Предатели. Войско без знамен - Игорь Атаманенко

В среде спецслужбистов бытует мнение, что оптимизм в разведке происходит от недостаточной информированности состава, поэтому в контрразведке преобладают пессимисты. Думается, что эта неоднозначная истина не относилась к работодателям «Сфиэ». Они, будучи реалистами, с самого начала операции «Толкачев — ЦРУ» отдавали себе отчет в том, что рано или поздно ей придет конец. Вопрос был в том, когда и как. Закончится ли она захватом Толкачева советской контрразведкой, или агента придется вывозить в США при возникновении опасности его провала? Учитывая беспримерную ценность информации Толкачева, которая обезоруживала СССР и помогала США стать лидером на мировой арене, в Лэнти не могла не печься о его судьбе. Кураторы были готовы вывезти Толкачева с семьей на территорию США. Но при этом им хотелось отсрочить этот вариант на более поздний срок, чтобы полностью реализовать ресурс «Сфиэ» и максимально использовать его доступ к советским секретам военной и государственной важности!

Мысль о том, что когда-то пробьет час расставания с ЦРУ, приходила в голову и Толкачеву. Реакция его на это была своеобразной. Она сначала удивила, а затем обрадовала его кураторов. Так, в сообщении, переданном в ЦРУ в апреле 1979 года, Толкачев категорично потребовал выдать ему капсулу с ядом, заявив: «Я не намерен разговаривать с органами КГБ в случае задержания». Свое требование он повторил в октябре 1979 года, и с тех пор не переставал поднимать этот вопрос во всех своих сообщениях в ЦРУ. Сначала в штаб-квартире его задумку отвергли с порога, однако в дальнейшем пришли к выводу, что Толкачев не отступит и будет настаивать на своем. Но Стэнсфилд Тернер, пристально следивший за успехами чрезвычайно плодовитого агента, категорически запретил снабжать его ядом, о чем Толкачев был поставлен в известность на очередной явке. Узнав об этом решении, «Сфиэ» 7 июня 1980 года передал через Гюльшнера письмо на имя Директора ЦРУ, в котором детально описал, какому риску он подвергается, и в этой связи настаивал немедленно снабдить его «средством для совершения самоубийства».

Кроме того, в письме Толкачев посетовал, что ему поставлено большое количество разведывательных задач, большую часть из которых он не в состоянии решить, т. к. не имеет прямого доступа к нужным документам. Для решения этих задач ему приходится просматривать многие материалы в библиотеке института. Однако эти материалы не имеют никакого отношения к теме, над шторой он непосредственно работает. Чтобы ознакомиться с указанными материалами, он обязан расписаться в особом регистрационном журнале. Хуже того, он должен предварительно получать разрешение от другого института или ведомства, чьи документы хочет просмотреть.

Толкачев особо отметил, что если КГБ когда-нибудь заподозрит утечку информации из проектов, над которыми он работает, то в результате проверки документов и разрешительных подписей на их получение он сразу же станет главным подозреваемым. Следующим шагом КГБ будет осмотр его квартиры, «и тогда вещи, которые я прячу от моей семьи, я никогда не смогу спрятать от КГБ. Если Вы глубоко вникнете в ситуацию, в которой я нахожусь, Вам будет легче понять мое стремление как можно скорее получить «средства защиты». Имея в наличии «средства для самоубийства», я смогу сохранить в тайне весь набор действий и методов, с помощью которых я выполнял Ваши поручения».

В письме от 7 июня 1980 года Толкачев дал положительный ответ на предложение ЦРУ вывезти его вместе с женой и сыном в США. Настоятельно просил разработать операцию по вывозу как можно скорее, а также сообщить ему, что он должен предпринять для ее осуществления.

Идя навстречу требованиям «Сфиэ», ЦРУ снабдило его ядом. На очередной явке Гюльшнер передал ему авторучку «Ленинград», в которую была вмонтирована капсула с ядом моментального действия.

Со слов Барри Ройдена, бывшего сотрудника Оперативного директората ЦРУ, доводы Толкачева в пользу передачи ему «средства для самоубийства» вызвали у его кураторов восторг и умиление. «Невероятно, — отмечалось в аналитической записке ЦРУ, — но «Сфиэ», в случае провала, не только заботился о личной судьбе, но и особо подчеркнул важность того, чтобы советские органы госбезопасности не смогли установить, что именно он передал нам, и этим самым затруднить их усилия по оценке и восстановлению нанесенного им ущерба».

Однако среди высших чинов Лэнгли нашлись и такие офицеры, которые скептически оценили жест агента и смотрели на него, как на австралийского аборигена, который, неведомо зачем, просит научить его играть на арфе…

На наш взгляд, все рассуждения Барри Ройдена и иже с ним о каком-то категорическом запрете адмирала Тернера выдавать яд Толкачеву — не более, чем святочная сказочка для не посвященных в закулисье американской разведки. Последующие — в 1985–1991 годах — задержания и допросы шпионов, «таскавших каштаны из огня» в пользу США, подтвердили правоту аналитиков КГБ, что всем своим агентам — советским гражданам ЦРУ в обязательном порядке вручало ампулы с моментально действующим ядом. Делалось это вовсе не из гуманных побуждений. Руководство Управления заботилось не об облегчении участи провалившихся наймитов во время их пребывания в «лубянских застенках». Отнюдь! ЦРУ беспокоили последствия разоблачена и безопасность работавших со шпионами американских операторов. В Лэнгаи пеклись лишь о том, чтобы достоянием Комитета госбезопасности не стали сведения о методах работы с агентами, о способах их зашифровки, объеме выплат, способах поддержания связи, ухищрениях и т. д. и т. п., о которых на допросах мог бы поведать провалившийся «крот».

Дуэль «радиовыстрелами» без секундантов

В сентябре 1980 года штаб-квартира ЦРУ предложила для использования (как возможную для связи с Толкачевым в случае угрозы его разоблачения) систему под названием «Коротковолновая связь с агентом» (Shot-Range Agent Communication, SRAC). Толкачев мог ее применить в двух случаях: если бы ему понадобилось срочно вызвать оператора на встречу или обменяться с ним срочной информацией, без выхода на личный контакт. По мнению технарей ЦРУ, эта система не имела аналогов в мировой практике шпионажа. Она состояла из двух одинаковых устройств — одно для оператора, другое для агента. Каждое устройство было размером в две пачки сигарет, сложенных в длину. К нему прилагались антенна, доска с клавиатурой на русском и английском языках, комплект батарей питания, зарядное устройство и инструкция.

Перед сеансом передачи агент и оператор вводили свои сообщения, печатая текст на клавиатуре. Во время ввода текст автоматически зашифровывался. Устройство могло передать сообщение, состоящее из несколько тысяч знаков. При отсутствии значительных механических преград дальность его действия составляла несколько сотен метров. Устройство было запрограммировано на передачу сообщений выбросом текста в эфир в течение нескольких секунд, так называемым «радиовыстрелом». При поступлении текст автоматически проходил через дешифратор, и его можно было читать на экране, вмонтированном в устройство.

При использовании этого способа связи необходимо было выполнить ряд сложных действий. Перед тем как провести сеанс, Толкачев должен был выставить сигнал мелом в определенном месте в назначенное время (обычно раз в месяц) на той улице, которой его оператор имел обыкновение пользоваться. После постановки агентом сигнала до осуществления радиосеанса необходимо было провести еще ряд процедур. Так, агент и его оператор должны были выйти на заранее оговоренные места в обусловленное время. Места должны были располагаться в ограниченном для приема-передачи сообщений радиусе. При этом визуальный контакт между агентом и оператором исключался. Расстояние и время для «радиовыстрела» были запрограммированы в устройствах. Каждый раз при получении сообщения или отсутствии такового Толкачев должен был подать сигнал, поставив свою автомашину в обусловленном месте мотором в определенном направлении. Такие же действия были предусмотрены и для оператора.

Письменная инструкция по применению этой системы была передана Толкачеву на встрече в октябре 1980 года. Он ответил согласием 14 декабря 1980 года, а уже в марте 1981 года ему было передано устройство вместе с инструкцией и оперативным планом. Для успешного применения этого способа связи требовалось устранить ряд неполадок, возникших в системе. До их исправления было решено других явок с Толкачевым не проводить. Следующая явка, на которой он вернул устройство, заявив, что оно не работает, состоялась лишь в ноябре 1981 года. Позднее устройство отремонтировали и передали ему вновь. В марте 1982 года агент выставил сигнал о подготовке радиосеанса. Успешный обмен сообщениями был проведен 13 марта. Спустя три дня после очередной встречи Толкачев, используя радиосвязь, вызвал оператора на экстренную встречу. Он хотел передать свои критические замечания по поводу пропуска в институт, изготовленного для него Отделом технического обеспечения ЦРУ.