Время колокольчиков - Илья Смирнов

«В Ленинграде не стало левых концертов, за участие в таковых группу исключают из рок-клуба», — радостно отмечала «Комсомольская правда»[21]. К тому времени идеалисты, стоявшие у истоков предприятия, были отстранены от руководства и заменены-теми самыми маленькими чиновниками, для которых (цитирую «Рок-музыку в СССР»): «чем более совершенной становилась клубная система, тем чаще приходилось попадать в ситуацию компромисса, фактически он стал формой борьбы». «Борьба» происходила следующим образом: чтобы вышестоящим инстанциям не пачкать рук, решения о запрете на выступления своих товарищей (подчеркиваю: не о запрете конкретного концерта, а о том, что людям просто запрещается играть где бы то ни было) принимал сам же Совет рок-клуба. Жертвами становились первые группы города: АКВАРИУМ, ЗООПАРК. На «закрытых» концертах и фестивалях рок-клуба происходили интересные вещи. Вот пример: замаскированные под дружинников профессионалы хватают лидер- гитариста АКВАРИУМА Александра Лялина, который только что завоевал звание лауреата, и волокут в каталажку, а вместе с ним — и Гаккеля, осмелившегося вступиться за товарища; фестиваль тем временем продолжается как ни в чем не бывало. Другие музыканты на сцене продолжают играть, а «мажорская тусовка» в зале «оттягиваться»[22]. Этим «формам борьбы» трудно было противостоять, и даже конспирироваться от них — и не только потому, что к каждой известной группе был приставлен куратор от органов, но прежде всего потому, что «новый порядок» помаленьку утверждался в самой рокерской среде. Как спрячешься от «своих»? И если раньше, планируя гастроли ЗООПАРКА, мы просто наплевали бы на запрет, или переименовали группу в какое-нибудь «ВИА завода „Закат Европы“ им. Шпенглера», то летом 83-го приходилось изобретать головоломные варианты типа: Майк приезжает один, благо ездить на поезде ему пока еще не запретили, и выступает с инструментальным составом нашей московской группы ДК, которая наскоро разучивает его песни. Меняется и аудитория рок-клуба: она становится все более «мажорской» (слово «мажор», первоначально обозначавшее «фарцовщика», «утюга», с легкой руки Ю. Шевчука — «Мальчики- мажоры» — стало применяться к «золотой молодежи», богатым и самодовольным «сынкам»). Между тем, аудитория — это и есть та референтная группа, на которую ориентирован музыкант. Словно бы в насмешку над здравым смыслом на майском 1983 года фестивале рок-клуба первое место присуждается чисто-эстрадной группе МАНУФАКТУРА (примодненному варианту ВИА), а АКВАРИУМУ и МИФАМ — только второе. Мальчики-мажоры постепенно формируют собственную рок-эстетику. Самое противное, что эта эстетика начинает воздействовать и на талантливых музыкантов…За пределами рок-клуба остались немногие. Скажем, ТРУБНЫЙ ЗОВ, основанный Валерием Бариновым и Сергеем Тимохиным, глубоко верующими христианами. Композиции ЗОВА очень похожи на то, что звучит на молитвенных собраниях баптистов — только не под орган, а в хард-роковой стилистике. Понятно, что Баринову и его товарищам нечего было делать в рок-клубе. Так же жестко определил свою позицию один из талантливейших авторов города на Неве (ничем не уступающий БГ и Майку) — Сергей Селюнин («Силя»), лидер группы ВЫХОД. «Это едва ли не самый рок-н-ролльный человек нашей необъятной Родины. Он музыкален так, как бывают музыкальны разве что чернокожие исполнители»[23]. Создатель прекрасных образцов интеллигентнейшей философской лирики (альбом 1982 г. «Брат Исайя»), Силя умел быть жестким и непримиримым. В его «Городе кастрированных поэтов» не названы никакие конкретные организации, но ассоциации у слушателей возникали не случайно.

Педерасты слагают мадригалыСвоим фригидным дамам,А импотенты иды во славу скальпелей,В сильных добрых руках врачей,Что создали этот рай для творческих людей.

Наконец, вне рок-клуба оказались и питерские панки, они же «звери» во главе с сыном американского миллионера (он же бывшая звезда советского балета В. Панов) — Андреем Пановым («Свиньей»).

Звери

Это место на Самотеке старались обходить: над дверью полужилого помещения краской было выведено «Салун Калифорния», пахло «портвейным вином». Молодой ковбой в желтом — когда-то — пиджаке и кожаных штанах распахнул дверь ногой и сказал: «Ну вы…, я Свинья, мы на гастроли приехали». «А я Лелик, — отвечал хозяин салуна, выпрямляясь во весь двухметровый рост. — Но ты…, можешь называть меня просто: Хозяин.»

Так в Москву пришел панк-рок. С Николаевского вокзала. Впрочем, главный авторитет в этой области, мой коллега по «Урлайту» Д. Морозов считает, что панка у нас практически нет. Я не спорю, пусть будет «анархический рок», но речь пойдет о том, что у нас повелось называть панком.

А между тем было время, когда панками называли всех, кто пел не о БАМе и не о замках со свечами (парусниках в океане). Да и сами певцы от Такого титула не отказывались. «Барышни в столице милы, но не для нас, они не любят звезд панк-рока, идут в сплошной отказ», — пел Майк явно о собственных злоключениях. Но безусловно, куда большее право назваться панками имели АВТОУДОВЛЕТВОРИТЕЛИ — «творческая» фракция неформального, как сказали бы сейчас, объединения «зверей», агрессивно настроенных питерских пэтэушников и бездельников. У зверей (снимем кавычки) выработались свои небезобидные и небезопасные для них же ритуалы, например, «День аптеки» («Сегодня пьем только то, что продается в аптеке!»). Они носили гордые имена «Зверский», «Оголтелый», «Нехороший» и — даже — Пиночет, ласкательно — Пиня. Свинья жил в комнате, где не было ничего, кроме дерюги на полу, плаката SEX PISTOLS и колонки с проводом, уходящим через дыру в стене к магнитофону уже в комнате матери. Так хозяин оберегал самую уязвимую часть звукосистемы от неосторожных действий гостей — а, может, и своих. АВТОУДОВЛЕТВОРИТЕЛИ вознамерились познакомить нашу аудиторию с SEX PISTOLS так же грамотно, как БГ познакомил ее с DOORS. Отсюда название группы — вольный перевод с английского.

Но в минуту откровенности Свинья признавался, что никакой он не панк, а «просто шалопай такой веселый». Или (другой вариант) — «ковбой в смысле рожу начистить». Звери интересовались не только музыкой. Случалось им бывать и актерами. «Юфа», известный ныне режиссер, о котором пишут умные статьи «параллельные» кинокритики, снимал с их участием всякую гадость на улицах города. Тогда его кинозарисовки «Вести из леса» обсуждались в более простых выражениях — и, по-моему, толку было больше.

В 1982-ом году в «могиканских» прическах можно было идти, как и в подштанниках в булгаковские времена, только в одно место — в отделение милиции. Поэтому во внешнем облике и в одежде зверей доминировал «почвенный» стиль «рашен бич» (тоже забирали, но не так скоро и не с такой энергией). Сложнее всех приходилось самому Свинье. Советскую одежду покупать ему было решительно не на что, поэтому волей-неволей приходилось носить то, что присылал из-за границы папа. Но, надо признать, Андрей довольно быстро и успешно приводил буржуазные шмотки в соответствие с «почвенным» идеалом «я ночую на вокзалах».

Тет-а-тет Свинья был вполне разумным и даже приятным собеседником, но если аудитория расширялась хотя бы до двух человек, он (как настоящий потомственный артист) преображался до полной неузнаваемости/невменяемости. Особенно непримирим он был ко всякого рода «мажорству». Однажды, оказавшись гостем подобного рода престижного застолья, он долго слушал разговоры о бабках и тачках, затем удалился на несколько минут и вернулся с тарелочкой, на которой лежало нечто вроде кабачковой икры. Но не икра… Сел за стол и стал есть это 6людо ложечкой, пока окружающие не были отвлечены от солидного разговора странным запахом. Финал застолья можете нарисовать сами.

Деятельность зверей оказалась настолько экзотична для романовского Питера, что отразилась не только в периодике, но даже в монографической литературе. Крупный специалист по коммунистическому воспитанию студенчества профессор В.Т. Лисовский заработал на разоблачениях зверей больше, чем сам Свинья панк- музыкой за всю свою жизнь. (Любопытствующих отсылаю к труду В.Т. Лисовского «Что значит быть современным» — Ленинград, 1984, а также последующие издания). По свидетельству Лисовского, знакомство уважаемого профессора с питерским зверьем состоялось в лектории, где неопрятный молодой человек прервал специалиста по коммунистической морали выкриком: «неправда, панки хорошие!» Поскольку такая формулировка для Свиньи абсолютно нехарактерна, я склонен более доверять его собственной версии: после того как Лисовский сообщил, что Роттен умер от наркотиков (перепутав его с Вишисом), главный панк города и страны вежливо прервал его словами «Не п….!»