Проклятие рода - Шкваров Алексей Геннадьевич

- Достопочтенный господин фогт, прошу не рассматривать мой искренний рассказ о своей семье в качестве дополнительного обвинения против этой несчастной. Она не ведает, что творит. – Из угла донеслось возмущенное мычание Сесиль. Пастор продолжил. – Господь взывает к милосердию и прощению всех грешников. Я считаю, что если она сумеет искренне осознать и раскаяться, то заслуживает снисхождения суда.

- Я тронут вашим по истине христианским великодушием, господин пастор, но то, что касается этой девицы относится не только к преступлениям против веры, иначе ее судил бы сперва церковный суд, но сразу попадает под юрисдикцию светского суда, как уголовные преступления. Я думаю, что вас не стоит утомлять перечнем вменяемого ей. Тем более, как я обратил внимание, все это произвело тяжелое впечатление на вашу жену и она едва находится в сознании. – Фогт проявил несвойственную людям его профессии заботу. – И так благодаря этой ведьме, убийце и воровке вы потеряли достаточно много времени и вдобавок испытали не совсем, я бы сказал, приятные минуты нахождения в суде под допросом. Поэтому, не смею вас более задерживать и приношу свои извинения за необходимость привлечь вас к процедуре судопроизводства.

- Благодарю вас, господин фогт от лица всей нашей семьи. – Веттерман склонил голову, и стал подталкивать Агнес к выходу. – Помоги мне. – Шепнул он сыну, который все это время стоял, хмуро разглядывая грязные каменные плиты пола. Иоганн почти вытолкал их с матерью на улицу, задержавшись на секунду, обернулся уже от дверей и задал последний вопрос, он знал, что Агнес потом будет его спрашивать об этом:

- А что будет с этой несчастной? – Имея в виду Сесиль.

Фогт пожал плечами, как о самом обыденном:

- Ничего особенного, святой отец. Сегодня ее подвергнут пытке, потом будет вынесен приговор, а завтра состоится казнь. Если вам интересно, приходите утром на рыночную площадь. Сможете увидеть сами.

- Все позади, дорогая. – Иоганн успокаивал, как мог, рыдающую навзрыд Агнес. Ее, почти окаменевшую, отец с сыном привели в гостиницу, и здесь, наконец, ее прорвало и она смогла дать волю слезам. Женщина лежала на кровати, уткнувшись в подушку, а пастор сидел рядом и гладил по вздрагивающей спине.- Все позади…

- Это прошлое… оно не оставляет меня… оно будет вечно со мной… я проклята… вместе с матерью… Дева Мария… зачем мне оставлена жизнь… лучше умереть… - Доносилось сквозь рыданья. – Сесиль говорила мне, что уедет в Штральзунд… с моряком… я забыла… это расплата за прошлое…

- Прошлое никогда не уходит бесследно. Душу не опустишь в серную кислоту и не смоешь всего того, что было. Оно иногда напоминает о себе. Послушай меня, моя девочка, - Иоганн приподнял ее голову, оторвал от подушки и взяв залитое слезами лицо в ладони, заглянул в ее глаза, - это был наш общий грех. Твой, мой и этой Сесиль. Но мы с тобой искренне раскаялись, и Господь нас простил. Тебе оставил жизнь, мне вернул тебя, тебе Андерса и мы теперь втроем. – Сын внимательно прислушивался к словам отца, но молчал. – Он нам напомнил сегодня о прошлом в знак назидания, столкнув с ним на улице и в суде. Ведь не случайно наш жизненный путь оказался проложенным через этот город, куда, как ты сейчас вспомнила, уехала Сесиль. В чем урок? В этой несчастной, которая…

- Она говорила правду! – Устало прервала его Агнес. – И все мы об этом знаем.

- Правду? Да! Но! В чем заключается эта правда? В совершенном много лет назад грехопадении, искупленном покаянием? Ты скажешь, что так можно оправдать любое преступление, согрешил - покаялся, вновь согрешил – опять покаялся, и так до бесконечности? Но ты забыла, что главное в покаяние. В чем его искупительная суть? В его плодах! Господь воздал нам всем, ибо Он грозен, но Он и милосерден. Он увидел плоды нашего покаяния и преподал всего лишь назидательный урок. Если бы Ему было угодно, то сегодня на улице ты оказалась бы одна и твоя судьба зависела бы от фогта, но Он собрал нас всех вместе для того, чтобы убедиться насколько крепок наш союз перед лицом испытания, посланного Им.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

- Ты так уверен? – Тихо спросила Агнес, с надеждой и мольбой.

- Да! – Торжественно произнес Иоганн. – Есть вещи, в которых Десница Бога узнается сразу. Во-вторых, уже все позади, ибо это Он так решил. В-третьих, завтра мы покидаем этот город, чтоб навсегда оставить в нем горечь воспоминаний о прошлом.

- Что будет с Сесиль?

- Ее сожгут. – Пастор вздохнул и отвел глаза в сторону, бросив взгляд на сына.

- Боже… - прошептала в ужасе Агнес.

- Господь не видел ее покаяния. Она осталось такой же, какой и была в твоей юности. – Вдруг подал голос Андерс. – А мы – семья, благословенная Создателем, прошедшая сквозь годы испытаний, разорванная и вновь соединенная Его волей и нашими общими молитвами. В первую очередь, отца!

- Сынок… - Это все, что смог выдавить из себя благодарный Иоганн. Горло душили спазмы.

Они покидали Штральзунд рано утром. Еще накануне, оставив выбившуюся из сил Агнес на попечение сына, Веттерман договорился с хозяином приютившей их гостиницы, что к утру у них будет повозка с возницей, на которой они отправятся дальше. Однако, судьбе или Богу было угодно, чтобы они увидели всё.

Веттерманы не успели выскользнуть из города. Рыночную площадь с близлежащими улицами уже давно заполнил народ, ожидающий с вожделением казнь. Возница, пожилой померанский крестьянин в большой суконной шляпе и таком же темном плаще, ничего поделать не мог.

- Придется ждать, пока не спалят эту ведьму. Думаю, что это произойдет быстро. Погода хорошая, дрова сухие, не то, что осенью бывает… - в его устах это звучало настолько просто и обыденно, словно речь шла не о человеческой жизни, которую должны были прервать столь ужасным способом, а о свином окороке. – Хотя, для самой ведьмы хуже, - продолжал свои рассуждения возница. Агнес вся съежилась в повозке, ее била мелкая дрожь, она закрыла уши ладонями, чтобы не слышать страшные слова. – когда дрова сырые, они обычно задыхаются от дыма, а сегодня гореть ей заживо… ну если палач не свернет ей шею из милосердия. Хотя какое тут снисхождение к той, что отравила собственного муж ради другого…

- Прекрати! – Пастор почти наорал на крестьянина. – Ведь она человек! – Неясно только кого он сейчас имел в виду - Сесиль или жену, видя состояние Агнес?

- Она? Человек? Хм! – Усмехнулся возница, обернувшись к Иоганну, но на его покрытом сплошной сеткой морщин лице не было ни следа улыбки. – Она – убийца и ведьма, а не человек! Так что все справедливо. Смерть за смерть. И гореть ей дальше в аду, как на этом костре. Разве не так, святой отец, говорит Священное писание?

Иоганн не ответил. Вся площадь была заполнена народом, окна домов распахнуты, из них тоже высовывалось множество голов любопытных зрителей. Отдельные смельчаки оседлали даже остроконечные гребни черепичных крыш. В дальнем от Веттерманов углу площади стоял высокий столб, у основания которого были навалены кучи хвороста и солома. Часы на ратушной башне пробили восемь раз. Над толпой нависла тишина. Послышался чей-то крик:

- Везут!

Толпа качнулась вперед и начала неохотно раздвигаться под ударами алебард стражников, образовывавших коридор, в который медленно втягивалась тележка с осужденной. Сесиль сидела на скамейке в длинной пропитанной серой мужской ночной рубахе, ее голова была опущена и спутанные белокурые волосы закрывали лицо. Пропустив тележку, толпа моментально смыкалась и ее возбуждение усиливалось. Отовсюду кричали:

- Ведьма! На костер ее! Сожгите!

В Сесиль летели гнилые овощи и фрукты, но она оставалась совершенно безучастной. Возле столба стражники разошлись веером, оттеснили толпу назад, образовав небольшую свободную площадку, куда въехала тележка, за ней вошли палач с помощником, священник и вчерашний судебный фогт. Сесиль очнулась и подняла голову. Толпа взорвалась новой волной улюлюканья, свиста и криками:

- Сжечь! Сжечь ведьму! В огонь ее!