Против света - Кеннет Грант

Поскольку мозг не способен удерживать несколько мыслей одновременно, все события жизни переживаются в том временном пространстве, которое именуется прошлым. Потом мы придумываем историю для этих событий и воображаем, что они происходили с нами. Таким образом, ощущение движения возникает в сознании как событие прошлого, хотя на самом деле испытывается оно сейчас. Осознавая это, мальчик верил, что никакого прошлого нет, ибо не было «его», — того, с кем это прошлое случилось. Он еще не догадался, что настоящего тоже нет.

Он «помнил», что дверь открывается с трудом, что ее надо резко дернуть, тогда раздастся чавкающий звук, — и мальчик боялся разбудить других обитателей дома. Они были бы не прочь рано проснуться в такое чудное утро, но мальчик не хотел, чтобы кто-то эту безупречность нарушил. Для него это было архетипическое утро; утро, воспетое Дали в «Рассвете», картине, которой он так страстно восхищался, или в безупречной строке Малларме:

Le merge, le vivace et le bel aujourd'hup.

Переступив порог, он не забыл, что ступать надо тихо, осторожно перенося при каждом шаге тяжесть тела на пол. Витражное стекло парадной двери отбрасывало на лакированный паркет пламенные отблески стилизованных цветов и листьев, желтизну и зелень. Призрачный узор накладывался на орнамент ведущих к двери ванной ковриков: они были разложены в форме брильянта, точно камешки, по которым перебираешься через поток. За этой дверью утренний свет был белее, острее, холоднее и наполнен свежим запахом антисептика. Зеркало над умывальником отражало лицо мальчика, и тень постарше смотрела вспять на него, еще не совсем проснувшегося, не способного полностью затмить прежний отпечаток; палимпсест отсутствия. Обрамляли отражение два подсвечника с головами сатиров. Гонимые ветром облачка на мгновение затуманили белизну комнаты. В промчавшейся тени он увидел другое лицо, за ним, под ним, окутанное…

Именно такая быстрая смена впечатлений, — каждое движение мальчика имитировал мужчина, — позднее привела к появлению в «Брандише» привидений. Эти постоянно повторяющиеся упражнения позволили ему, в конечном счете, вступить в Пустоту, озадачив обманщика-Время истинным знанием того, что пространство, в котором развивались события, едино с сознанием, наделяющим способностью ощущать.

В ванной комнате, несимметричной, но, скорее, треугольной, был, точно в зале масонской ложи, черно-белый клетчатый пол, заряженный положительными и отрицательными энергетическими потоками. Путеводная нить, ведущая к зеркалу над раковиной, была незримо связана со спальней, в которой мальчик ощутил Ясный Свет Сознания. Это было фундаментальное переживание, превратившее «Брандиш» в тайный храм, и он часто посещал его в последующие годы. Сдвиг времени, ночь и утро, стали его священным кругом, символизировавшим вечное поклонение и завершающим магический Оборот. В вихре летящего диска — точнее, в самом процессе броска — он мельком увидел Гримуар, который доктор Блэк нашел, но так до конца и не понял. Той лунной ночью, когда Маргарет Лизинг и ее юный спутник отправились в Кандлстон, доктор Блэк шевелился тенью на паперти церкви Мертир-Маура. Потом Блэк возник на Лейн загадочным силуэтом и открыл мальчику в образе мужчины место Существ, где Генри Ли тоже отворил дверь — в иные пространства. Тонкие подсвечники с головами сатиров создавали порталы, открывавшие путь в склеп. И через них мальчик в образе мужчины прошел девятые врата. Женщина склонилась в тени над кипящим котлом, отблески танцевали в ее спутанных волосах. Шаги звучали по мозаичным плиткам, им вторило эхо. Дядя Фин подвел меня к креслу. Два места — «Мальвы» и склеп Кандлстона — не вполне совпадали. Их несовпадение, не только пространственное, открывало суть тайного ремесла Маргарет Лизинг.

Я невольно взглянул вверх, удрученный низким потолком, которому явно не удавалось подпирать безмерную тьму, оживленную кровоточащими лунами. Только сейчас я начал понимать, как змеятся тоннели у одиннадцати Башен и Девятых Врат. Среди закутанных в саван фигур, толпившихся в склепе, я узнал жителей Огмора и Мертир-Маура. Уснув и заблудившись, многие из них не смогут вновь очнуться на дневной стороне. Плавность скольжения отличала «иных», наполнивших склеп, от мертвецов. Всех, — мертвых, спящих и «иных», — уловили петли света, потрескивавшие в основании громоздких электродов. Я не посмел приблизиться к огненным кольцам, хотя дядя Фин трогал их безнаказанно. Но он умер, а я нет. Или тоже умер? Я оцепенел от этой мысли. Мгновенно возникло возражение: «Если я об этом думаю, то наверняка не умер». Трудно описать, какое облегчение принес мне этот простой вывод.

Маргарет Лизинг вытаскивала из кипящего варева опаленную человеческую голову. Похоже, это была моя голова. Маргарет отвернулась от меня, и я сел в кресло, предложенное дядей Фином. Он указал на портрет Черного Орла. Все перед моими глазами кружилось, комнату наполнил едкий запах. Это могло быть испарение болотных трав или смрад волос Маргарет, опаленных огнем котла.

— Осталось недолго, — сказал дядя Фин.

Из большой папки он извлек лист, покрытый магическими печатями.

— Я скопировал их из книги. — Он протянул лист мне. Я не знал, на что смотреть: на клочья плоти, свисавшие с той штуки, которую держала ведьма, или на печати Гримуара. Они были точно такие же, как те, что я однажды скопировал, а потом потерял. Предвещали Пришествие Иных и рассказывали, как Они проникнут в частоты человеческой жизни. Они придут, как приходили прежде, обойдя врата ниже Малькута, обозначающего планету Земля. Заполнят каждую щель и трещинку, просочатся в любой зазор.

Дядя Фин мечтательно взирал на болото, видневшееся в открытую дверь. Его лицо было озарено летним солнцем — или то был жар очага, пожиравшего его плоть? Под бульканье котла, в котором варилось мясо, Черный Орел пел песню, которую некогда слышали Остин Спейр, Грегор Грант и Алистер Кроули. Суть этой песни в том, что когда врата откроются, неосторожные падут в Тоннели Сета. Если им не будут ведомы Знаки Защиты и искусство изгнания духов, они заплутают и рано или поздно забредут туда, где не слышно Слово Эона. Страшное бедствие, ибо слово изменится примерно в двухтысячном году. Люди, попавшие в тоннели, не услышат его, их сметет с земли в выгребные ямы под Малькутом. Традиционный путь эволюции, приведший человечество к порогу Бездны, сгинет, когда прежде времени возродятся древние атавизмы, которыми люди не смогут управлять. Дядя Фин пояснил, что это возрождение атавизмов может быть вызвано радиоактивной бомбардировкой Извне при попустительстве глупых людишек.

— Внешние силы, — пояснил он, — уже просочились в нашу явь в виде НЛО, чудовищных пришельцев, ужасающих кошмаров, что снятся чувствительным людям на всей планете. Противотоки этих сил неизбежно приведут к трагедии для тех, кто не готов иметь дело с обитателями тоннелей.

Вот о чем говорилось в песне Черного орла и в песне Синь-Синь-Ва — китайского мистика, о котором мне довелось узнать позже. Дядя Фин напомнил о древних системах магии и волшебства, предлагавших способы управления духами и их изгнания. Он повторил предупреждение Кроули — нужно быть предельно осторожным:

— Предостережения Кроули стали еще более насущными теперь, когда незваные внеземные существа обретаются среди нас. Бесчисленные встречи с ними зафиксированы за последнее десятилетие. А ведь ты видел и следующие тридцать лет!

Это замечание напомнило мне, что дядя Фин умер в 1957 году — через десять лет после того, как мир впервые услышал тревожную весть о пришельцах, проникших в земную атмосферу.

— Выходит, в Гримуаре описаны Знак Защиты и методы контроля тех… Иных? — спросил я.

Дядя глянул на меня с притворной жалостью.

— Кроули посвятил свою жизнь тому, чтобы привести Их в наш мир! — завопил он, выплеснув всю дикую ненависть к магу. — Он объявил себя «избранным жрецом и апостолом безграничного пространства». С помощью Багряной Жены он хотел собрать Детей Изиды, дабы спустить «звездную славу» на землю. «Звездная слава» — это одно из Их имен.

Дядя Фин имел в виду Изиду или Нюит, звездное влияние которой описано в Гримуаре.

— Кроули говорил о пришествии «нового» Зона, но наполняющий его поток бесконечно стар. Зон Темного Цикла появляется, когда звезды выстраиваются в нужном порядке. Один лишь Лавкрафт верно прочитал руны и провозгласил неизбежность возвращения Великих Древних. Аврид притянула первую волну нашествия, скопировав Гримуар, оставленный на Земле, когда Они вернулись в первый раз. Неизвестный волшебник первым намекнул в Гримуаре на присутствие Древних.

Неотвратимость Их возвращения ужасала доктора Блэка, и он заразил меня своим страхом. Я попросил его все объяснить. Оторвав взгляд от огненных колец, он посмотрел на меня с подозрением и отчаянием.