Фрэнк Синатра: Ава Гарднер или Мэрилин Монро? Самая безумная любовь XX века - Людмила Бояджиева

Вот еще манеру взял — руками махать! Долли воинственно подбоченилась:

— Я — мешаю?! Разве не я первая сказала, что мальчик должен стать певцом! Вспомните, когда приходила родня, я всегда заставляла Фрэнка петь! И все были совершенно потрясены! Потом кодлу его музыкантов, что здесь целый день паслась, до пупа кормила. А теперь — «не мешай»! Никому не нужна в этом доме. — Она проглотила ком, но слезы полились.

Фрэнк вдруг заметил, что не только обстановка в доме кажется ему обветшалой, жалкой, состарившейся. Состарились родители. Железная До плачет, отец старается скрыть одышку. И совсем они не сильные, не грозные. Доживающие жизнь старики.

— Я говорил отцу, что нам пора перебираться отсюда к солнышку, — терпеливо объяснил он. — Для этого мне нужно появиться на экране и завоевать популярность. Это будет рывок…

— Нужно, нужно… — проворчал Мартин. — А мне новая вставная челюсть нужна. И сердце здоровое.

— Будет, па! Вот заработаю и все тебе куплю — и челюсть, и сердце. — Фрэнк сжал кулаки. — Или сдохну под забором.

«Не сплоховать — борцу поможет хватка»

Через три дня Фрэнку позвонил человек, назвавшийся Джорджом Эвансом. Он сказал, что побывал на концерте биг-бэнда Томми Дорси, правда только до антракта, слышал Синатру и хотел бы встретиться с ним у себя в офисе.

— Отец! — Фрэнк еще держал трубку возле уха. — Это не розыгрыш?

— Тебе позвонил президент?

— Мне позвонил один из лучших агентов Америки! Он раскручивает звезд первой величины. Он пригласил меня на разговор!

— Иди, сынок, и поговори с ним. — Мартин даже не отложил газету. — А потом поблагодаришь от меня одного человека. Вилли Моретти — ты его помнишь. Когда-то мы с его отцом стояли на ринге. Он меня положил…

— Моретти? — Фрэнк хорошо помнил улыбчивого человека с ласковыми глазами, из которых сквозило леденящим холодом. — Быстро он меня тогда от суда отмазал. Я правда был невиновен, не трогал ту девку… Хорош Вилли… Деловой человек.

Фрэнк, конечно, еще тогда сообразил, кто такой этот Вилли. А потом докопался — в определенных кругах его знали как одного из самых крутых банди — тов Нью-Джерси. Но он не стал обсуждать это с отцом. Для него разговоры о сицилийской мафии были не более реальны, чем пересуды об НЛО. Темно, смутно, далеко. Сейчас он понял, как близко подошел к опасной черте. Опасной? Почему? Для него эти люди — защита и помощь.

— Лады. Поговорю и поблагодарю… — Фрэнк выказал невероятную нежность — обнял отца и похлопал его по спине: — А ты у меня еще совсем крепкий, старикан.

— «Эванс, Эванс — это класс. Можете поздравить нас…» Пожалуй, фортуне надоело показывать мне свою задницу. — Фрэнк шлепнул Нэнси по располневшему заду.

Теплые руки, пахнущие цветочным мылом, обняли его шею, скользнули дрессированными мышками к груди и там зашустрили, завозились и убежали, развернув его к зеркалу.

— Ну, как? Да не затягивай узел! Пусть свободно лежит. Новый фасон, усовершенствованный. Этот галстук и к деловому костюму как раз подходит. Нитки-то какие! С блеском, твой цвет — стальной с синим отливом, как раз к глазам. Целый месяц ночами вязала, спицы тонюсенькие, как иголки… Жду тебя и вяжу, жду и вяжу…

Она смотрела на него с обожанием. Пухленькая, милая, преданная, простенькая. И что особенно важно — всепрощающая. В шкафу стопки наглаженного белья переложены мешочками с сушеной лавандой, на плите отличный ужин всегда ждет мужа. Иногда до самого утра. Жареным сладким перцем пропахла кухня, на стене — гирлянды лиловых луковиц и ядреного крупного чеснока. Нэнси хорошая хозяйка, вовсю Долли помогает. И отличная мать — в колыбельке сладко спит их дочка, чистенькая, сытая, розовая, как булочка в клубничной глазури.

Нэнси отошла, искоса посмотрела на свою работу — новый галстук, последний из целой серии «спецзаказа». Не очень-то ему подходили стандартные фасоны галстуков — словно удавки болтались на тонкой шее.

— Молодец, женушка, — одобрил обновку Фрэнк, глядя в зеркало огромного трюмо. — Отличная маскировка мелких недостатков великого Фрэнки — скрыт от завистливых глаз мощный кадык и нежная шея… — Он криво усмехнулся. — Кто сказал «мощный кадык»? Ша, господа. Взгляните получше. — Он согнул руки, напряг мускулы, демонстрируя боксерскую стойку. — Все наоборот: мощная шея и нежный кадык. Кто скажет, детка, что твой муж не богатырского телосложения? — Он покосился на свое отражение и, подмигнув себе, отвернулся. — Во всяком случае, драться я умею, и совсем неплохо.

— Мой муж — самый-самый! — Оглядев деловой костюм Фрэнка, Нэнси смахнула пушинку. — Эвансу ты понравишься.

— Кто тут кому нравится? Это шоу-бизнес, детка! Рынок! Посмотрим, что предложит этот малый за такой «товар», как я. — Ребрами ладоней Фрэнк пригладил и без того блестящий от бриолина косой пробор. — Задешево я не продамся.

— Матерь Божья и святые угодники! — Воздев глаза к низкому потолку, Нэнси быстро перекрестилась. — Сделайте так, чтобы все получилось так, как хочет Фрэнки!

— Да куда они денутся, угодники твои разжиревшие! От меня не отвертятся. — В дверях он обернулся, послал жене воздушный поцелуй, «сдув» его с ладони, и она просияла: верно, против такого никто не устоит.

— Рост… Ну, думаю, с натяжкой сто шестьдесят пять. Вес — пятьдесят пять. С галстуком. Угадал? — Прищурившись, сидящий в кресле за письменным столом человек рассматривал визитера. — Не смущайся, парень, садись. Я ж покупатель привередливый…

— Вы знаете, как я пою. Вы были на концерте Томми Дорси. Видели, как меня принимал зал. — Фрэнк продолжал стоять твердо и упрямо, как стоял на сцене — слегка расставив ноги и повернувшись чуть боком. — Этого недостаточно?

— О, да! Сумасшедший успех! Кажется, даже какая-то дама преподнесла цветы. Или букет предназначался Томми? — У Эванса было круглое румяное лицо состарившегося рождественского ангелочка. Если бы у него были крылья, то от них несло бы папиросным дымом, пропитавшим всю комнату. Он и сейчас дымил, говорил словно нехотя, сжимая в уголке губ окурок.

— Радио, пластинки, работа с Томми, — прищурившись, напомнил Фрэнк.

— Как твой предполагаемый агент, я изучил досье. — Эванс загасил остаток папиросы в переполненной пепельнице и запустил обе пятерни в копну вьющихся светлых волос. Помолчал, задумчиво почесывая голову. — Изучил и кое-что придумал…

— Я тоже кое-что узнал о вас. Дюк Эллингтон, Дин Мартин — ваши клиенты. Но все это… — Фрэнк с демонстративным унынием обвел глазами скромную обстановку комнаты, состоящую, помимо письменного стола, из жестяного, выкрашенного серой краской стеллажа, загруженного разлохмаченными папками, видавшего виды кожаного дивана и рогатой вешалки в углу с тремя зонтиками.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});