Наследница солёной воды - Кэссиди Кларк

брови нахмурились, когда он обнаружил рану под ним. Как будто он был смущен этим. Как будто не мог этого почувствовать.

Нет. Нет, нет, нет, нет, нет…

Не он. Не сейчас. Только не это, чёрт возьми, только не так…

Его глаза снова встретились с её, и шок смягчился до сладости. Как извинение. Как прощание.

Нет.

Её сердце рухнуло одновременно с тем, как Элиас опустился на колени, в то же время Вон крикнул:

— Джерихо, что ты делаешь?

— Получаю то, что нам нужно, — ответила Джерихо, холоднее, чем любая никсианская метель, в которой Сорен когда-либо терялась.

Она наклонилась и выдернула лезвие из живота Элиаса, небрежно вытерла его кровь о своё платье, возвращаясь к Вону.

— Отпусти её к нему.

Вон уставился на неё с открытым ртом, цвет исчезал из его глаз, сила покидала его пальцы. Когда его руки упали, безвольные и растопыренные, как у молящегося, кости с грохотом отлетели от лодыжек и рта Сорен.

Она должна была закончить это там. Она должна была помнить о неизбежности, а не об удаче, должна была знать, что всё, что она могла сделать сейчас для Элиаса, это сдержать их последнюю клятву: убить Джерихо, как её убил Вон, или наоборот, и мчаться с Элиасом в Инферу после спасения их народа… Вместе или никак.

Но Сорен не была умной, она была напугана, и ещё до того, как кости ударились об алтарь, она побежала к своему боевому товарищу.

Она так сильно ударилась об пол, упав рядом с ним, что её колени разодрались о камень, из горла вырвались судорожные вздохи, когда она прижала его к своей груди, обхватив руками сзади и зажимая его рану своими переплетенными руками. Кровь хлынула между её пальцами, так много крови, и рык разочарования, вырвавшийся из неё, потряс их обоих. Голова Элиаса склонилась к её шее, и её сердце дрогнуло от неглубоких вздохов, которыми он дышал, от хрипа глубоко в его горле, который она всё ещё помнила с тех пор, как несколько недель назад, несколько жизней назад, когда лезвие Атласа вспороло её и разрушило всё.

Она знала, что это значит, когда люди так дышат.

— Ты просто должен был следовать за мной, не так ли, осёл? — выдавила она, сильнее надавливая на его рану, стиснув зубы, чтобы сдержать дрожь, которая пыталась сорвать её голос. — Я должна быть той, кто не делает то, что им говорят!

Усталый, едва слышный смех раздался рядом с её шеей.

— Что я могу сказать? Ты плохо влияешь, умница.

— Не смей умирать. Если ты умрёшь у меня на руках, я убью тебя.

— Сорен, — пробормотал он благоговейно, как молитву.

И это было всё.

— Я серьёзно, осёл!

Страх прорвался сквозь её защиту, трещина вклинилась между ос и ёл. Она опустила его голову к себе на колени, обхватила его лицо и заглянула ему в глаза, обнажая зубы в своём лучшем оскале, который она приберегала для тех случаев, когда ей действительно нужно было выиграть бой.

— Ты не бросишь меня вот так.

Слабая, любящая улыбка на его лице угрожала сломить её, и он, протянув руку, коснулся кончиками пальцев её бровей — раздвигая их. Разглаживая борозду между ними.

— Не смотри так обеспокоенно. У тебя появятся морщины.

Смех, вырвавшийся из её горла, звучал не столько как смех, сколько как рыдание, и она поймала его руку, крепко сжав её. Она взглядом отыскала Джерихо, которая просто смотрела, скрестив руки на груди и решительно сжав челюсти.

— Исцели его.

Не просьба.

— Нет, — сказала Джерихо. — Нет, если ты не пообещаешь позволить войне продолжаться. Это простая сделка, Солейл: ты сохраняешь своё, если я сохраняю своё.

Сорен моргнула, глядя на неё. Моргнув ещё раз, посмотрела вниз на Элиаса, который всё ещё пытался дышать, всё ещё глядел на неё. В нескольких шагах от входа в царство своей богини, а он смотрел только на неё.

— Не давай ей ни черта, — прохрипел он.

Боль сжала её грудь, и она притянула его ближе, прижимая ладони к крови, которая просто не переставала течь.

— Что я говорила о том, чтобы указывать мне, что делать…

— Я бы не изменил ни минуты, — прервал он, боль и покой затуманили его глаза, покой, который она так ненавидела, чёрт возьми, покой, который когда-либо носили только умирающие верующие.

Он сжал её руку в своей, его ладонь была липкой и горячей от лихорадки и крови.

— Ты меня слышишь? Ни одной проклятой богами минуты, которую я провёл с тобой. Даже самые надоедливые. Я всё равно умираю, и если ты уступишь ей, хоть на дюйм ради меня, я никогда тебе этого не прощу.

Боги, почему он должен был быть таким хорошим? Хуже того, почему он должен был быть прав?

Я могу жить без моего народа. Но не без него.

Элиас прежде всех.

Она подавила следующий всхлип, тошнота разжижала её кровь, пока она держала Элиаса, в то время как её разум лихорадочно искал выход из этого. Любым способом спасти его.

Это было бы так просто. Никс, Атлас, они оба уже так привыкли к войне. В любом случае, кто знает, сможет ли она вообще убедить Атлас вернуться за стол переговоров во второй раз. Никто никогда не узнает, что она сделала этот выбор, что она продала их жизни и их шанс на мир ради одного человека, что она уничтожила сотни жизней, чтобы продлить одну, самую дорогую для неё, ещё на несколько недель.

«Один человек никогда не стоит жизней сотен. Независимо от того, как сильно ты их любишь. Независимо от того, как сильно ты в них нуждаешься».

Её собственные слова, самодовольные и глупые, постучались в дверь её совести. Напомнили ей о том, как сильно она верила в них, когда высказала их, небрежная и невежественная, не зная точно, что именно она говорила.

В это было гораздо труднее поверить сейчас, когда единственный человек, от которого отказывались, был её человек.

Но это не меняло того факта, что она была права. Она не могла предпочесть его своему народу — ни одному из своих народов. Потому что это сделало бы её такой же, как Джерихо, и, возможно, она смогла бы с этим смириться, но Элиас не смог бы. Если бы она сделала этот выбор, он превыше всего, ему было бы стыдно за неё.

И этого она не сможет вынести.

— Нет, — сказала она Джерихо, зарываясь лицом в волосы Элиаса, шепча в них, как будто это