Милорадович - Александр Бондаренко

Васильчиков знал, что граф писал уже к императору, и решился попробовать пожертвовать всеми, чтоб оправдать только себя»[1706].

Интересная подробность насчет начальствования в гвардии…

Окончательно решить судьбу своего любимого полка мог только Александр I, находившийся в то время на конгрессе в Троппау. Курьером к нему был направлен ротмистр лейб-гвардии Гусарского полка Чаадаев[1707], адъютант Васильчикова.

«Чаадаев, отправляясь в Троппау, получил инструкции, разумеется, от Васильчикова и, сверх того, еще от графа Милорадовича…

Не могу не удержаться, чтобы не привести здесь забавной подробности из разговора Чаадаева с графом Милорадовичем, содержания которого я, впрочем, не знаю, точно так же, как и содержания всех других официальных разговоров по этому бедственному делу. Их пересказывать Чаадаев всегда избегал очень заботливо и очень искусно. Прославленный герой Отечественной войны, за которым поныне сохранилось несколько напыщенное название "рыцаря без страха и упрека", имел слабость, вовсе того не умея, поминутно говорить по-французски. Свои инструкции Чаадаеву он давал на этом языке и выводил его во все время разговора из терпения самыми скучными ошибками и даже непонятливостью речи»[1708].

«Многие из современников этого события, тогдашние гвардейские офицеры… положительно заверяли меня, что будь в те годы Милорадович начальником Гвардейского корпуса, ничего подобного не случилось бы»[1709].

«Милорадович везде говорил, что в ногах у государя будет просить его выслушать, доказывал всем известную невинность семеновцев и поджигал общее справедливое негодование на корпусного командира.

Все общество разделилось. Большая часть поддерживала Милорадовича; меньшая — защищала Васильчикова; некоторые заступались даже за Шварца»[1710].

Конечно, «действующие лица» этой истории не пребывали в пассивном ожидании государева решения. Проводился розыск, искали не только зачинщиков среди солдат — это удалось сделать очень нескоро, но и какие-то посторонние силы, возможно, стоявшие за Семеновским возмущением. И тут вновь проявились некоторые отрицательные качества Михаила Андреевича.

«Я не могу и не должен скрывать от вас, что граф Милорадович, человек вполне преданный добру, но его нескромность пагубна; все меры, которые полиция предпринимает, известны всему городу и об этом говорят на улицах, а это верное средство предостеречь злоумышленников и ничего не открыть; я ему несколько раз говорил об этом, и надо надеяться, что он будет осторожнее»[1711].

Все закончилось совсем не так, как надеялся граф Милорадович. В письме, ему адресованном, государь писал: «Вы легко можете судить, с каким прискорбием принял я известие о неслыханном никогда в российской армии происшествии, случившемся в лейб-гвардии Семеновском полку. Из прилагаемого при сем в копии отданного мной по армии приказа и повеления командующему Гвардейским корпусом усмотрите вы, какие меры по сему взяты мной. Препровождаю сие для сведения вашего и соображения в нужных случаях ваших по оному отзывов»[1712].

Семеновский полк был раскассирован, многие понесли суровое наказание. Из рот армейских гренадерских полков был сформирован полк под тем же наименованием, долго еще называвшийся в обществе «новым Семеновским».

«Не мудрствуя лукаво, постараемся объяснить это явление возможно проще, на основании характера императора Александра. Он был шефом семеновцев, еще будучи наследником, он помнил роль полка при восшествии на престол в 1801 году, он гордился боевыми подвигами возлюбленного полка на полях брани, и вдруг именно в Семеновском полку случилось такого рода происшествие, где уважение к шефу, к начальству было забыто, а дисциплина нахально нарушена. Чувство обиды и горечь разочарования привели не только к строгости, но и к жесткости!»[1713]

«Раскассирована старого Семеновского полка, наиболее им любимого, первое потрясло его веру в преданность к его особе тех полков гвардии, в любви которых он был наиболее уверен. Нельзя сомневаться в том, что он был убежден, что причина явного неповиновения полка не заключалась единственно в мелких притеснениях полковника Шварца, в его неумении обращаться с солдатами, в его желании унизить дух солдат и офицеров, но в действии тайного общества, коего членами он полагал многих офицеров старого Семеновского полка»[1714].

Все высшие чины Гвардейского корпуса остались на своих местах. Шварца приговорили к смерти, но помиловали. Ротмистр Чаадаев, привезший полку приговор, вышел в отставку, не ожидая флигель-адъютантских аксельбантов. Историки находят тому самые различные объяснения, а все предельно просто: в Отечественную войну он сражался в рядах Семеновского полка и поступил как человек чести, не желая строить карьеру на несчастии товарищей.

«Во многих полках гвардии обнаружились признаки негодования вследствие несчастной участи, постигшей семеновцев, и это настроение умов предвещало пагубные последствия, не будь графа Милорадовича, который, пользуясь доверием к нему гвардии, не употребил бы все свое влияние на успокоение ее»[1715].

Тут как раз, 20 ноября 1820 года, исполнилось пятнадцать лет сражению при Аустерлице. Широко известен диалог между Александром I и Милорадовичем, но это, разумеется, легенда — не в той обстановке было вспоминать про подвиги гвардии, да и государь тогда странствовал по Европе…

* * *

«Семеновская история» заставила принять беспрецедентные меры. Командир Гвардейского корпуса писал начальнику Главного штаба: «Посылаю вам, мой дорогой друг, проект учреждения военной полиции; вы найдете сумму немного великой, но вы очень хорошо знаете, чтобы заставить хорошо служить этих мерзавцев, необходимо им хорошо платить… Главное условие, которое от меня требует человек, который берется вести эту часть, — есть непроницаемая тайна; он согласился только для меня взяться за это; эту личность я знаю уже пять лет: его честность испытана, он образован, умен, скромен, предан государю и не принадлежит ни к какому обществу; одним словом, это Грибовский[1716], библиотекарь гвардейского Генерального штаба и правитель канцелярии комитета раненых…»[1717]

В армии шпионство и доносы на товарищей в те времена считались делом противоестественным — отсюда и рассуждения о «мерзавцах». Правда, о главном из них, опытном провокаторе, который даже являлся членом коренной управы «Союза благоденствия», говорится в превосходной степени. Но, несмотря на всю опытность Грибовского, не привыкшие к тайным делам генералы «сели в лужу».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});