Салимов удел - Стивен Кинг

Взгляд мальчика скакнул к темному, свернувшемуся на полу силуэту, и метнулся прочь.

— Не могу я на это смотреть, — хрипло сказал он.

— Ну и ладно.

Марк отвернулся, а Бен опустился на колени и отшвырнул в сторону смертоносные фанерные квадраты, из которых торчали поблескивающие драконьи зубы забитых в них ножей. Потом осторожно перевернул Джимми.

На твоем месте я бы не смотрел.

— Джимми, Джимми, — попытался он выговорить, но слова разломились в горле, закровоточив. Бен левой рукой обнял Джимми и приподнял, а правой вытащил из тела товарища ножи Барлоу. Их оказалось шесть. Джимми потерял очень много крови. В углу на полке лежала стопка аккуратно сложенных штор из гостиной. Забрав револьвер, фонарик и молоток, Бен сходил за ними и закрыл тело Джимми. Потом он выпрямился и проверил фонарик. Пластиковая линза, закрывающая лампочку, треснула, но сама лампочка работала. Он быстро посветил по сторонам. Ничего. Осветил пространство под биллиардным столом. Пусто. За печкой — тоже. Стеллажи с консервами, доска, увешанная инструментом и, как эшафот, ведущий в никуда, отпиленная лестница, которую затолкали в дальний угол, чтобы было не видно из кухни.

— Где же он? — пробормотал Бен.

Он поглядел на часы, стрелки показывали 6:23. Когда сядет солнце? Вспомнить не удавалось. Разумеется, не позже, чем в без пяти семь. У них оставалось от силы полчаса.

— Ну, где он? — закричал Бен. — Чую, что здесь, только где?

— Вот! — крикнул Марк, ткнув куда-то светящимся пальцем. — Что это?

Бен поймал предмет в луч света. Уэльский посудный шкафчик.

— Маловат будет, — сказал он Марку, — вдобавок, он придвинут к стене.

— Давайте посмотрим за ним.

Бен пожал плечами. Они пересекли подвал, подошли к шкафчику и взялись за него с двух сторон. Бен ощутил растущее возбуждение. Конечно, разве запах (или аура, или атмосфера, называйте, как хотите) не был здесь гуще, противнее? Он бросил взгляд наверх, на открытую в кухню дверь. Свет потускнел, золото в нем таяло.

— Мне не поднять, слишком тяжело, — пропыхтел Марк.

— Плевать, — ответил Бен. — Сейчас мы его перевернем. Держи крепко.

Марк наклонился над шкафчиком, уперевшись плечом в древесину. На светящемся лице выделялись свирепые глаза.

— О'кей.

Они дружно навалились на шкафчик всей тяжестью, и тот опрокинулся, с таким треском, словно ломались кости: это внутри разлетался вдребезги старый свадебный китайский сервиз Евы Миллер.

— Я знал! — торжествующе крикнул Марк.

На месте посудного шкафчика в стене обнаружилась дверца по грудь высотой. Новенький амбарный замок надежно сторожил засов.

Два размашистых удара молотком убедили Бена, что замок сдаваться не намерен. «Господи Исусе», — тихонько пробормотал молодой человек. К горлу подступило горькое разочарование. Потерпеть поражение под самый занавес, и из-за чего? Из-за замка, которому красная цена — пять долларов… Нет. Если придется, он прогрызет эти доски. Пошарив вокруг лучом, он наткнулся на аккуратно подвешенную справа от лестницы доску с инструментом. Два колышка удерживали топорик, лезвие пряталось в резиновом чехле.

Бен подбежал к доске, сорвал топорик, стащил чехол, достал из кармана ампулу, выронил, и святая вода, немедленно засияв, вылилась на пол. Он вынул другую, отвинтил маленький колпачок и полил топорик, который сразу замерцал жутким волшебным светом. А когда Бен взялся за деревянное топорище, то почувствовал, что оно легло в руку хорошо, невероятно правильно. Энергия приварила пальцы молодого человека к топору, не давая им разжаться. Бен секунду постоял с топором в руках, разглядывая сияющее лезвие, а потом, побуждаемый неким любопытством, коснулся им своего лба. Его охватила непоколебимая уверенность, ощущение неминуемой правоты, чистоты. Бен впервые за много недель почувствовал, что больше не бредет ощупью в туманах веры и неверия, что бой с противником, чье тело слишком невещественно, чтобы получать удары, закончен.

Руки наливались гудящей, как высокое напряжение, силой. Лезвие засияло ярче.

— Ну! — взмолился Марк. — Скорее! Пожалуйста!

Бен Мирс расставил ноги, размахнулся и саданул. Топор описал светящуюся дугу, оставившую перед глазами след, лезвие с глухим стуком вгрызлось в дерево и утонуло по самое топорище. Полетели щепки.

Бен выдернул топор, дерево отдавало сталь с пронзительным визгом. Он опустил топор снова, еще раз — еще. Мышцы рук и спины ощутимо, гибко растягивались и переплетались, двигаясь с такой уверенностью и обдуманным жаром, каких еще не знали. От каждого удара по подвалу разлеталась шрапнель щепок. На пятом ударе топор с треском прошел насквозь, в пустоту, и Бен принялся расширять дыру почти с лихорадочной быстротой.

Марк в изумлении не сводил с него глаз. От топорища по рукам Бена сползало холодное синее пламя, и вот уже стало казаться, что молодой человек трудится в огненном столбе: склоненная набок голова, натянутые от напряжения мышцы шеи, один глаз горит, второй сощурен. Рубашка на спине между напрягшихся крыльев лопаток лопнула, и под кожей перекатывались канаты мышц. Это был человек одержимый, и Марк, не понимая или не имея нужды понимать, увидел, что ничего христианского в этой одержимости нет — она, подобно извергнутым земными недрами голым слиткам железной руды, была проще, не такой чистой. Лишенная всякой законченности, она являла собой Силу, Мощь, то, что вращает главнейшие колеса вселенной. Дверь в подпол Евы Миллер не смогла перед ней устоять. Топор замелькал так, что слепило глаза: он превратился в рябь, в арку, в радугу, соединившую плечо Бена с разбитой древесиной последней двери. Бен нанес последний удар, отшвырнул топор и поднес к глазам нестерпимо ярко сияющие руки. Он протянул их Марку, и мальчик вздрогнул.

— Я люблю тебя, — сказал Бен. Их руки соединились в пожатии.

49

Подпол оказался небольшим, похожим на камеру и пустым, если не считать нескольких пыльных бутылок, каких-то ящиков, пыльной корзины с бушелем очень старой, проросшей во все стороны картошки… и тел. В дальнем конце, прислоненный к стене, как саркофаг, стоял гроб Барлоу. В принесенном ими свете гребень крышки холодно засиял, напомнив огни Святого Эльма.

Перед гробом, как железнодорожные шпалы, лежали тела людей, с которыми Бен делил стол и кров:

Евы Миллер, Проныры Крейга, Мэба Малликэна из комнаты в конце коридора второго этажа, Джона Сноу — инвалида, который жил на пенсию и из-за артрита был едва в состоянии сойти к завтраку, Винни Апшо, Гровера Веррилла.

Перешагнув через них, Бен с Марком стали у гроба. Бен поглядел на часы: без двадцати семь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});