Любовница. Война сердец - Шерил Сойер

Со звуком, который он подавил в глубине своего горла, он отвернулся и опустил голову на тыльную сторону кулака, сжимавшего гриву лошади.

София почувствовала, что ее глаза щиплет от набежавших слез, и у нее возник порыв подойти к нему. Но она была в растерянности: что она могла сказать или сделать, чтобы помочь? Возможно, он услышал ее внезапное движение, поднял голову и продолжил, его щеки были влажными, а глаза затуманены.

— Мне приказали идти вперед, но я остался, чтобы похоронить брата. Это было трудно, потому что я был ранен, но кто-то помог мне, человек в лохмотьях, без верхней одежды и без обуви. Он не сказал ни слова, поэтому я не знаю и по сей день, был ли это француз или русский крестьянин… — Наконец мы покинули Россию. Я не знал, куда идти и что делать. Я не мог вернуться домой и попросил, чтобы меня перевели в Испанию, прочь от Бонапарта, прочь из кирасирского полка, прочь из Франции. Все, чего я хотел, это смерти. Мне это почти удалось. Я получил пулю в Виктории, но британцы вытащили меня с поля боя, сделали пленником и вылечили меня.

Десерней резко выпрямился, быстро смахнул слезы со щек и снова начал мерить шагами пространство.

— Я не мог терпеть тюрьму; это было хуже, чем смерть. Именно тогда я решил, что должен сделать что-то, чтобы помешать Бонапарту. Присоединиться к кампании, чтобы гнать его армии обратно через границы. Его нужно было преследовать по пятам, мы должны были уничтожить его империю, заточить его во Франции, к которой он принадлежал. Затем, когда он падет, он попадет в руки французов, которых угнетал, обманывал и зверски убивал сотнями тысяч.

Жак посмотрел на нее с усмешкой.

— Ошибка номер два: я присоединился к британским стрелкам. Ты знаешь их репутацию: стрелкам давали наихудшие задания; их презирали, и никто не доверял им. Я думал долго и упорно, но не понимал, каково это будет, если меня попросят убить моего соотечественника. Я выполнял свой долг, но с камнем на душе. Мне приходилось отказываться от продвижения, и меня даже преследовали по закону за это, но я должен был избежать того, чтобы вести других людей против своих соотечественников. Сначала я обрадовался, когда меня отправили в Новый Южный Уэльс, но, оказавшись там, я начал медленно разрушаться. Что я делал, работая в качестве надсмотрщика над каторжанами, закованными в цепи? Я присоединился к свободным французам, но как я мог бороться с Бонапартом с другого конца света?

Жак вздохнул:

— Ошибка номер три: я решил вернуться в Европу. — Он посмотрел на нее и, увидев, что она вздрогнула, насмешливо ей улыбнулся. — Да, план был мой. Я написал своим родителям и попросил денег, я никогда не переставал переписываться с ними, просто не мог снова с ними встретиться. Деньги пришли, и я запланировал побег с тремя другими стрелками. Мне удалось заранее заплатить норвежскому капитану и украсть лодку. Все шло как по маслу. В тот день я повел остальных вниз по направлению к пляжу, потом отправился проверить, чтобы убедиться, что мы ушли незамеченными. Перед тем как уйти, я сказал им: «Дайте мне полчаса, и если я не появлюсь, уходите без меня».

— Мой Бог! — воскликнула София. — Значит, все, в чем тебя обвиняли, было правдой!

Он продолжал, будто не слыша ее слов.

— Ошибка номер четыре: я позволил им уплыть.

— Почему?

— Ты. Я не должен был допустить, чтобы ты спускалась по той тропинке. Если бы ты обнаружила их действия, то попыталась бы выдать их и навлекла бы на себя опасность. Они все были дьяволы; даю тебе слово, я был один из них.

София почти не дышала.

— Ты собирался дезертировать. Я остановила тебя.

Он насмешливо поклонился ей.

Она сказала с отвращением:

— Поэтому, когда я написала то письмо военному суду, я солгала в твою пользу.

— Боюсь, что так.

Она почувствовала тошноту.

— Ты был лжец во всем.

Жак покачал головой и подошел к ней. Дверь была все еще закрыта по ту сторону молчаливой конюшни, и он стоял очень близко. Ее шанс сбежать был упущен.

— Я никогда не лгал тебе. — Он опустился на колени перед нею.

— Ты собирался дезертировать. И ты продолжал искать другую возможность, не так ли? Но они схватили тебя раньше, в Гринвиче.

Он покачал головой.

— Ошибка номер пять: я решил остаться в Новом Южном Уэльсе. И когда пришел приказ отправляться в Англию, я повиновался. И ты знаешь, почему. Ты должна знать, почему. Ты, — сказал он. — До тех пор пока я не встретил тебя, я был мертвым человеком. Затем однажды летним днем я увидел тебя и снова стал живым. Я остался со стрелками ради тебя.

София опустила руки.

— Это все тоже ложь. Что ты делаешь в Сассексе?

— Присматриваю за тобой, хочешь ты этого или нет. Ты спасла мою жизнь дважды. В ответ я посвящаю свою жизнь тебе.

— А что насчет твоей личной вендетты против Наполеона? Ты пустил это на самотек?

Жак вздрогнул, как будто она ударила его, и она поняла шокирующую жестокость своего вопроса.

Но он ответил ей:

— Я должен смириться с тем, что другие люди лучше, чем я, осуществят то, чего я так страстно желаю. Он найдет свой конец, и если не от моей руки, значит, такова судьба.

София смотрела на его руки, когда он стоял перед ней на коленях. Неожиданно он вытянул одну и взял ее ладонь. Она попыталась выдернуть руку, но он не отпускал ее. Потом он наклонился и коснулся лбом ее пальцев.

Жак проговорил медленно, с ударением, сквозь зубы:

— Ты никогда… не должна… меня бояться.

София посмотрела вниз на его склоненную голову, и слезы затопили ее глаза. Она не могла устоять против того, чтобы не коснуться легонько его волос своей рукой. Она не могла сдержаться, чтобы не сказать:

— Я верю тебе, что касается твоего брата. Мне ужасно жаль. — Она перевела дыхание. — Но как я могу доверять тебе?

Он поднял свою голову:

— Я люблю тебя.

Захваченная его взглядом, София почувствовала, как ее сердце подпрыгнуло, но ее снова охватила паника. Теперь уже от радости.

Жак не ждал от нее ответа. Он заговорил снова, своим мягким красивым голосом, как будто произносил заклинание.

— Я полюбил тебя с первой секунды и никогда не перестану любить тебя. Ты не понимаешь, какая ты необыкновенная, потому что никто не говорил тебе этого. Никто никогда не говорил, какое совершенство — твой благородный ум, твое одухотворенное лицо, твое изумительное тело. — Его пальцы легонько касались ее щек, порхали над ее плечами; затем его руки скользнули вокруг ее талии. Жак притянул ее к себе вплотную и прошептал: — Никто не говорил тебе: мое дорогое сердце, я люблю тебя, я буду любить тебя всегда, даже после смерти.