Дитё - Владимир Поселягин

Секунду помедлив, ответил:

— Слышал. Один знакомый пел, а я запомнил.

— Споешь?

— Да не проблема. Какие закажешь? Про любовь? — промурлыкал я, прижимаясь к ее руке и влюблено глядя снизу вверх.

— Спой, которая тебе нравится.

— Мне много нравится. Только без музыкального сопровождения будет не очень, согласна?

— Пой.

— Ну ладно, вот эта подойдет на данный момент:

Был обычный серый ленинградский вечер,Я пошел бродить в дурном настроенье,Только вижу вдруг — идет мне навстречуТо ли девочка, а то ли виденье.

И как будто мы знакомы с ней даже,Помню, чей-то был тогда день рожденья,И, по-моему, зовут ее Ксюшей,То ли девочку, а то ли виденье.

Она прошла, как каравелла по зеленым волнам,Прохладным ливнем после жаркого дня.Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она,Чтоб посмотреть, не оглянулся ли я…[3]

Закончив «Виденье», спел «Студентку-практикантку», потом «Плачет девочка в автомате».

— Красивые песни, — сказала Ксения. — Последняя жалостливая такая.

Еще бы, на ней я специально слезу пустил. Что, кстати, получилось довольно легко.

— Мы приехали. Выходи.

Оказалось, что мы уже припарковались у тротуара. Выбравшись из машины, я встал около капота и стал ждать, пока Ксения её закроет.

— Пойдем, — закончив, она подала мне руку.

Блин, как дите ведет.

Пока шли по одной из тенистых тропинок, Ксения постоянно выспрашивала у меня про песни. Я старательно отводил вопросы в сторону и, прикалываясь над ней, кричал, когда проходили прохожие: «Мама, ну купи!» На что она уже не обращала внимания.

— А кто это здесь одна гуляет?

Из кустов вышли, покачиваясь, два патлатых дауна лет по двадцать. Отчетливый запах свежего перегара показывал, что они изрядно выпили. Наверняка их потянуло на подвиги из-за этого. Один бросил на меня взгляд, и я молниеносно сунул палец в нос и стал в нем ковыряться, тупо глядя на них.

— Пропустите! — воскликнула Ксения, пытаясь обойти этих павианов.

К сожалению, поблизости никого не было, только вдалеке мелькнула куртка прохожего.

— Не-е, не пропустим, — ухмыльнулся тот же гамадрил, раскинув руки.

Мне это надоело. Отодвинув Ксению в сторону, я принялся закатывать рукава рубашки:

— Так, чмыри, у вас две секунды, пока я не закончу, чтобы свалить.

Бабуины, усмехнувшись, переглянулись, один из них грозно нахмурился и спросил:

— А то что?

— А то вам будет плохо.

Все это как-то отдавало какой-то театральностью, но мне было пофиг.

Говорливый, поигрывая мышцами, направился ко мне. Сжав правую руку в кулак, я звонко шлепнул ей по ладони левой и, нахмурившись, сказал:

— Все, конец вам! — после чего, набрав полные легкие воздуха, заорал: — Милиция-я-я! Грабю-ю-ют! Убиваю-ют!..

— Все, хватит вопить, они уже убежали. — Ксения, с трудом сдерживая смех, стояла рядом. — Ты был очень грозен.

— Конечно, для этого и нужны настоящие мужчины!

— Громко орать?

— И для этого тоже, — немного подумав, ответил я.

В кафе мне принесли большую порцию мороженого (ну страсть у меня к этому лакомству!). Очень большую. Такую большую, что всё не влезло. Остатками тут же завладела Ксения и принялась издеваться: зачерпнёт немного ложечкой и облизывает её, как… В общем, очень уж сексуально. И ещё глазами при этом насмешливо стреляет в мою сторону.

Громко икнув от полноты чувств, я слез со стула и пояснил:

— Я это… Ик. Туда… Ик. Короче, ща приду. Ик, — после чего быстро засеменил в туалет.

Выходя из общественного туалета с блаженной улыбкой на лице, увидел шагающих по тропинке к кафе двух знакомых милиционеров, а с ними… Оба-на! Те два черномордых лангура, бредущие с печально опущенными головами.

Тогда мой крик был услышан, и через минуту к нам с параллельной тропинки выскочили двое милиционеров и активно закрутили головами. Один из них, с лычками сержанта, на ходу спросил:

— Кто кричал?

— Она!

— Он! — одновременно показали мы друг на друга. Ксения бросила на меня свирепый взгляд.

— Ну ладно, я кричал, — поднял я руку. И вопросительно посмотрел на Ксению, всем своим видом показывая, что из меня слова и клещами не вытащить. Ксения не сплоховала и рассказала почти всю правду, с незначительными изменениями. Показав, куда хулиганы побежали и откуда вышли, мы отправились в кафе, сообщив милиционерам, где будем находиться.

И сейчас обеих макак вели к нам на опознание.

Приметив, где они скрылись за кустами, бросился напрямик, срезав путь по газону, и выскочил на тропинку прямо перед носом обеих мартышек, что заставило их вздрогнуть и остановиться. Уперев руки в бока, выпятив челюсть и с презрением окинув их взглядом, я сказал:

— Ну что… ик. Тупиковая ветвь… ик… развития, поймали вас? Если бы вы по… ик… пались мне раньше, то я бы ва… ик… с на куски пор… и-ик-к… вал!

Последний «ик» оказался особенно громким, и если до этого по мере моей речи улыбки милиционеров становились все шире и шире, то здесь они рассмеялись.

Свирепо посмотрев на усмехнувшегося за компанию говорливого, подошел и с силой врезал носком ботинка ему по щиколотке. Я знал, куда следует бить, и поэтому обезьян, взвыв от боли, упал на тропинку и стал стонать, держась за пострадавшее место.

— А ты че вылупился? Тоже хочешь? — спросил я у второго.

Икота, так некстати проявившаяся, внезапно пропала.

— Все, хватит с него. — Улыбающийся сержант отодвинул меня в сторону. Второй милиционер, с чистой совестью на погонах, помог подняться пострадавшему от ребенка парню.

— Я так понял, что это они? — спросил сержант.

— Они.

— Тогда пройдем в кафе, за твоей сестрой. Она должна дать показания.

— Раз надо, даст. Пшли.

Сунув руки в карманы штанов, я вразвалочку последовал за ними.

— Все-таки странно. Студенты, комсомольцы, а так себя ведут. У одного — отец начальник порта, а сынок пьяный по улицам ходит! — возмущалась Ксения, когда мы возвращались к машине.

— Подумаешь, вот у нас было… э-э-э…

— Что было?

— Да не, ничего не было, — вовремя опомнился я и не стал рассказывать про беспредел «золотой молодежи» в мое время.

— О, а это еще кто? — озадаченно поинтересовалась Ксения, глядя из-под ладони на парня лет тридцати, облокотившегося о капот нашей «тройки». Сзади вплотную стояла серая замызганная «Волга» с сидящим в ней водителем.

— Нашли-таки! — недовольно буркнул я.

Подойдя к машинам, поймал взгляд парня. Серьезный товарищ, похоже, из волкодавов, неприятный соперник, будь я даже в нормальной, привычной форме. Еще больше я укрепился в своем мнении, когда он двинулся нам навстречу. Очень неприятный соперник.

— Ксения Викторовна, вас с вашим спутником, — он кивнул мне, — ждет Григорий Васильевич. Поторопитесь, пожалуйста.

После чего, повернувшись ко мне, предложил сесть в их машину.

— Нет, спасибо. Эту тетю я знаю, а вас нет.

Одно дело ехать с приятной особой, другое — с двумя мужиками.

Нет. Нет и нет.

— Хорошо, мы следуем за вами, — кивнув, парень направился к «Волге».

— Ну что, красавица, закончились наши приключения, а? — повернулся я к Ксении.

— Но день ведь еще не закончился? Посмотрим, что он нам еще принесет.

— Надеюсь, только хорошее, — мне удалось вполне натурально улыбнуться. Хотя было не до веселья, тревожила неопределенность.

— Я тоже надеюсь.

— Ну что, поехали?

— Держись, прокачу с ветерком!

— За тебя держаться?

— Все, приехали. Можешь выходить!

Но вылезать я не спешил. Прикусив губу, внимательно осматривал три «Волги» у подъезда и стоящих рядом парней.

— О, похоже, у дяди гости! — воскликнула Ксения, посмотрев в ту же сторону.

— Может, они не к нему?

— Может, но сопоставив некоторые факты, — она окинула меня взглядом, — я все-таки думаю, что это к нам.

Пожав плечами, я вылез из машины. Сам, подойдя к Ксении, взял ее руку, и мы пошли к подъезду под внимательными взглядами охраны.

Зайдя в прихожую квартиры, увидели там пару мужчин. Которые, явно ждали нас.

— Ксения Викторовна, попрошу пройти за мной, — шагнул вперед один из них и сделал приглашающий жест рукой.

Посмотрев, как девушка уходит в сопровождении этого хмыря, я повернулся ко второму и спросил:

— А я, так понимаю, должен пройти с вами?

Тот, не сказав ни слова, сделал такой же приглашающий жест, проводил меня к кабинету и открыл дверь. Я замер на пороге.

— Ну что же вы, Артур Кириллович, остановились? Заходите, не бойтесь, мы не кусаемся, — сказал сидящий в кресле пожилой мужчина с болезненного вида лицом. Сам Романов сидел во втором кресле и, попивая чай из стакана с подстаканником, с большим интересом наблюдал за происходящим.