Счастливая звезда (Альтаир) - Владимир Немцов

Зина опустила глаза в знак утверждения. Ей не хотелось пояснять, что ни в аэроклубе, ни потом, уже когда она стала работать в лесной авиации, у нее не было ни малейшего желания совершить хотя бы единственный тренировочный прыжок. Она его попросту боялась, за что сейчас и поплатилась, приземлившись в совсем не подходящих для первого прыжка условиях. Будь у нее опыт, не повредила бы ногу. К счастью, как определила медсестра, это оказался не перелом, а растяжение связок, но вряд ли Зине разрешат летать в ближайшие недели. Страшно обидно. А все-таки поступила она правильно, и Афанасий Гаврилович должен это понять.

— Очень больно? — спросил Набатников, поправляя подушку, где лежала забинтованная нога. — Потерпите, сейчас Медоваров привезет хирурга. Простите, Зина, но такие поступки не оправдываются даже молодостью лет. Ох, уж эта мне романтика! У некоторых она так и прет наружу, как перебродивший квас. Выбивает пробки, рвет бутылки. А все попусту. Ну да ладно, потом поговорим.

Набатников тяжело приподнялся, Зина его удержала и, морщась от боли, призналась:

— Что там говорить, виновата. Приму наказание по заслугам. Но я ничего другого не могла придумать… Так же, как тогда, с золотыми зайцами.

— Там вы ничем не рисковали. А здесь неизвестно, как бы мог закончиться прыжок на скалы. Опытные парашютисты и то не стали бы испытывать свою судьбу в подобных условиях. Конечно, если нет крайней необходимости.

— У меня она была.

— Ошибаетесь, Зина. Вы не получали от командира боевого приказа. А здесь я командир.

— Но бывает же, когда человек действует по своей инициативе.

— Никто этого права у вас не отнимает. Но сейчас ваш риск никому не нужен. Вот если бы дело касалось спасения человеческой жизни, а не какого-то — пусть даже ценного — аппарата, то ваш поступок оправдать можно. — Афанасий Гаврилович ласково и в то же время испытующе посмотрел на Зину. — К слову сказать, бывает и так, когда самые загадочные поступки объясняются… сердечными мотивами.

Зина облизала пересохшие губы.

— Ко мне это не относится, Багрецов для меня такой же товарищ, как и Журавлихин, Митяй, Лева. С вами я вполне откровенна. Не считайте меня чересчур сердобольной. Есть люди, которые ради друзей в лепешку расшибутся, стараясь угодить. Они предупредительны, ласковы, посылают поздравительные телеграммы и подарки, провожают и встречают, оправляются о здоровье родственников… Ну, в общем — хорошие люди. Можно им позавидовать. А у меня, видно, характер дурной, да и воспитание хромает. Всех своих одноклассниц растеряла, говорят, что я черствая, невнимательная, не целуюсь при встречах, не меняюсь с подружками платьями, не каждой рассказываю о самом сокровенном. Считают эгоисткой, и я им неприятна. А я очень люблю хороших людей и никогда не требую особенного к себе внимания. Зачем? Я знаю ему цену. Говорят, что друзья познаются в беде. Это не очень верно. Почему только друзья, а не все, пусть даже незнакомые, люди? К примеру, Багрецов. Я видела его раза четыре. Парень как парень, но упорный, честный. Вы думаете, я игрушку его спасала? Труд его? Конечно, нет. Изобретатели — народ упрямый. Еще год посидит — и сделает аппарат в десять раз лучше. Почему же прыгнула? Кстати, вы не представляете себе, как это страшно! — Зина вздрогнула и по-ребячьи, зажмурилась. — Летать могу, а прыгают пусть другие, отчаянные. Но тут у меня был крайний случай. Пришлось спасать — нет, не жизнь, а то, без чего не может жить человек. Честное имя!

— Багрецова?

— Да.

— Смело сказано! Однако, думаю, преувеличиваете.

— Нисколько. Допустим, после того как вы сами убедились, что аппараты Багрецова не работают, а ваш помощник всякими правдами и неправдами постарался его очернить, называя шарлатаном и другими нелестными прозвищами, вдруг к вам является Багрецов и говорит, что радиостанция погибла под обломками скалы. Вы поверите ему? Или согласитесь с Медоваровым?

— Вопрос резонный. Но при чем тут Медоваров? Ради спасения чести своего товарища вы очертя голову прыгаете с самолета и тут же, не стесняясь, походя, ставите под сомнение честное имя солидного и уважаемого человека.

— А если я не верю вашему Медоварову вот ни на столечко? — Зина показала кончик пальца. — Может быть, я злая и глупая девчонка, — она покраснела от негодования, вспомнив все, что ей рассказывал Вадим о поведении Толь Толича, но я не могла допустить, чтобы он улыбался. И подло… да, да, подло радовался чужому несчастью… Этой радости я никому не прощаю… Она чужая, черная…

Афанасий Гаврилович внимательно посмотрел на Зину. «Черная радость»? Определение довольно точное. В наш светлый мир, как черная краска, просочилась она из прошлого. Есть еще люди, которых радует не голубое небо, а тучи, нависшие над головой соседа. «Слыхали, Иван Иванович поскользнулся — чего-то там недоглядел, проштрафился. Снимут. Это уж как пить дать». И человек радуется черной, не нашей радостью.

— Разрешите, товарищ начальник, — послышался голос Толь Толича, голова его осторожно просунулась в палатку.

Набатников повернулся и нетерпеливо спросил:

— Где же хирург?

— Не беспокойтесь, Афанасий Гаврилович. — Толь Толич вошел и подчеркнуто вежливо доложил: — Ваше приказание выполнено. Врач уже здесь, руки моет. А как чувствует себя больная? — Он приблизился к кровати. — Ножку повредили, золотко? Где же это вас угораздило?

Любопытство Медоварова было вполне естественным. Он ничего не знал о прыжке Зины, так как в это время находился в нескольких километрах от лагеря, где встречал машины с вновь прибывающими грузами. Приехав в лагерь за несколько минут до взрыва, Медоваров сразу же получил распоряжение Афанасия Гавриловича мчаться в Малые Курнаки за хирургом. Расспрашивать о несчастье было некогда, вот почему Толь Толич оказался в абсолютном неведении, он даже не догадывался, где и как Аверина повредила ногу. Может, упала, оступилась? Всякое случается. «Ничего, будет умнее, — сказал он себе, нисколько не сожалея, а даже радуясь, что упрямая девица надолго оставит свои причуды. Слишком уж требовательна. Каждый день новые претензии. Теперь полежит, успокоится. Вместо девчонки пришлют настоящего летчика, постарше да попокладистее. Он должен понимать, что с начальством надо жить в мире. А эта глупа, неосмотрительна». Толь Толич бросил взгляд на Зину, осторожно, из-под бровей, боясь, чтобы не прочла она мелькнувшего в глазах торжества.

Ни Афанасий Гаврилович, ни Зина будто и не слышали вопроса Медоварова. Стоит ли сейчас объяснять причину прыжка? Ничего же толком не поймет. Усмехнется — и все.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});