шамана, подхватила котелок и прыгающей походкой направилась в сторону Хао и Голдвы. Чуть-чуть не дойдя до них, остановилась. Они смотрелись странно – восьмидесятилетний старик, умудрённый и убелённый сединами, и тысячелетний мальчишка-подросток, перевидавший за три жизни кучу таких разнокалиберных стариков. Я с удивлением уставилась на Асакуру – а он, ведь, так ни разу до старости нормально и не дожил. Интересно, как это на нём сказалось? Он испытывает ненависть к людям