Прошедшее повелительное - Дэйв Дункан

Семисотые Празднества Тиона привлекли больше народа, чем обычно. Люди вокруг нее прощались, утирая слезы, выкрикивали последние напутствия и предостережения. Необычно много было жрецов и монахов, разноцветные одеяния которых выглядывали из-под шерстяных плащей. Другую часть составляли купцы. Их сопровождали носильщики с добром. А некоторых – вооруженные охранники. Еще на Празднества направлялись атлеты – здоровые парни, выслушивающие последние наставления отцов, дядек или просто друзей. Кроме них Элиэль заметила обычных калек и слепцов, собиравшихся на Празднества в надежде на чудо. Остальные – мужчины и женщины – скорее всего были просто паломниками.

Она протискивалась сквозь толпу – мешок и хромота отчаянно мешали ей.

– Элиэль!

Облегченно вздохнув, она обернулась на голос. Это оказалась Утиам Флейтист – одна и без вещей. Утиам была дочерью Амбрии. Ей исполнилось восемнадцать, и она была самой красивой актрисой в труппе – и по внешности, и по голосу, и по осанке. Сейчас же она казалась холодной как лед, но от этого не менее прекрасной. Элиэль так обрадовалась ей!

– Балда маленькая! Где тебя носит?

– А… – ответила девочка. – Я ходила помолиться Кирб’лу. – Тут она сообразила, что так и не успела сделать это. – А где все? Что их задержало? Тут столько людей…

– А будет еще больше! Храм битком набит.

– Но Празднества начнутся в бедродень! – А ведь был уже коленодень! – Если мы не…

– Был плохой знак!

– Что?

Лицо Утиам оставалось мрачным. Она нагнулась к Элиэль и зашептала ей на ухо – толпа подступила слишком близко.

– Тронг Импресарио, как всегда, принес в дар богине белого петуха. И когда жрецы начали читать по его потрохам, они обнаружили, что у него нет печени.

Что за ерунда! Как это у петуха может не оказаться печени? Что за ужасное знамение! Надежды Элиэль перейти перевал сегодня вдруг померкли. Должно быть, богиня здорово обижена на что-то.

– И что теперь?

– Нам придется подождать, пока жрецы не разберутся с остальными, и принести жертву побольше.

При взгляде на лицо Утиам Элиэль пробрала холодная дрожь.

– Ты не хочешь сказать…

– О нет! По крайней мере надеюсь, что нет. – Впрочем, она явно не была уверена. – Жрецы предложили детеныша дракона.

Элиэль поперхнулась.

– Амбрию кондрашка хватит! – Детеныш дракона стоит больше, чем их труппа заработает за несколько недель. Да, день, похоже, выдался разорительный. Плохие времена для труппы означали пустой желудок.

– Но в конце концов, – улыбнулась Утиам, – они сошлись на альпаке.

Нет, с Амбрией все равно случится припадок. Даже альпака обойдется им в выручку за несколько вечеров, особенно если учесть прижимистость этих нарсиан.

– Возможно, нам не удастся уехать сегодня, – выпрямилась Утиам. – Я лучше вернусь в храм. – Подобная перспектива явно не слишком радовала ее.

– Мне тоже идти?

– Тебе не обязательно. Подожди лучше здесь – на всякий случай. Кажется, я видела Т’лина Драконоторговца.

– Кого? – переспросила Элиэль. Она надеялась, что дружба с Т’лином – ее секрет. Довольное выражение лица Утиам означало, что той все известно. Но Элиэль еще успеет к Т’лину. Сначала она может пошататься здесь. Тут она вспомнила предостережение сумасшедшего жреца насчет того, что ей грозит опасность.

– Утиам, Ирепит богиня чего? Кто такие дочери Ирепит?

Утиам казалась удивленной – что ж, было с чего.

– Есть такой монашеский орден – в Носоквейле, кажется. Они…

– В Ринувейле, – раздался скрипучий голос у нее за спиной. – Не в Носоквейле.

Элиэль сердито оглянулась.

– Подслушивать – грех!

Утиам с размаху залепила ей такую затрещину, что она пошатнулась. Это было несправедливо – она ведь всего-навсего повторила то, что столько раз говорила ей Амбрия.

Говорившая оказалась монахиней в просторной шерстяной хламиде с отделкой из грубой кожи. Трудно сказать, какого роста она была когда-то – теперь она так сгорбилась, что казалась чуть ли не ниже Элиэль. На морщинистом лице выделялся длинный тонкий нос – красный нос с блестящей каплей на конце. Щеки же были старчески желтые, хотя мороз окрасил их неким подобием румянца. Волосы и шею скрывал платок – некогда синий, как и ее хламида, но теперь выцветший и вытертый. Да и глаза, смотревшие на Элиэль, казались того же вылинявшего серого цвета; они заметно слезились на ледяном ветру.

– Простите ее, святая госпожа, – сказала Утиам. – Она у нас непутевое отродье. – Она тряхнула Элиэль за плечо. – Проси прощения!

– Ошибки молодости прощаются легко! – пробормотала женщина. Она не сводила своих выцветших, слезящихся глаз с лица Элиэль, все еще стоявшей с пылающими ушами. – Сказано в Синем Писании, в «Книге Элайет»: «Время – возмездие богов». Не потому ли молодым, чья жизнь столь беспечна, так не терпится, чтобы дни шли быстрее, а старики, утратившие способность радоваться, дорожат каждым мгновением? – Она сощурилась, очевидно, ожидая ответа.

На боку у нее, почти касаясь острием земли, висел обнаженный меч.

– М-мать? – пробормотала Элиэль, с опаской косясь на это совершенно неуместное здесь оружие.

– Сестра, – поправила ее монахиня. – Сестра Ан. – Ее губы были почти такие же бледно-серые, как и глаза, и все же казалось, будто холод не беспокоит ее. Она перевела взгляд на Утиам. – Разве не удивительно, что столько людей взбудоражено пророчеством?

– Пророчеством, сестра? – переспросила Утиам.

Меч был самый что ни есть настоящий – блестящее лезвие без единого пятнышка ржавчины. Только теперь Элиэль обратила внимание на правую руку женщины, покоившуюся на эфесе. Рука тоже была серой, а пальцы – такие скрюченные, что сестра вряд ли смогла бы ухватить ими рукоять как следует. Одного взгляда на дрожащую старуху было достаточно, чтобы замерзнуть самому.

Синий цвет – цвет Астины, Девы, богини множества самых разных вещей от справедливости до солдат с атлетами. Может, этим и объясняется то, что ее жрица носит меч? Хотя если подумать, с чего это Астине быть богиней солдат, когда богом войны является Карзон, мужчина? И при чем здесь атлеты? О них должен был бы заботиться Юноша – слышал ли, кто-нибудь когда-нибудь об атлете-женщине? Нет, миру стоило бы быть немного логичнее, а эта вооруженная старуха только запутывала все еще сильнее.

– Семисотые Празднества! – Сестра Ан вдруг улыбнулась, показав несколько желтых обломков – все, что осталось у нее от зубов. – Великие чудеса предсказаны. Благодарение богу! Но не пора ли Нам поспешить к этому славному юноше, что продает билеты?

Улыбка старухи показалась Элиэль отвратительной. Ее выговор был незнакомым, но скорее всего это из-за зубов – точнее, их отсутствия.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});