Зомбосвят - Сергей Александрович Арьков

нежели огорчило, поскольку он был уверен, что Костя точно что-то задумал, и это что-то было связано с предстоящим визитом князя.

Но едва время перевалило за полдень, как из ворот Цитадели показалась большая группа людей. Вышла, развернулась, и направилась в поле.

— А вот, похоже, и князь, — заметил Костя, смахивая со лба пот тыльной стороной ладони.

— Ага, — согласился Павел, наблюдая за приближением делегации.

Самого князя он разглядеть не мог, да и разгляди, не узнал бы. Зато видел, что свита местного властелина целиком состоит из гвардейцев, и гвардейцы те при оружии. Затем он узнал Андрея — тот выделялся на фоне прочих своим ростом и статью. Но даже его телесные параметры меркли в сравнении с человеком, что шел рядом с ним. То был огромный широкоплечий мужик с толстенными руками, бычьей шеей и густой черной бородой. Одет он был не в камуфляж, как все прочие, а в черную кожаную куртку, а голову его прикрывала черная кожаная кепка. От этого человека веяло былинной мощью и целым букетом уголовных статей. Павел попытался вспомнить, кого ему напоминает этот субъект, и вскоре он сообразил. Дядя выглядел как типичный бандит из девяностых. Только не простой рядовой бык, а не менее чем лидер сплоченной и многочисленной преступной группировки.

Судя по всему, это и был князь Цент, властелин Цитадели и вождь возрождающегося человечества.

Уборщики картофеля побросали работу, сбились в кучу и стали поджидать начальство. Павел заметил, что многие старожилы явно напуганы, а прыщавого мужчинки вообще нигде нет. Похоже, тот спрятался от княжеских глаз в своем окопе.

Вот делегация приблизилась к труженикам и гвардейцы расступились. Павел и Костя получили возможность разглядеть князя во всей его красе. С близкого расстояния открылся ряд подробностей, таких, например, как свирепая рожа, враждебно взирающие на все вокруг глаза, огромные крепкие кулаки и диковинный топор, заткнутый за княжеский пояс. Об этом топоре Павел уже слышал прежде. Поговаривали, что это какое-то волшебное оружие из древних времен, способное убить любого мертвеца одним ударом. Верить в это, или нет, Павел не знал. Но раз уж князь таскал этот топор с собой, он явно представлял для него немалую ценность.

Цент остановился, огляделся, после чего, повернувшись к уборщикам картофеля, громким властным голосом спросил:

— Ну, хлопцы, богат ли урожай?

Уборщики, оробев, замешкались с ответом. Никому не хотелось лезть на передовую, дабы случайно не ляпнуть лишнего в общении с князем. Это было чревато. Все старожилы прекрасно помнили страшный случай, имевший место быть минувшей весной. Тогда князь тоже пошел в народ, дабы пообщаться с подданными лично. Подошел он, значит, своей самодержавной персоной к группе тружеников, занятых рытьем канавы, да и поинтересовался у пролетариата, как продвигается работа. А работа продвигалась скверно. В те дни шли дожди, канава на четверть заполнилась грязной водой, плюс выданный труженикам инструмент оказался не самого лучшего качества, и ломался с удручающей частотой. Ну и одного землекопа прорвало. Он то, как потом уверял, честно хотел ответить князю так, как его на инструктаже учили, но много в нем накипело недовольства, и вот весь этот накипевший ушат он на княжеские уши и выплеснул. Как начал жаловаться на жизнь, как начал…. И кому! Самому князю! Ладно бы где-то на кухне, в кругу семьи и друзей, это бы ему еще можно было простить, но нельзя же самодержцу венценосному все это прямым текстом вываливать.

В общем, князь тогда очень расстроился, и, выслушав жалобы народные, в глубокой печали удалился. А ночью пришли за жалобщиком. Увести — увели, а обратно не вернули. Но потом по Цитадели еще долго ходили слухи, что жалобщику тому в теремке радости эпически перепало. Проучили его, значит, до смерти, чтобы другим была наука, как князю на жизнь жаловаться.

Так и не получив ответа, Цент повторил свой вопрос:

— Эй, народ! Как, говорю, урождай?

Тут уже гвардейцы стали, незаметно для Цента, делать уборщикам картофеля разные знаки, дескать, не молчите, дурни, отвечайте что-нибудь. Наконец, набравшись храбрости, выступил вперед тот самый пятидесятилетней мужик, что трудился в паре с прыщавым мужчинкой. Видимо, решил, что свое уже отжил, и если чем прогневит начальство, то не многое потеряет.

— Урожай хороший, — робко промямлил он, со страхом взирая на огромного князя. — Картофель крупный….

И замолчал, не зная, что еще можно добавить к этому исчерпывающему докладу. Но князь, похоже, от него большего и не ждал.

— Ну, и то хорошо, — сказал венценосец. — Картофель, это основа кормовой безопасности. За возобновляемыми растительными пищевыми ресурсами будущее. Потому как консервы да сухари конечны, а нужно смотреть в перспективу.

Землекопы согласно кивали головами, признавая княжескую мудрость, хотя сами очень редко видели как консервы, так и сухари. Питались они преимущественно кашами да супами.

— Что ж, тут, значит, тоже все отлично, — подытожил князь, которому, вероятно, больше нечего было сказать подданным. — Так, что у нас дальше по плану?

— Осмотр свинофермы, — напомнил ему Андрей.

Цент взглянул в сторону едва видных вдалеке строений, где проживали, ожидая своего часа, кормовые животные, и принял решение.

— Отложим это на другой раз, — постановил он. — У меня и так много дел. Мне нужно плотно заняться внутриполитической повесткой.

Князь со свитой уже собрался уходить обратно в Цитадель, и копатели картофеля приготовились облегченно выдохнуть, как вдруг Костя сорвался с места, протолкался сквозь толпу коллег, и попытался подбежать к властителю. Его, разумеется, притормозили, направив на парня несколько стволов.

— Эй, ты чего? — быстро спросил Андрей, и сделал знак гвардейцам опустить оружие. — Куда тебя несет?

— Я хотел к князю обратиться, — выпалил явно трусящий Костя.

Павел невольно схватился за голову — недаром у него было предчувствие, что товарищ задумал какое-то безрассудство. Вот оно и осуществилось во всей красе.

— Князь занят, у него внешнеполитическая повестка, — ответил Андрей, знаками приказывая Косте вернуться обратно и прекратить напрашиваться на неприятности.

Но на его беду Цент тоже услышал прозвучавшие слова.

— Что там такое? — заинтересовался он, не поленившись вернуться обратно. — Кто ко мне хотел обратиться?

— Да это ерунда, он уже передумал, — торопливо заверил его Андрей.

Но Цент посмотрел на Костю, который продолжал стоять на месте и медленно бледнеть, и заметил:

— Я никогда не бываю глух к гласу народному. Если хочешь что-то сказать, то говори.

По лицам гвардейцев Павел понял, что его новому другу крышка. Вероятно, за ним придут грядущей ночью. И хорошо, если не прихватят вместе с возмутителем княжеского спокойствия и его соседа по комнате.

— Ну, говори же! — повысив голос, потребовал у напуганного Кости Цент. — Ничего