Главный противник - Николай Басов

Когда это хозяйство было, наконец, хоть как-то освоено, Ростик поинтересовался:

– Никак не пойму, это все богатство – награда за мое терпение?

– Не совсем, – спокойно ответил аймихо, – скорее приданое моих девочек.

– Прид… что? – голос Роста прервался. Он не ожидал такого поворота, хотя, поразмыслив, без сомнения, пришел бы к такому же выводу. – Но у нас, у людей, существует… Свобода выбора. Я… я вот что думаю, давай…

– Если это решение тебе кажется нелегким, – прервал его аймихо, – пусть все идет своим чередом. Хотя, убей, не пойму, что за невидаль – иметь двух жен?

Он явно разволновался, иначе бы построил фразу более гладко.

– Они сестры, а я…

– Понятно. – Старец хмыкнул, но совсем не обидно. – Человеческая боязнь инцеста. – Он внимательно посмотрел на Ростика. – Будем считать это одним из тестов на все те идеи, которые мне придется тебе объяснить до весны. Если удастся, будешь молодцом. Если нет – я бездарный учитель.

– Зачем же так? Возможен еще вариант – малоталантливый ученик.

Отговорка тем не менее не подействовала. И кстати, очень хорошо, что никто не обратил на нее внимания. Потому что она была из какого-то другого мира, когда Рост еще маялся недооцененностью своих усилий, хотел все и везде непременно сделать по-своему, малейшую оплошность начинал рассматривать как главное доказательство своей неэффективности… Сейчас она просто не имела к нему отношения.

Он понял это по тому, что занятия, которые теперь стали еще интенсивнее, еще острее и временами требовали всех сил Ростика, вдруг перевели его внимание и мысли совсем на другое – на понимание сложности мира, на место в нем людей. Именно людей, всех разом, а не одного лишь Роста, или даже с любимыми и дорогими для него людьми – Ромкой, мамой, Евой, Кимом… Мир теперь представлялся чем-то общим, слитным, многоплановым. И в нем могло происходить многое из того, что еще год назад Ростик попросту не увидел бы.

В этом мире была война, как необходимая реальность, в нем был покой, как добавление к войне, в нем были любовь, жизнь, привязанности, перемены и постоянство, добро и зло, огромное поле вариантов превращения одного в другое, как и добра в добро со злом в зло. В нем возникали невидимые планы бытия, которые человеку никогда не суждено было понять, и отчетливое умение понимать вещи, которые были спрятаны от внимания всех других живых сущностей, кроме людей. В нем были категории праведности и греха, ясности и тумана, полноты и пустоты, выбора и необходимости, соответствия и недостаточности, избытка и понимания, конкретности и абстрактности. И главное, в нем было осознание веры.

Как ни странно, именно вера заставляла людей делать большую часть тех вещей, которые они делали. Просто-напросто, в какой-то момент человек начинал верить во что-то, и тогда изобретал, скажем, автомобиль. Сатклихо основательно потряс мыслительные способности Ростика, когда объяснил, что мастерства древних римлян, без сомнения, хватило бы, чтобы сделать почти нормально работающий автомобиль. Они смогли бы выточить блок-картер, смогли бы сделать примитивное топливо, разумеется, сумели бы построить привод, шасси, систему управления. И даже голова у них работала в нужную сторону – недаром они понастроили через всю империю отличные дороги. Но автомобиль они все-таки не сделали…

– Потому что были неконструктивны в своей вере, – объяснил Сатклихо на занятиях по Земной истории. – Автомобиль, аэроплан и всякие прочие прекрасные и удивительные предметы человечество сумело изобрести, лишь когда отвратило веру от безусловной привязанности к Богу, свойственной средним векам, и частично устремило ее на внешний мир.

– Значит, вера – созидательный элемент прогресса, – признал Рост. – Но вера в Бога? Как быть с ней?

– Тебе не хочется от нее отказываться?

Оказалось, что действительно, уже не хочется. Хотя признавая это, Ростик удивился себе, да так, что просто не мог найти слов. Как всегда, в определениях ему помог учитель из племени аймихо.

– Тебе не хотелось бы терять ее, потому что при этом ты теряешь слишком многое, верно? Осознание бессмертия души, понимание своего всемогущества, ощущение защищенности и любви, которую уже привык считать данностью жизни? – Он помолчал, прочитав безоговорочное согласие Ростика. – А главное, ты привык полагать, что настоящая, полная, неусеченная вера – тот самый инструмент, которым можно изменить почти все.

– Все так, – согласился Ростик. – Вот только одна деталь в твоих размышлениях меня смущает, хотя я и не понимаю, как точнее ее выразить… Видишь ли, ты не пришел ко всем этим замечательным мыслям сам. Ты уже имел их, когда принимал православие. Тогда почему ты согласился стать христианином, когда за вами такая утонченная, такая изящная школа мысли?

– Пока ты плохой ученик, – с грустной улыбкой признал Сатклихо. – Я, как и все аймихо, принял христианство, потому что оно верно. Оно подтверждает и даже усиливает все наши постулаты. А кроме того, оно говорит о богочеловеке, который явился вам, людям, совсем недавно, всего две тысячи лет. Нам он являлся давно… И мы, как верующие, обязаны обновить веру в соответствии с новыми ее законами. Они ведь тоже меняются.

Пожалуй, в этом не было лукавства. Все, что Ростик узнал об аймихо, не противоречило христианству. Скорее наоборот, в их лице отец Петр получил сильнейших, искуснейших адептов, способных убедить всех сомневающихся, потому что умение этих… гм, людей обращаться с таинственными силами мира свидетельствовало об истинности чудес. А что может вернее убедить людей в силе веры, если не проделанные на их глазах чудотворения?

К середине зимы у Ростика появились две жены, которые были к тому же сестрами, причем как-то так вышло, что их родство и возможность обменяться впечатлениями лишь усиливали их радость и удовольствие от всего с ними происходящего. А они добивались этого, потому что верили, как справедливо заметила Бояпош-хо, что со временем должен был понять и Ростик, – с ними лучше, чем без них. Как и им лучше с ним, чем без него.

Разумеется, все эти любовные игры происходили по старой схеме. Каждая из жен в полном соответствии с внутренними женскими договоренностями и в соответствии с желаниями самого Роста появлялась в его спальне, и любовь получала физическое воплощение.

А ближе к весне стало известно, что обе его жены ждут прибавления, что заставило и сестер, и Сатклихо прямо-таки светиться от счастья. А Ростик, получив такое наглядное подтверждение совместимости жизненной природы людей и аймихо окончательно успокоился – все было правильно, все было не зря.

Весной же Ростик вдруг понял, что Сатклихо начинает повторяться. Вероятно, старец не просто талдычил иные из своих постулатов, но и Рост выучил базовые элементы настолько, что сам уже мог делать выводы, и они все, разумеется, сходились воедино, указывая с математической точностью, что решающим оказывается даже не степень наличия или отсутствия мышления в вере, а умение делать выбор из представившихся альтернатив. Когда он задал этот вопрос, Сатклихо откровенно обрадовался.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});