Смерть берет тайм-аут - Эйлет Уолдман

Неприметный деревянный знак, который мы чуть не пропустили, указывал на электронные ворота, преграждавшие путь к реабилитационному центру. Эл притормозил у ворот и, чересчур далеко высунувшись из окна, потянулся к кнопке микрофона.

— Хорошо, что у тебя есть живот для равновесия, — сказала я. — А то вывалился бы.

Он хмыкнул и опустился на сиденье:

— Очень смешно. Директор ждет нас в главном здании.

Ворота медленно отворились. Мы въехали внутрь и с полмили двигались по ослепительно белому гравию, в тени растущих по обе стороны тополей. За деревьями, между кактусами и суккулентами вились дорожки. Повсюду на скамейках из красного дерева сидели люди, подставляя лица солнцу. Какая-то женщина лениво покачивалась на деревянных качелях, закрепленных на ветке высокого дуба. Дорога оканчивалась круглой площадкой перед загородным домом с толстыми отштукатуренными стенами терракотового цвета; с крыши спускалась ярко красная бугенвиллия. По бокам тяжелых дубовых дверей, распахнутых навстречу свежему воздуху, стояли большие яркие горшки с геранью и настурцией. В солнечном пятне у дверного проема лежал рыжий кот.

— Неплохое местечко, — сказал Эл, припарковавшись у здания.

— Да уж, на психушку не тянет, — заметила я.

Я вспомнила все реабилитационные центры, в которых долгие годы посещала клиентов, мрачную обстановку, которая еще больше бросалась в глаза при жалких попытках что-то украсить: решетки на окнах, спрятанные под яркими синтетическими занавесками, узкие детские кроватки с покрывалами, когда-то красивыми, но выцветшими и блеклыми после многочисленных стирок. Двор, если таковой имелся, не был зеленой лужайкой с качелями и скамейками, а представлял собой асфальтовую площадку с пятнами зеленых насаждений, за которыми пациенты ухаживали самостоятельно, что входило в длинный список их обязанностей. Хотя садоводство и уборка предполагались в качестве терапии, меня никогда не покидало подозрение, что это не что иное, как нехватка бюджетных средств. Я соскочила на землю и огляделась, щурясь от блеска белого гравия, отражающего солнечный свет.

— Почему мне кажется, что здесь избавиться от наркотической зависимости гораздо легче, чем в любом из государственных отстойников, куда попадают наши клиенты? — призадумался Эл.

— Не знаю, — ответила я. — Смотри: что происходит, когда ты становишься трезвеником-язвеником? Тебя отправляют домой! Я бы продолжала колоться, только чтобы побыть здесь подольше.

Здание наполняла приятная прохлада. Стены украшали репродукции Гогена и Диего Риверы. Я понадеялась, что это хотя бы не подлинники. Тщательно изучила нижний угол портрета дамы с обнаженным бюстом, одетой в зеленую юбку. Подписи не увидела и вздохнула с облегчением. Это было бы уже слишком.

— Чем могу быть полезна? — произнес мягкий голос. Я обернулась и увидела рядом с Элом молодую женщину. У нее были длинные светлые волосы, прихваченные за торчащими ушами. Она стояла спиной к солнцу, и уши горели в его лучах, словно маленькие розовые фонарики, почти такие же розовые, как и ее кашемировый свитер. Она мило улыбнулась.

— У нас назначена встреча с доктором Блэкмором, — сказал Эл.

— Да-да. Мистер Хоки и миссис Эпплбаум? — мы кивнули. — Я помощница доктора Блэкмора. Меня зовут Молли Вестон.

Мы обменялись рукопожатиями.

— Он ждет вас на террасе.

Мы последовали за ней через холл, напоминавший гостиную, с мягкими стульями, встроенными полками, книгами в мягких обложках, и большим камином. Перед камином на ковре растянулся подросток, подложив под голову кипу книг; то тут, то там группами сидели люди, что-то обсуждали или читали. Все они были слегка взъерошены, будто только что проснулись или не успели посмотреть на себя в зеркало, когда одевались. Они выглядели либо очень худыми и изможденными, либо толстыми, будто питались только пончиками и картошкой фри. Несколько человек посмотрели на нас, когда мы проходили мимо, и я приветливо улыбнулась. Только один улыбнулся в ответ — мужчина лет тридцати с длинными спутанными волосами и клочковатой бородой. Он показался мне знакомым, и я подумала, что мы могли вместе учиться в колледже. Буквально через секунду я вспомнила, где видела его лицо — на обложке диска, который непрерывно в течение месяца или двух крутил Питер несколько лет назад. Должно быть, на моем лице отразилась догадка, потому что он моргнул, уныло пожал плечами и вновь погрузился в книгу.

Риз Блэкмор сидел за кованым столом на выложенной плитами террасе, которая походила на бассейн. Прекраснее волос, чем у него, я в жизни не видела — белые, как мел, длинные, ниспадающие на воротник. Они сияли на солнце, а кожа переливалась ровным, медово-бронзовым загаром, который можно получить только при свете кварцевых ламп солярия.

— Хотите что-нибудь выпить? — предложил доктор, когда мы сели к нему за стол. — Чай? Или чай-латте с соевым молоком?

— Я буду кофе без молока, — сказал Эл.

— А вы, миссис Эпплбаум? — поинтересовалась Молли.

— А я попробую чай-латте. Только у вас есть обыкновенное молоко? Коровье?

— Обезжиренное?

Это что, намек на то, что с беременностью я поправилась?

— Да, спасибо, доктор Блэкмор, — начала я.

— Пожалуйста, называйте меня Риз, — его голос был таким же ровным и гладким, как и кожа.

— Вы получили утром по факсу разрешение Юпитера Джонса?

Мы попросили Юпитера подписать бумагу, позволявшую врачам ознакомить нас, как адвокатов, с историей его болезни. Иначе, согласно правилам врачебной этики, разговор не состоялся бы.

— Да, получил. Как Юпитер? Невыносимо думать, что он в тюрьме. Он не из тех, кто умеет себя защитить.

Я кивнула:

— Ему сейчас нелегко. Но адвокат прилагает все усилия, чтобы вытащить его.

Я объяснила доктору нашу роль и попросила немного рассказать о своем заведении и о том, как Юпитер стал его пациентом.

— Во-первых, мы не называем их пациентами. Они — люди, проживающие здесь, или клиенты. Хотя, конечно, задача медицинского центра — излечить зависимость, но мы считаем, что это больше, чем лечебница. Сюда искалеченный человек может прийти, отдохнуть и постараться исцелиться в окружении людей, занятых тем же самым. Наша система построена на групповой терапии, на групповой мотивации. Каждый обитатель одновременно пациент, который лечит свое заболевание и, в самом прямом смысле, врач, помогающий остальным бороться с недугом.

Я аккуратно и незаметно наступила Элу на ногу, не позволяя ему испустить вздох, полный раздражения, которое, без сомнения, вызвали в нем слова доктора. Эл с сочувствием относился только к тем «искалеченным людям», чьи раны кровоточили и их можно было перевязать.

— У вас замечательный центр, — похвалила я.

— Им помогает природа. Поначалу многие даже не замечают того, что вокруг. Потом, через некоторое время, они уже способны обращать внимание не только на отчаянную потребность изменить сознание. Тогда они начинают смотреть на природу, позволяют себе насладиться красотой, можно сказать, переживают естественное наркотическое опьянение.

— Превосходно, — сказал Эл, и я услышала легкое презрение в его голосе, надеюсь, только потому, что очень хорошо его знаю.

Я не была с ним согласна. Да, речь доктора такая же липкая, как нефть из танкера «Эксон-Валдес», но его слова вполне разумны. Когда я работала федеральным защитником, почти все мои клиенты были наркоманами. Их жизнь сосредотачивалась на очередном кайфе — где они смогут его получить и как достать деньги. Они не совершали преступлений под воздействием наркотиков, они совершали преступления, чтобы оказаться под воздействием наркотиков. Я часто думала, что произойдет, если дать каждому наркоману его зелье. Им не нужно будет воровать, чтобы потакать своей зависимости, они будут знать, где взять следующую дозу — неожиданно у них окажется уйма времени, чтобы подумать о чем-то еще, например, куда катится их жизнь. Могу поспорить, хотя бы кто-то захочет ее изменить, и в какой-то момент появится повод, чтобы окончательно порвать с наркотиками.

В любом случае, я прекрасно представляла, что, оказавшись в Оджай, пациенты не в состоянии были даже заметить великолепие центра. Я понимала, что когда они прекращают тратить время и энергию на погоню за кайфом, их сознание может уловить невидимую прежде красоту, и даже наслаждаться ею.

— Сколько стоит пребывание здесь? — спросил Эл.

— В общем, недешево, — ответил доктор, и в его улыбке скользнула легкая тень самодовольства. — В среднем семь тысяч долларов в неделю.

Эл присвистнул.

— Да, я знаю, — продолжал Блэкмор. — Сумма кажется огромной, но могу заверить, что мы не получаем от этого большой доход. Чтобы программа работала, нужно целое состояние, а парк, — он обвел рукой, — вернее, его содержание, обходится и того дороже. Но мы очень стараемся, чтобы наша клиника была доступна не только богатым. В тех случаях, когда мы понимаем, что человеку может помочь пребывание здесь, но он не может себе этого позволить, мы идем на определенные уступки. А так как я считаю, что все врачи несут гражданскую ответственность, то у нас всегда находится определенное число людей, за которых платит штат. Обычно их направляют по заключению суда. Но в целом наши клиенты — преуспевающие люди, многие из них довольно известны. У нас доброжелательная атмосфера, полная анонимность, и им не приходится жертвовать привычным комфортом.