Град на холме - Илья Некрасов

До прихода царя здешняя жизнь поддерживалась за счёт двух источников воды, выходивших на поверхность. Однако теперь они оказались на территории дворца. О сравнительно неплохой жизни напоминали засыхающие смоковницы, что показывались между хижинами то здесь, то там. Возле одной из смоковниц, старой и одинокой, лежал каменный топор, забытый строителями. Им было приказано срубить неприглядные, растущие где попало деревья. А те словно чувствовали, что их время ушло, и увядали сами собой. Оставшимся в Гиве жителям разрешили вырыть только один новый колодец.

Царь, должно быть, хотел снести всё старое и выстроить вокруг дворца новый город. За чертой домов бедноты, через пустырь, чернела груда камней и нечто, похожее на длинную яму. Ров? Вероятно, там планировалось возвести часть стены или городские ворота.

Давиду казалось, что дорога сюда, включая путь через пустыню, длилась целую вечность. Двое мечников шли впереди, и ещё двое сзади, изредка подталкивая молодого пастуха вперёд.

Стражник неосторожно задел висящую на спине Давида большую изогнутую в трёх местах флейту. Тот обернулся, послав мечнику укор своим взглядом, однако получил ещё один тычок. Стражники не принимали Давида всерьёз – безбородого белокурого юношу с красивым и немного женственным лицом. Носящего вместо оружия необычную дудку.[12]

Пастуху не понравился взгляд охранника. Глаза, полные темнотой… ничем. Впрочем, это могло только привидеться – из-за тени на глазах стражника, куда не попадал лунный свет.

Как раз в этот момент всколыхнулся полог на дверном проёме ближайшей хижины. Кто-то захотел выглянуть на улицу, но, испугавшись стражи, передумал. На улицу пролилось немного рыжего света от домашней масляной лампы. Полог прекратил колыхаться, и свет исчез. Конвой продолжил движение под большой луной.

Давиду становилось не по себе. Всё время, пока они петляли по узким улочкам, его не покидало ощущение, будто за ним следят. Из-за крыш, из темноты. Но когда он оборачивался туда, то никого не мог увидеть, он лишь рисковал получить ещё один тычок оружием в спину. Тишину прерывали лай бездомного пса, да шёпот ветра над низкими крышами, на грани восприятия. Синеватый при свете луны песок будто проглатывал звуки шагов, сандалии опускались в него практически бесшумно. Люди не то чтобы двигались, а плыли вперёд как тени.

Несколько раз в промежутках между мазанками показывались кипарисовые стены строящегося храма, а также возведённая каменная башня-тюрьма. Очевидно, они приближались ко дворцу. Тесные и кривые переулки неожиданно превратились в почти прямую дорогу, с глубокой колеёй в грунте – два ряда мазанок по сторонам оказались снесены. Вместо них на земле лежали каменные блоки под строительство приличных домов для приближённых царя. Здесь оставлялось место под внутренние дворики и будущие сады.

Сейчас там виднелись лишь палатки строителей. Вот один из них вынырнул из темноты и проскользнул в палатку, мельком взглянув на патруль. Строителям разрешалось больше, чем жителям. Давид задержал взгляд на палатке, заметил, что рядом стоит повозка, и неподалёку полусонный ослик, жующий что-то. Мужчина выходил, чтобы покормить его.

Мазанки исчезли вовсе. Взору предстала расчищенная площадь. По её углам группировались кустами походные шатры войск Суула. Сам дворец белел высокими известковыми стенами – в свете горящих по периметру факелов. Фасад был облицован гладким и белым однотонным материалом. Вид высокого красивого здания, вынырнувшего из темноты, и его контраст с убогими хижинами производили сильное впечатление. Давид непроизвольно остановился перед этим зрелищем.

– Вперёд, – его толкнули в спину, и пастух подчинился.

Они проходили через пустое место, где проводились нехитрые земляные работы. Здесь готовилось место под сад. Через какое-то время тут будут расти фруктовые сады и цветники. Пастух попытался нарисовать себе эту картину. И от неё закружилась голова. Он почти услышал, как ветер перешёптывается с листьями и цветами… Давид очнулся от наваждения, когда понял, что к тишине примешивается совсем другое: потрескивание огня на факелах. И ещё. Ему показалось, будто в темноте, заполнявшей балкон дворца, мелькнуло лицо. Оно проявилось на мгновение и быстро исчезло. Вернулось в сплошную массивную тень.

Стражники вдоль стен и у входа производили неприятное ощущение. Они стояли совсем без движения, широко расставив ноги и опустив руки на рукояти оружия. Мечники имели медные доспехи, отсвечивающие красным. С плеч спадали, почти струились, плащи кровавого цвета. Копьеносцы носили кожаные панцири, отделанные медью и блестевшие при близком свете факелов. По доспехам скользили всполохи и блики огня факелов.

У каждого стражника обнаруживался один и тот же странный взгляд. Будто некая завеса, непрозрачная, чернеющая, холодная, была опущена на глаза. В них совершенно не было блеска. Возникало ощущение, что эти люди лишены собственных чувств. Будто у них украдено что-то важное. И что теперь они обращены в пустые панцири, куда вселилась странная тень.

«Куклы», – думал Давид, поднимаясь по лестнице, ступая по покрытым кедровыми досками ступенькам. Он понимал, что с каждым шагом его прежняя жизнь неумолимо подходит к концу. Будто её забирает по капелькам каждое остриё меча и пика охранников, мимо которых Давид проходил. Пастух, привыкший к открытым пространствам, пытался запомнить расположение петляющих коридоров. На случай, если придётся бежать.

По коврам, что лежали на настиле из кедра, под дрожащим светом факелов, они приблизились к резным дверям. Стражник только протянул к ним руку, как из открывшегося проёма выскользнула невесомая тень. А следом её обладательница, фигурка тоненькой рабыни, быстро опустившей взгляд. Но Давид успел заметить, что её глаза отличаются от остальных. Не такие пустые, с застывшими слезами в глубине.

Они ступили в большой тронный зал. Сам трон пустовал. В зале качались тени от неровного света факелов. Их пламя колыхалось от небольшого движения воздуха. Казалось, пространство плывёт как разогретый воск, и будто в картине перед глазами есть нечто неправильное, искажённое. Мир внутри этих стен выглядел неестественным для пастуха, привыкшего к открытому воздуху и солнцу.

Двое охранников остались за дверью. Рядом с Давидом остались другие двое. Они стояли в полном молчании. Зрение постепенно привыкло к игре теней, и пастух смог различить силуэт у балкона. Через некоторое время Давид стал видеть лучше, и у него получилось рассмотреть царя.

Высокий, хорошо сложенный мужчина смотрел вдаль, скрестив руки на груди. С его спины свешивался чёрный, расшитый золотом плащ. По его краям проходили волны от лёгкого ветра. Но как-то необычно… Будто ток воздуха шёл от самой фигуры Суула, а не с улицы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});