Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несмотря на свои обязанности управляющего, кавалер-адвокат почти никогда не разговаривал ни с крестьянами, ни с арендаторами, ни с батраками, ибо по натуре был человеком боязливым и отличался косноязычием. Поэтому хозяйствовать, отдавать приказы, распоряжаться людьми на деле приходилось отцу. Энеа-Сильвио Каррега лишь регулярно заполнял счетную книгу, и не знаю уж, потому ли наши дела шли так плохо, что он прескверно вел счета, или же он прескверно вел счета, потому что наши дела шли так плохо. Кроме того, кавалер-адвокат производил расчеты и набрасывал чертежи водохранилищ, испещрял линиями и цифрами большую черную доску, делая внизу надписи турецкой вязью. Время от времени отец на несколько часов запирался с единокровным братом в его кабинете, и только в этих случаях кавалер-адвокату приходилось так долго сидеть в своем кресле. Вскоре из-за двери до нас долетал сердитый голос отца, то приглушенный, то громкий, как обычно бывает при ссоре, но голоса дядюшки почти никогда не было слышно. Затем дверь распахивалась, появлялся кавалер с феской на макушке; семеня и путаясь в полах халата, он подходил к стеклянной двери веранды и скрывался в парке или в поле.
— Энеа-Сильвио! Энеа-Сильвио! — кричал отец, несясь за ним следом.
Но кавалер-адвокат уже был в винограднике либо в лимонной роще, и виднелась лишь его красная феска, покачивавшаяся среди листвы и упрямо уходившая все дальше и дальше. Отец гнался за ним, не переставая звать его на бегу. Немного спустя они вместе возвращались домой, отец что-то доказывал, сокрушенно разводя руками, а дадяюшка, маленький, сгорбленный, шел рядом, засунув руки в карманы своего халата.
VIII
Все последние дни Козимо состязался с земными жителями, состязался в зоркости и ловкости. Ему хотелось проверить, на что он способен, оставаясь здесь, на деревьях. Он вызвал своих приятелей на состязание, кто дальше метнет камешки. Происходило оно у Каперсовых ворот, возле хижин бедняков и бродяг.
Козимо метал камни с голого, полузасохшего дуба, когда увидел скачущего на коне человека в черном широком плаще, высокого и слегка сутулого. Он узнал отца. Мальчишки мгновенно разбежались; с порогов своих жалких лачуг женщины смотрели, что будет дальше.
Барон Арминио подъехал к самому дереву. Солнце горело алым закатным пламенем. Козимо сидел на голой, без листьев, ветке. Впервые после того памятного обеда они вновь встретились лицом к лицу. С той поры прошло немало дней. Многое изменилось: отец и Козимо знали, что дело теперь не в улитках и не в сыновнем послушании или отцовской власти. Все разумные и логические доводы, которые они могли привести друг другу, были уже неуместны, но им надо было хоть что-то сказать.
— Вы стали посмешищем для всей округи! — с горечью проговорил отец. — Что и говорить — это достойно дворянина!
Он обратился к сыну на «вы», как и обычно, когда читал ему суровую нотацию, но сейчас в этом обращении сквозила пролегшая между ними глубокая отчужденность.
— Дворянин, батюшка, остается дворянином и на земле, и на верхушке дерева, — ответил Козимо и тут же добавил: — Если только ведет себя подобающе.
— Весьма похвальное суждение, — мрачно согласился отец. — Между тем совсем недавно вы украли сливы у одного арендатора.
Это была правда. Брат был застигнут врасплох. Что он мог возразить? Он улыбнулся, но не нагло или цинично, а скорее робко, и густо покраснел.
Отец тоже улыбнулся печальной улыбкой и тоже почему-то покраснел.
— Вы водитесь с шайкой отвратительных нищих оборванцев, — сказал он.
— Нет, батюшка, я сам по себе, а они сами по себе, — твердо ответил Козимо.
— Я предлагаю вам спуститься на землю, — спокойным и унылым голосом сказал отец, — и вернуться к выполнению ваших обязанностей дворянина.
— Мне очень жаль, но я не намерен вам подчиниться, батюшка, — отозвался Козимо.
Оба испытывали неловкость и скуку. Каждый знал наперед, что скажет другой.
— А ваши занятия? Ваш долг христианина? — вопрошал отец. — Вы что же, намерены расти, как дикарь в лесах Америки?
Козимо молчал. До сих пор он этими вопросами не задавался, да и не хотел их решать. Наконец он сказал:
— Разве нельзя научиться добру, сидя на каких-нибудь два метра выше остальных?
Ответ был весьма дипломатичен, но в нем было неподдельное желание приуменьшить значение своего поступка. А это уже говорило о слабости.
Отец сразу это заметил и перешел в наступление.
— Непокорность не поддается измерению, — отпарировал он. — Иной раз кажется, что прошел два шага, а на самом деле это путь без возврата.
Брат мог ответить громко звучащей фразой, скажем каким-нибудь латинским изречением; сейчас мне, как назло, ни одно не приходит в голову, но тогда мы знали на память великое множество этих изречений. Но Козимо надоел торжественный тон, он высунул язык и крикнул:
— Зато я с деревьев писаю куда дальше!
Фраза в общем-то довольно бессмысленная, но зато она решительным образом пресекла разговор.
Оборвыши у Каперсовых ворот, как будто услы-| шав ответ Козимо, зашумели, захохотали. Конь барона да Рондо испуганно шарахнулся, отец натянул поводья И наглухо запахнул плащ, готовясь умчаться прочь. Но потом обернулся, высвободил правую руку из-под плаща и, показывая на внезапно затянувшееся черными тучами небо, воскликнул:
— Не забывай, сын мой, что есть Бог всемогущий и он может написать на всех нас!
С этими словами он пришпорил коня и поскакал прочь. Дождь, такой долгожданный для всей округи, начал падать крупными редкими каплями.
Из лачуг выскочили мальчишки с мешками на головах и запели:
— Дождик, дождик, лей сильней, станет людям веселей!
Козимо исчез в мгновенно намокшей листве, с которой, едва он хватался за ветку, на голову ему обрушивались струйки воды.
Когда я заметил, что пошел дождь, мне стало жаль брата. Я представил себе, как он, насквозь промокший, прижимается к шершавому стволу, не в силах укрыться от косых струй. Но я знал, что даже буря не заставит его спуститься на землю. Я побежал к матери.
— Дождь идет. Что теперь будет с Козимо, матушка?
Матушка отодвинула занавеску, выглянула о окно. Она была совершенно спокойна.
— В непогоду самая большая неприятность — это размокшая грязь, а наверху ее нет.
— А вдруг листва не защитит его от ливня?
— Тогда он спрячется в укрытие.
— В какое укрытие, матушка?
— Он наверняка его приглядел заранее.
— Может, мне все же поискать Козимо и дать ему зонтик?
Слово «зонтик» словно оторвало нашу матушку от наблюдений за местностью и перенесло ее в привычную сферу материнских забот.
— Ja, ganz gewiЯ![17] И бутылку подогретого яблочного сиропа. Заверни ее в шерстяной чулок. Захвати еще клеенку, чтобы расстелить на ветках. Тогда ему не страшна будет сырость. Где он сейчас, бедняжка? Будем надеяться, ты его разыщешь!
Нагруженный свертками, я шагнул под дождь, раскрыв огромный зеленый зонт. Другой зонтик, для Козимо, я держал под мышкой.
Я пронзительно свистнул, но ответом мне был лишь неумолчный шум дождя в листве. Было темно, сад кончился, я не знал, куда дальше идти, и брел наугад по скользким камням, по мокрой траве, по лужам, громко свистя, а чтобы мой свист был слышен и наверху, я откидывал назад зонтик, и струи воды хлестали меня по лицу, смывая звуки с губ. Я хотел пройти к общинным землям, где росли высокие деревья, на них-то, думалось мне, брат и устроил себе укрытие, но в темноте я сбился с пути и теперь стоял у какого-то дерева, крепко сжимая в руке зонтики и свертки, и лишь бутылка сиропа в шерстяном чулке немного согревала меня.
Вдруг я разглядел сквозь тьму огонек наверху меж деревьев: то не мог быть ни свет луны, ни мерцание звезд.
— Козимо-о-о!
— Бьяджо-о-о! — донесся сверху голос, заглушаемый шумом дождя.
— Где ты?
— Здесь!.. Я спущусь, но ты побыстрей, не то я весь вымокну.
Встреча состоялась на ветле. Закутанный в одеяло, Козимо спустился на самый нижний сук и показал мне, как перебраться по густо переплетенным ветвям на бук с длинным гладким стволом; оттуда и пробивался этот слабый свет. Я отдал брату зонтик и часть свертков, и мы попробовали лезть с раскрытыми зонтиками, но это оказалось невозможно: нас все равно поливал дождь. Наконец мы добрались до цели. Я ничего не увидел, кроме слабого света, казалось проникавшего через ткань палатки. Козимо поднял полог и пропустил меня вперед. При свете фонаря я увидел нечто вроде маленькой комнатки, завешенной со всех сторон коврами и материей. Подпорками служили деревянные рейки, и все это сооружение держалось на крепких ветвях. Вначале укрытие брата показалось мне королевскими покоями, но вскоре я на себе испытал, сколь оно непрочно; лишний человек уже угрожал его шаткому равновесию, и Козимо пришлось срочно заделывать отверстия и укреплять подпорки. Брат выставил наружу оба раскрытых зонтика и попытался закрыть ими две дыры на потолке, однако вода просачивалась в других местах, и постепенно мы оба изрядно вымокли, а уж холодно здесь было так же, как под открытым небом.
- А и Б сидели на трубе - Сергей Тамбовский - Альтернативная история / Попаданцы / Периодические издания / Социально-психологическая
- Полдень, XXII век (Возвращение) - Аркадий Стругацкий - Социально-психологическая
- Время – иммунная - Валерия Чухряева - Попаданцы / Социально-психологическая
- Химера. Шаг первый - Nooby - Попаданцы / Социально-психологическая / Разная фантастика
- Избранная - Алета Григорян - Социально-психологическая
- Золото и кокаин - Кирилл Бенедиктов - Социально-психологическая
- CyberDolls - Олег Палёк - Социально-психологическая
- Казус бессмертия - Сергей Ересько - Социально-психологическая
- Младший брат - Кори Доктороу - Социально-психологическая
- Новый Вавилон - Игорь Мист - Социально-психологическая