Плач мантихоры - Лой Штамм

…Высокие каменные своды покрыты плесенью и улитками. Мы находимся глубоко, глубоко под землей, и не понятно, откуда исходит мертвенно-зеленый гнилушечный свет, не заполняющий углы и пляшущие в них тени. Передо мной арка, словно в кафедральном соборе, под ней течет река, но не вдоль, а поперек. Вода глянцево-черная и абсолютно ровная, словно зеркало или кусок стекла, облитый черной гуашью. А дна нет. Река бездонна… Арка нависает над гранью, местом, перейдя которое, очень сложно вернуться назад. В воздухе висят сальные оплывшие свечи, они не горят, но с них стекает воск, не падая на пол. Как свечи могут висеть в воздухе? Магия? Но в Царстве Мертвых нет магии. Из-за арки донесся плеск воды и скрип весел, я еще не видела источника звука, но уже знала, кто это — паромщик. Но зачем он приплыл? У меня нет денег, чтобы заплатить ему, да и не умерла я. Когда он показался из-за угла колонны, я в ужасе попятилась назад, сжав кулаки, чтобы привести себя в чувство: за спиной Харона стояла, неестественно выпрямившись, я. Мы плыли в мир живых. Лодка шла по воде ровно, не покачиваясь, от нее не расходилась рябь и брызги, она не колыхалась. И даже плеска больше не было слышно, словно это не вода, а битум. Черный, тягучий, мертвый. Он скрадывал расстояние, паромщик подплывал обманчиво медленно, но вот уже до него рукой подать. Фигура за его спиной спустилась вниз и поцеловала паромщику белую, покрытую струпьями руку. Он поднял голову, покрытую редкими спутанными сальными волосами и посмотрел на меня, я отшатнулась еще на шаг назад — лицо его было кефирно-белое, покрытое рубцами и незаживающими ранами. Он облизнул потрескавшиеся губы, посмотрев мне в глаза, и медленно поплыл назад. Фигура, кутающаяся в черный плащ, гордо выпрямилась и, откинув капюшон, посмотрела на меня. Я вздрогнула, ожидая увидеть себя, но потом словно очнулась— да с чего я решила, что в лодке вообще я была? Я же здесь, живая, а то, что стоит передо мной, дважды мертво и отвратительно. Стояла передо мной женщина, наверное, будь она живой, она была бы красива яркой и недолговечной восточной красотой, но сейчас она внушала отвращение.

Огромные карие глаза были обведены черными синяками, веки покраснели так, словно она плакала кровью. Кожа ее, при беглом взгляде казавшаяся ровной и гладкой, имела эбонитовый цвет и словно тонким слоем песка была покрыта. Густые черные длинные волосы были заплетены в растрепанную давно не мытую косу, секлись и не блестели, но даже в таком виде они были шикарны. Рука, которой она отбрасывала капюшон с головы, была грязна и расцарапана, грязные ногти были обломаны, на фалангах пальцев запеклась кровь. Сам же плащ был покрыт какой-то слизью и порван в нескольких местах. Женщина была очень полна, скорее даже тучна, но и грациозна — кровь вампира давала о себе знать.

— Что, нехороша? — усмехнулась женщина, заметив, как дрогнули у меня губы в брезгливой гримасе, — только что с девятого круга, пояса Каина. Посмотрела бы я на тебя, если бы ты туда попала. Впрочем, тебя ждет пояс Толомея, я там тоже бывала. Препротивнейшее место, скажу я тебе. Но ты молодец, да, молодец, ты правильно поступила, убив его, иначе бы он убил тебя, рано или поздно. Я молчала, не понимая, о чем она говорит. Какие круги, какие пояса? Где я вообще? Что за симбиоз Леты с Хельхеймом? Харон еще этот…

— Молчишь? Ну молчи, молчи. Уже скоро. Совсем скоро… — мертвая вампирша протянула руку к моему лицу, я отшатнулась, еле сдерживая рвотные позывы, и она ухватила меня за правое плечо. Меня выгнуло дугой, по телу прошел электрический разряд, хотя нет, не так, словно колючая проволока через вены прошла, я даже закричать не смогла — от боли перехватило дыхание, в глазах заплясали черные точки, легкие сдавило… Я упала не левый бок перед зеркалом, еще в падении оказываясь в своей комнате и периферическим зрением замечая Ассилоха, бьющего стекло с другой стороны. За моей спиной никого не было, только жалась в угол испуганная Марыся и ветер трепал шторы. Плечо словно льдом сковало, я еле могла поднять руку. С замиранием сердца, как к чему-то неотвратимому, я повернулась к зеркалу и увидела… Да, это точно был Асси, я не отражалась. Он сидел на полу и смотрел на меня, прикусив губу. В его глазах было такое отчаяние, что мне стало страшно — теперь все. Совсем все. Случилось что-то ужасное, просто я еще не поняла, что. Я наконец-то справилась с рукой и прижала ладонь к стеклу. Ассилох с другой стороны сделал то же самое. Я потеряла сознание.

* * *

Пятничный вечер был настолько приятен, насколько вообще может быть приятна пятница вообще. Я, немного успокоившаяся после вчерашнего представления, сидела дома у Тэля с здоровенной бутылкой Сангрии, крутила в руках бокал с вином и подбивала друга на спиритический сеанс.

— Рысь, ты взрослая умная женщина, — закатил глаза Тэль, — неужели ты веришь во все эти бредни? Ну кому они нужны? Давай лучше ужастик посмотрим какой-нибудь?

— Ни то, ни другое, ни третье, — ответила я цитатой из книги, — допустим, верю. И вообще, психологи считают, что желание насилия является свидетельством очень безопасного и счастливого детства. Человек, который со всех сторон заласкан, добирает через массовую культуру жестокости и ужаса. А я вот недолюбленная в детстве, хочу быть сентиментальной и верить в сказки. И вообще, у тебя под диваном тролли живут, а за плитой зюзюка. Сказку хочу!

— Ладно, ладно, будет тебе сказка, — Тэль испуганно наблюдал за тем, как я подпрыгиваю на диване, обнимая подушку, — тебе, может, еще вина, жертва трудного детства?

— Вино это хорошо, особенно если это Сангрия, — тяжело вздохнула я, успокаиваясь и протягивая бокал, — но все-таки как-то не так у нас Самайн проходит. Не кошерно. Давай, все же, вызовем его, а?

— Уговорила, что тебе для этого нужно? — скривился парень, подливая мне вина и возвращая сосуд, — крови христианских младенцев и левого заднего копыта единорога дома не держу.

— Как ты себе вызов копытом представляешь? — задумалась я, беря алкоголь, — мы же не Воланда звать будем… Нужны два зеркала и две свечи.

— Зеркала, положим, есть, а вот свечи… Только ханукальные, подойдут? — Синий вытащил из ящика большое, размером с лист А4 формата зеркало и установил на столе.

— Я не поняла, мы будем спиритический сеанс проводить или победу над греками праздновать? — деланно возмутилась я, — а если серьезно, то альтернативы совсем нет?

— Ну… Есть еще свечка в форме яблока, которую ты зимой надкусила, — невинно улыбнулся юноша, — правда, на ней до сих пор следы твоих зубов… Ага, было дело. Не знаю уж, кто эту красоту варил, но свеча была настолько похожа на яблоко моего любимого сорта, что я не удержалась. Появилась у меня такая дурацкая привычка — сначала сделать, а потом спросить, можно ли. Так вот яблоко я схватила и под хихиканье младшей сестры Тэля — Ёлки немножко надкусила. Нет, меня можно оправдать тем, что я тогда болела, и приехала, собственно, потому что Тэль пообещал меня горячим вином отпоить, соответственно, нос у меня был заложен и на запах я не обратила внимания, да и следы там пустяковые, немного краска поцарапана, но шутка до сих пор по компании бродит. Я представила лицо Ассилоха, увидевшего надкушенное яблоко в виде свечи и решила, что лучше уж победа над греками…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});