Песнь Люмена - M. Nemo

Океан простирается от края до края и лёд отражает звёздный свет. Льда становится всё больше. Течение замедляется. Теперь он снова стоит на императорском корабле. Позади Шайло борется с ветром. Но теперь Люмен ощущает неподвижность планеты, застывшая она покоится в ладонях вселенной, окутанная то рассеивающейся, то сгущающейся туманностью. Как могут замёрзшие звёзды светить? Чей свет они отражают тогда? Наверно, тот свет слишком далеко и не дарит тепла. Теперь он ощущает эту неподвижность, видит как замедляется течение океана, как нарастает лёд и не так сильно ревёт ветер.

В воспоминании он стоит там и может разложить всё на элементы и охватить в едином процессе. Всё это происходит в одно мгновение. Воспоминания цветными вспышками сменяются с нарастающей скоростью: собственное воспитание, воспитание братьев. Мифы и легенды, направленность в идеологии. Массивные крепкие конструкции империи и тянущийся вверх храм еретиков. Эва. «Зачем мне это, я и так красивая!»…Эва бежит вперёд с распущенными волосами. Мальчик в поселении. Надпись над входом в Небесный Чертог: мир совершенен.

Обитель. Последнее вырастает во всей полноте красок и объёма. Горячий красный впитывает жёлтое сияние огня. Окружающий Обитель снег похож на океан, омывающий покинутый остров. Снег касается чёрных стен и накатывает на покорёженные руины серого камня. Люмен когда-то уже был там. Ходил по коридорам Обители. Стоял на холме и смотрел вниз. Разбросанные руины, которые складываются в единую форму.

Это не круг. Кровоток усиливается, сердце стучит быстрее, пытаясь справиться с напряжением. В висках пульсирует. Ели провести линию от одних руин к сохранившимся обломках других по всей территории…

Люмен открыл глаза. Прежняя Обитель была построена не в форме круга. Названия для открытого он не знал. Однако новую фигуру можно было получить из окружности и ею руководствовались еретики, располагая планеты в своих рисунках.

Поселение было достаточно большим и густонаселённым, чтобы никто не обращал внимания на нового путешественника, который пришёл пешком и держал капюшон всегда нахлобученным на лицо. Одет он был, как и все, только снег сосульками смёрзся на мехе на рукавах и капюшоне.

Собаки суетились у хижин. Дым подымался от разведённого костра, там же и бегала ребятня, путаясь и мешая стоящим тут же мужчинам с суровыми лицами. На помосте были развешаны туши и запах крови щекотал ноздри. Несколько капель всё ещё оставались на снегу, дразня крайнюю в упряжке собаку. Но достать до них та никак не могла.

Один из собравшихся у тепла, что грел руки без рукавиц, так и не услышал собачьего лая.

— Детей, говорите? — Его слова не прозвучали как вопрос и другой ответил из желания продолжить разговор.

— Да. Говорят, ворует их из самих кроватей. Только без присмотра дитя оставят — и прочь несётся, чтоб не догнали. А там и пожирает. В волосах её огонь, а глаза светятся безумным светом. И хохочет как только добычу схватит, так что кровь в жилах стынет. Я бы и сам не слушал, да только уже и до нас дошли слухи от северных поселений.

— Расстояние большое, а молва многое искажает.

— Скоро должна появиться жрица.

— Из Обители, да к нам? Надо же, надо же…

Люмен отошёл в сторону, чтобы не привлекать к себе внимание и остановился. Вдохнув запах крови и запахи готовящейся пищи, он только сейчас вспомнил, что достаточно давно не ел. Он знал, зачем пришел сюда, посмотреть на них. Убедиться.

Так иногда наблюдает хищник, издалека изучая будущую жертву. Только Люмен оставался на месте. Одни люди сменялись другими, они исчезали в домах и выходили наружу, подходили к костру и разговаривали. Затихали, когда прислушивались к чему-то и обменивались заранее заданными репликами. Всё в соответствии с социальной адаптацией. И теперь вспоминая лицо мальчика с золотыми волосами, Люмен понял, чего не хватает этой картине. Он собирался уходить, когда к костру подошёл шаман и Люмен задержался, когда тот начал напевать монотонную мелодию. Вибрация от неё отзывалась в теле, а голос шамана создавал ровный глубокий ритм.

То, чего не хватало этим людям и было в легионерах. Только не в нём самом отчего-то.

Бубен взлетал над головой, женщина с ребёнком за спиной остановилась, наблюдая за пританцовываниями у костра. Вокруг подвижной фигуры тут же образовалось свободное пространство и во всём поселении стало тише, как если бы сон уже крался по заснеженным улицам и скользил тенью под крышами.

Блики от костра скользили под сапогами шамана, пока тот кружился и топал ногами. Он пел о далёких горах и недостижимых звёздах, о мирных туманностях и огне в очагах. Шаман пел о костях в пепле и песне зверья в глухой ночи, когда с вершин гор срывается снежное крошево и летит вперёд, подхваченное северным ветром. О чудовищах в океанских глубинах, раз в сто лет показывающихся людям на глаза. О переселении стад моржей и одиноком самце белого медведя, что бродит среди снегов, лишь на короткое время обретая стремление к другому. В его песне завывала вьюга, и трещал огонь, а лёд сглаживал всё пустое и проходящее.

Шаман пел о человеке, что всю жизнь просидел в пещере и услышал однажды голос. И выйдя на свет, глаза его резало от боли и понимания, что вернуться к тем, что остались в темноте он не сможет. Ведь вернувшись, станет отверженным.

У него было старое обветренное лицо, изрезанное глубокими морщинами и такие же крюкастые руки.

«Шайло, мы были с тобой заложниками. Как и все остальные. Нас создавали угодными и верными нужному, пытаясь оградить от чего-то. Но от чего?». Если бы Шайло был здесь, он бы с вниманием впитывал всё, что относилось к людям. Но никогда не принялся бы анализировать.

А шаман пел о ходе жизни и звучал бубен. Его ноги втаптывали следы в снег, в которые тут же падал свет от костра, только он делал шаг в сторону. Был особый час, когда всё отвечало на движения танцующего. В это время поселение успокоилось, даже заезжие торговцы остановились в стороне.

— Как бы там ни было, крайний север всегда оставался опасным местом. Не говоря уже о чёрных медведях, а теперь и вот это. И живущие в ледяных домах, как можно там согреться?

— Вы сами должно быть из города.

— А как вы узнали?

— Так что, говорите, на крайнем севере?

— Странные вещи творятся. Не могу лично подтвердить, но, говорят, племена черепов разрослись и теперь к краю и не подобраться. Есть вести и из других континентов. Говорят, они появились и там.

— Зачем же нам столько сжигателей, с начала времён столько людей не засыпало, чтобы каждого им найти и сжечь.

— Говорят, там есть женщина. Красивая и опасная как огонь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});