Не время для славы - Юлия Латынина

Новый прокурор распрощался и вышел, видимо, расследовать преступления, и Кирилл сказал:

– Неделю назад меня пригласили в Кремль. К Семену Семеновичу Забельцыну. Там от меня потребовали отказаться от сделки. Семен Семенович сказал, что выполняет поручение президента. И обещал заложить меня, как международного террориста.

Джамалудин и Заур переглянулись, а Хаген, расслабленно лежавший в кресле, подобрался, как кошка, завидевшая собаку.

– И что ты думаешь? – спросил Заур.

Свет от распластанного по потолку плафона был золотисто-темный, как липовый мед, акула лениво плыла через отраженье Корана, и фигуры Хагена и Джамалудина тоже плыли в стекле, как изломанные черные прутья, сгустки тьмы у спинок кресел.

– Я думаю, что это блеф, – спокойно сказал Кирилл, – и сделка одобрена на самом высоком уровне. Поэтому наш разговор – это личная инициатива Семена Семеновича. Проблема заключается в том, что даже если Семен Семенович не сможет заполучить долю в проекте, он сможет его уничтожить. Это уже для него победа, потому что тогда все другие, кто увидит наш проект уничтоженным, испугаются и будут делиться с Семеном Семеновичем, чтобы он не уничтожил их проекты. Мы и Забельцын – в неравных условиях. Нам нужен мега-комплекс. А Забельцыну достаточно победы. Поэтому я считаю, что вам, Заур Ахмедович, надо договориться. И найти компромисс. Но, конечно, это должны делать вы, а не я.

По ту сторону огромной гостиной потрескивал камин, и над головой президента республики парил в полутьме огромный портрет его предка Амирхана Кемирова. Амирхан Кемиров никогда в своей жизни не шел на компромисс. Говорили, что когда восемьдесят лет назад красного шариатиста Кемирова отозвали в Москву, он во время намаза расстилал коврик прямо на заседаниях Совнаркома.

– Что скажешь, Раджаб? – спросил президент республики самого младшего участника разговора.

Начальник АТЦ презрительно тряхнул белокурой челкой.

– Я не умею давать долю, – сказал Хаген, – я умею ее забирать. Если мы дадим им долю, они решат, что это знак нашей слабости, а если они решат, что мы слабы, они влезут и заберут все.

– А ты, Джамал?

Младший брат президента сидел неподвижно, посверкивая рысьими глазами, и Коран парил на стеклянной колонне над его головой.

– Если бы я умел договариваться, – сказал Джамалудин, – тебя бы похоронили в Чечне.

По ту сторону окна пыхнул язык пламени, и со двора донеслись гортанные мужские голоса. Сегодня, в третий день праздника, в резиденции президента зарезали еще пятьдесят баранов, и мясо их раздавали всем желающим.

– Я не отдам им ничего, – негромко, но властно сказал Заур Кемиров. – Кирилл Владимирович, вы с этого дня ездите только с охраной. А насчет того, что они вас заложат, это вряд ли. Они скорей вас пристрелят.

Заур встал. Кирилл с удивлением подумал, что Магомед-Расул Кемиров не присутствовал на встрече. А ведь он был директор «Аварнефтегаза» и родной брат Заура.

* * *

Магомед-Расул Кемиров был младше Заура на два года и старше Джамалудина на тринадцать лет. Он был самым образованным из братьев, потому что он закончил Педагогический институт в 1976 году и Высшие партийные курсы в 1980, и однажды, когда он был главой партячейки Бештойского машзавода, его вызвали в Торби-калу.

Магомед-Расул Кемиров ждал этого вызова. Он знал, что его вот-вот назначат секретарем обкома по идеологии, потому что Заур заплатил за это немалые деньги. Однако вместо приказа о назначении Магомед-Расула встретил следователь из Сибири.

– Ваш брат, – сказал следователь, – наладил на заводе подпольное производство. Пользуясь родственными и служебными связями, зарабатывает сотни тысяч рублей, коррумпировал городскую верхушку, держит на побегушках воров и прокуроров!

– Ах он негодяй! – вскричал Магомед-Расул. – Он опозорил наш род. Наш прадед Амирхан Кемиров установил в этом городе Советскую Власть, а он занимается такими делами! Завтра же на парткоме мы поставим вопрос, чтобы исключить подлеца из партии!

На семейном совете в тот же вечер Магомед-Расул рассказал, как он горой стоял за Заура. Было решено, что Зауру следует выйти из партии, чтобы не подставлять брата. Дело тогда в конце концов замяли, но Магомед-Расул был очень обижен на Заура, что тот его подвел. Он никогда не забывал, что из-за делишек Заура он так и не стал секретарем обкома. Когда началась перестройка, и Заур захотел легализовать свой бизнес и открыл ресторан, Магомед-Расул был категорически против.

– Наш род – уважаемый род, – сказал Магомед-Расул, – наш прадед Амирхан Кемиров презирал торговцев, и говорил, что они не нужны ни при коммунизме, ни при шариате! Ты кто – аварец или армянин?

Но несмотря на эти слова, Заур все-таки открыл ресторан, а потом он выкупил Бештойский завод и стал делать там мини-установки для переработки нефти. А Магомед-Расулу он купил должность министра культуры, потому что Заур всегда заботился о семье.

Однажды Магомед-Расул сидел в какой-то кафушке, когда к нему подошел чеченец. Чеченца звали Бувади Хангериев, и он был влиятельным полевым командиром. Они поговорили о том, о сем, и Бувади попросил свести его с Зауром Кемировым, потому что Бувади хотел купить у Заура парочку этих самых мини-установок, которые тот монтировал на шасси «Уралов».

– Э, зачем тебе Заур? – сказал Магомед-Расул, – это ведь я распоряжаюсь заводом. Просто из уважения к старшему брату я всегда ставлю его впереди. Поэтому отдай деньги мне и забирай «Уралы».

Чеченец отдал деньги Магомед-Расулу, а спустя несколько дней прислал людей за «Уралами», но так получилось, что «Уралов» ему не отдали. Ведь Заур не знал, что деньги были заплачены. Когда Бувади услышал, что «Уралов» не будет, он и его люди повыхватывали стволы, но охрана завода оказалась быстрее, и вышло так, что гостям намяли бока и выкинули их вон. Заур не придал значения этой истории; ведь завод пытались взять под крышу все, кому не лень, и каждая вторая попытка начиналась с крика: «Где „Уралы“, за которые я заплатил?»

Через месяц после этой истории Заура украли.

Джамал Кемиров вернулся в Бештой и расспрашивал о краже то одного чеченца, то другого, и одному из тех, кого он расспрашивал, отстрелили половину пальцев, а другого и вовсе чуть не убили. Магомед-Расул был очень возмущен таким поведением Джамалудина.

– Мы живем в правовом обществе. – говорил он. – Нашим делом занимаются во всех структурах! Мы подключили к этому даже замглавы ФСБ. А ты ведешь себя, как бандит!

В конце концов Джамалудин дознался, кто украл Заура, и оказалось, что это был Бувади Хангериев. Заур вернулся домой, отощавший, бледный, похудевший на тридцать килограмм, и первое время Магомед-Расул был страшно испуган, что кто-нибудь из них, Заур или Джамалудин, дознались об истории с Бувади, но видимо Бувади убили до того, как он заговорил, а может, это и не имело значения.

Когда Заур стал мэром Бештоя, он купил Магомед-Расулу должность ректора Торбикалинского государственного университета. Из убежденного коммуниста Магомед-Расул стал набожным человеком и каждую пятницу ходил в мечеть. Теперь Магомед-Расул не любил вспоминать, как красный шариатист Кемиров устанавливал советскую власть в Торби-кале. Зато почти все свои застольные речи Магомед-Расул начинал так:

– Наш предок Амирхан Кемиров делал намаз на заседаниях Совнаркома.

Магомед-Расул постоянно сетовал на падение уровня образования среди молодежи. Он объяснял это оскудением нравственности, и брал деньги за поступление в университет.

Когда Заура назначили президентом, он поручил Магомед-Расулу «Аварнефтегаз», так как он не мог допустить, чтобы про него говорили, будто он ни во что не ставит родственников. Это считалось неприличным в республике, если человек забывал о родственниках и не помогал им. Магомед-Расул был не очень-то доволен этим назначением, потому что он рассчитывал стать председателем парламента.

* * *

Заур не забыл распорядиться: когда Кирилл проснулся и вышел из гостевого домика, на дорожке, возле длинного бронированного «мерса», улыбались два охранника в камуфляже.

Кирилл узнал в них близнецов Абрека и Шахида. Два года назад эти ребята уже охраняли его. Тогда они были похожи как две капли воды: черноволосые, оливковокожие, с веселыми глазами, бегающими, как грачи, и влажными пухлыми губами над еще не успевшими обрасти подбородками. Они и сейчас были ушко в ушко, ресница в ресницу, но только уже никто не спутал бы Абрека с Шахидом: у Абрека было две руки, а у Шахида после Красного Склона осталась одна.

Впрочем, Шахид управлялся с ней с невиданным проворством, как иной не управляется и с десятью, и Кириллу в дальнейшем не раз приходилось видеть, как Шахид одной рукой держится за руль, переключает коробку скоростей и одновременно ухитряется посылать смс-ки.

Они обнялись, и Кирилл сказал, что он хотел бы съездить в Бештой.