Виктория - Лилия Фандеева

решилась с ней заговорить.

– Почему ты меня обманула и не сказала всей правды? – строго спросила она.

– В чем я Вас обманула и зачем Вам моя правда? Я Вас как медсестра устраиваю? Прилягте, я должна работать, – ответила Вика, волнуясь.

– Ты думаешь, я не раскаиваюсь в том, что отказалась от тебя? – устраиваясь на диване, спросила Карпова.

– Я не думаю, я знаю. Что Вам мешало возобновить общение два года назад? Вы ведь знали о том, что я общалась с дедушкой? Я и на похоронах была. Видела и Вас, и отца. Только сделала вывод: что не нужна я ни Вам, ни ему. Это ни я Вас забыла, это вы меня вычеркнули из своей жизни. Я многое помню и не понимаю: почему нельзя было просто оставаться хорошими знакомыми, если не друзьями? Я помню наши занятия в бассейне и катке. Вы же гордились мной. Дедушка мне всегда говорит: – «Вика, не живи прошлым, прощай обиды и расставайся с теми, кто тебе лжет. Солгав однажды, солгут и вновь».

– Ты часто с ним видишься?

– В один из выходных в неделю у меня нет смен, и я еду к нему.

– Как же ты выдерживаешь такие нагрузки?

– У меня нет выбора. Отдыхайте. Дверь я захлопну. До завтра.

На следующий день Виктория звонила в дверь бабушки без всякого волнения. Она сама предоставила право выбора бабушке: поддерживать с ней отношения или оставаться на прежней позиции.

– Добрый день, – снимая верхнюю одежду и надевая бахилы, говорила она. – Как себя чувствуете? Что с настроением? – вытирая руки, спрашивала она. – Не хотите разговаривать, я не настаиваю, можно и помолчать. – Она готовила уколы, и обе молчали. – Софья Павловна, если вам неприятно меня видеть, я найду себе замену, – говорила она, делая инъекцию. – Я оставлю Вам номер телефона, захотите, позвоните. Но завтра, я приеду рано, а часов в десять, мы поедем с вами навестить Павла Игнатьевича. Согласны?

– Я буду ждать, – ответила Карпова, едва сдерживая слезы.

Вика купила цветы, приехала к дому Софьи Павловны и вызвала такси. Вдвоем они посетили кладбище. Убрав опавшую листву с деревьев и вытерев недавно поставленный памятник, они возложили цветы. Оставив бабушку одну, Вика отнесла мусор в ближайший контейнер. «Дедушка, у нас все хорошо. Живем дружно. Ты не беспокойся, все наладится».

– Спасибо, Вика. Ты на обед останешься?

– Нет. Я сумела отпроситься на четыре часа. У меня суточная смена сегодня. Я приеду в понедельник. Завтра я должна ехать к дедушке в поселок.

– Тогда до понедельника. До свидания, – сказала Софья Павловна, выходя из такси. – А ты зачем выходишь?

– Я на маршрутке доберусь, так дешевле. Всего доброго.

« Старая, упрямая, безголовая ослица, – ругала себя Софья Павловна. – Живешь, как у Христа за пазухой, а за такси, за цветы внучка платит. Разве это не самодурство? Знаешь, что девчонке деньги не с неба сыпятся. Сын в жене души не чаял, а меня ревность душила. Катерину во всем обвиняла, а она меня семь лет терпела. Это же я к их разводу руку приложила, и чего я добилась? Сын за океаном, сноха в могиле, а внучка рядом, но далеко. Почему я не согласилась с Пашей и не позвала ее в дом? Почему я, глупая старуха, оттолкнула девочку тогда, когда была ей нужна? Это не Катерина виновата во всем, а я. Это моя ревность разрушила жизнь сына и Вики. А чтобы было не так больно за свою подлость, я и искала виноватых. Я даже себя сумела убедить в этом. Мне скоро шестьдесят пять лет. Для кого и чего я живу? Надо налаживать отношения с Викой. Это нужно ни ей, это, скорее, нужно мне.

Глава 4

Новый 2003 год Виктория встретила на дежурстве. Ночь прошла довольно спокойно, и ей даже удалось вздремнуть. Погода была поистине новогодней: легкий морозец, деревья в инее, яркое не по-зимнему солнце. Следующее дежурство у нее было пятого, и она на три дня уехала в поселок. Теперь гуляя с дедом по зимнему лесу, она ждала от него совета на свою новость.

– Дедуля, Софья Павловна предлагает мне переехать к ней и жить в нашей бывшей комнате. Я не знаю, из каких своих старых сундуков она достала мои игрушки, но я их узнала. Мои куклы, мои книжки, мой любимый медведь, о котором я так долго тосковала.

Если они все это время были на виду, почему мне их не привез отец, ведь я его просила об этом? Как думаешь, мне рискнуть?

– Викуля, в квартире, конечно, лучше, чем в общежитии. Тебе еще больше двух лет учиться. Софья может тебе в чем-то помочь. Только ты, внучка, от общежития не отказывайся. Деньги за него ты платишь небольшие, а место сохранишь за собой. Вдруг не уживешься с родной бабкой, так будет куда съехать. Как она к тебе относится?

– Если честно, дед, то я ее немного побаиваюсь. Ее беседы со мной похожи на экзамен по педиатрии. Я у нее за месяц была в гостях трижды. Мне с одной стороны интересно, с другой – боязно. Не знаешь, что от нее ожидать: ни то похвалы, ни то порицания, – говорила Виктория, держа деда под руку. – А вот соседке все уши прожужжала, какая я хорошая. Соседка ее подруга, года на три постарше, своего внука мне сватает. Правда, я его видела, когда ему лет четырнадцать было.

– Может это и неплохо. Ты сама говоришь, что живешь в бабьем царстве. Знакомься, встречайся, общайся с ребятами. У тебя возраст такой. Двадцать второй год идет. Ты только меня не забывай за кавалерами, позванивай, чтобы я не волновался. Мне-то уже шестьдесят третий, Софье твоей шестьдесят пятый годок. Ты не забывай об этом.

– Михаил Иванович, я звоню вам каждый вечер, пожелать спокойной ночи. Чем Вы недовольны? – смеясь, спрашивала она, заглядывая ему в глаза. – Признавайся!

– Милая моя, я Бога благодарю за то, что ты у меня есть, – обнимая внучку, говорил дед.

После зимней сессии Вика переехала в квартиру бабушки. В комнату, когда-то уже ею обжитую. Девушка понимала и давала себе отчет в том, что спокойно смогла бы прожить в общежитии, но ей было жаль пожилую женщину, и не просто женщину, а ее бабушку. В апреле Вика познакомилась с тремя поколениями семьи Грачевых. Грачеву Геннадию Ильичу исполнилось семьдесят. Старшее поколение и было соседями бабушки, среднее, в лице сына и снохи, жило за городом, а младшее, внук Виктор, двадцати семи лет