25 июня. Глупость или агрессия? - Марк Солонин

Если для Финляндии март 1944 года стал месяцем трагических ошибок, то Сталин мог по праву гордиться своей иезуитской хитростью. Никогда прежде его действия «на финском направлении» не были столь удачны. Он продемонстрировал своим ненавистным западным союзникам доброжелательную готовность учесть их мнения и пожелания даже в вопросе, касающемся прежде всего интересов СССР. Он продемонстрировал союзникам и всему миру факт состоявшихся переговоров и высокомерный отказ «нынешнего финского правительства от восстановления мирных отношений». Наконец, Сталину просто повезло — в Хельсинки явно переоценили свои силы и столь же явно недооценили серьезность намерений Москвы. Теперь осталось только дождаться оптимального момента для «окончательного решения финского вопроса». А то, что такой момент обязательно наступит, Сталин — на основании решений Тегеранской конференции — прекрасно знал.

На рассвете 6 июня 1944 г. началась крупнейшая десантная операция в мировой истории — высадка союзных войск в Нормандии. Масштаб событий превысил все, что ранее могло себе представить самое горячее воображение. 1200 боевых кораблей, 4126 десантных барж, 864 транспортных судна двинулись через Ла-Манш. Авиация союзников выполнила 6 июня 14 тыс. боевых вылетов. К вечеру на побережье было высажено — с моря и с воздуха — более 156 тыс. человек. К захваченным плацдармам буксировали два плавучих порта, по дну Ла-Манша был проложен бензопровод, питающий горючим сотни, а затем и тысячи англо-американских танков, бронетранспортеров, самоходных орудий. Накануне «дня Д» стратегическая авиация союзников разрушила все мосты на реках Сена и Луара, лишив таким образом немецкое командование возможности перебросить танковые дивизии к району высадки.

Весь мир, затаив дыхание, ждал исхода грандиозного сражения…

9 июня 1944 г. грохот небывалой артиллерийской канонады известил о начале наступления Красной Армии на Карельском перешейке. Маннергейм пишет, что гром советских орудий был отчетливо слышен в его Ставке в Миккели, т.е. за 200 км от линии фронта. 3,5 тысячи орудий, поддержанных бомбовым ударом авиации, выполнившей 9 июня 1150 боевых вылетов, буквально смели с лица земли передний край обороны финской армии. Затем в образовавшийся на узком 15-километровом прибрежном участке прорыв хлынула лавина пехоты и танков. Даже по форме одежды (погоны вместо красноармейских петлиц) наступающая армия не была похожа на ту, что в декабре 1939 г. с винтовками наперевес начала наступление на «линию Маннергейма». Новая Красная Армия, вырастившая за три года страшной войны новые командные кадры, перевооруженная новым, во многом — лучшим в мире, советским и американским оружием, закаленная в боях и уверенная в своей несокрушимой мощи, двинулась в очередной «яростный поход».

На новой полосе укреплений, построенных на некотором удалении от линии фронта, замершего в сентябре 1941 г., финны развернули в двух эшелонах 5 пехотных дивизий (2, 3, 10, 15, 18-я) и две бригады. По официальным советским данным. 21-я и 23-я армии Ленинградского фронта начали «Выборгскую наступательную операцию» в составе 15 стрелковых дивизий [9]. Таким образом, превосходство в численности пехоты было «всего лишь» 3-кратным. И это действительно, скромные цифры — если сравнивать их с завершающим этапом «зимней войны». Новая Красная Армия надеялась решить поставленную задачу не «заваливанием трупами», а решительным массированием танков, артиллерии и ударной авиации на направлениях главного удара.

В начале наступления на Карельском перешейке действовали одна (30-я Гвардейская) танковая бригада и 10 отдельных танковых и самоходно-артиллерийских полков (в Общей сложности порядка 300 единиц бронетехники).

К концу месяца в сражении участвовало уже четыре танковые бригады (30, 1, 152, 220-я) и 15 отдельных полков. Отсутствие крупных танковых соединений (корпусов и танковых армий) было еще одной характерной особенностью Выборгской наступательной операции, свидетельствующей как раз о возросшем оперативном мастерстве советского командования. Условия местности, покрытой лесами, озерами и болотами, не позволяли осуществлять глубокие танковые прорывы, поэтому бронетехника отдельными частями была распределена по стрелковым соединениям, численность которых к концу июня возросла до 28 дивизий.

Количественное превосходство советской авиации было просто подавляющим 13-я Воздушная армия, усиленная 113-й и 334-й бомбардировочными дивизиями, а также 2-й Гвардейский истребительный корпус ПВО имели в своем составе 489 истребителей, 346 штурмовиков Ил-2, 288 бомбардировщиков (Ил-4, Пе-2, Ту-2). Кроме того, в оперативное подчинение командования 13-й Воздушной армии были переданы части ВВС КБФ (порядка 200—220 боевых самолетов). В первые дни операции прикрыть с воздуха финские части могли лишь три истребительные группы (14 «Мессершмиттов» Bf-109G из LLv-24 на аэродроме Суулаярви, 18 «брюстеров» из LLv-26 на аэродроме Хейниоки, 16 «мессершмиттов» из LLv-34 на аэродроме Котка) общей численностью в 48 истребителей [52].

В дальнейшем в боях на Карельском перешейке приняла участие практически вся бомбардировочная авиация ВВС Финляндии обшей численностью в 66 самолетов.

В первую неделю операции наступление развивалось исключительно успешно. Оказавшаяся на направлении главного удара советских войск 10-я финская пехотная дивизия была сметена и отброшена на 10–15 км от линии фронта. Как пишет Маннергейм, «10-я дивизия, бившаяся близ Финского залива, потеряла большую часть своей артиллерии. 11 июня ее рассеянные подразделения отвели на линию Ваммелсуу–Тайпале для пополнения и переформирования». Ни такие события, ни такие выражения («рассеянные подразделения») ранее в мемуарах маршала Финляндии не встречались. В течение двух-трех дней части 21-й армии вышли на главную линию финских укреплений и утром 14 июня прорвали ее в районе деревни Куутурселькя. Для ликвидации прорыва Маннергейм направил свой главный резерв — единственную в финской армии бронетанковую дивизию, которой в то время командовал прославленный генерал Лагус.

Бронетехники в дивизии Лагуса было довольно много (порядка 120 единиц), но в основном это были трофейные советские легкие танки, захваченные в ходе финского наступления 1941 года или даже во время «зимней войны». Единственной реальной силой был батальон, вооруженный немецкими «штурмовыми орудиями» Stug-40.

14–16 июня на юге Карельского перешейка развернулось уникальное танковое сражение, в котором «безнадежно устаревшие» (по версии советских историков) уже к лету 1941 г. советские танки Т-26 и Т-28 пытались вести бой против Т-34 новейших модификаций и тяжелых самоходок ПСУ-152, вооружение и бронирование которых теоретически позволяло противостоять немецким «тиграм». К утру 15 июня финнам удалось закрыть «брешь» в обороне, образовавшуюся у Куутурселькя, но это уже не могло изменить общую ситуацию, весьма близкую к катастрофе. 16 июня (на седьмой день советского наступления) Маннергейм вынужден был отдать приказ об общем отходе к Выборгу и Вуосалми, на 50–80 км от рухнувшей оборонительной линии (см. карту № 15). Отход происходил в обстановке, которую сам главнокомандующий в своих мемуарах описывает так: «В северо-западном направлении продвигались мощные колонны противника. Перед ними были лишь остатки разбитых войск, воля которых к борьбе в связи с превосходством противника в силе была подорвана…»

В этот момент командование Ленинградского фронта совершило первую по счету ошибку. Вместо того чтобы развить максимальный темп преследования и отрезать отходящую финскую пехоту от единственного (!) моста через реку Вуокси (такой маневр вынудил бы финнов оставить на западном берегу реки большую часть тяжелого вооружения), лавина советских войск ринулась вдоль прибрежного шоссе к Выборгу. Захват этого крупнейшего на Карельском перешейке города состоялся уже 20 июня (на 11-й день наступления!) и был отмечен артиллерийским салютом в Москве и присвоением командующему Ленинградским фронтом Л.А. Говорову звания маршала.

«Падение Выборга, — пишет Маннергейм, — было горьким ударом для боевого духа войск и одновременно означало потерю прочного опорного пункта, который должен был бы связать упорной обороной значительные силы противника». И все же гораздо важнее было другое — финские войска смогли организованно отойти на новый рубеж обороны, образованный естественной преградой, которую создавала озерная река Вуокси, и недостроенной линией укреплений между Выборгом и ст. Антреа (см. карту № 13).

Второй — и несравненно более значимой по своим последствиям — ошибкой советского командования было то, что наступление войск Карельскою фронта началось только 21 июня 1944 г. В советской историографии это странное рассогласование в действиях двух фронтов в рамках одной стратегической операции (впрочем, единой «выборгско-петрозаводской» эта операция могла стать позднее, уже в сочинениях советских военных историков) никогда и никак не комментировалось. Хранящиеся в архивах оперативные директивы штаба Ленинградского фронта также не содержат никаких упоминаний о планируемом взаимодействии с Карельским фронтом. Разумеется, «ошибкой» это можно считать только в предположении о том, что наступление от р. Свирь на Петрозаводск вообще заранее планировалось. Не исключено, что Сталин надеялся разгромить финскую армию наступлением на Карельском перешейке и далее вглубь южной Финляндии, после чего Карелия сама собой «упала бы в его руки». По крайней мере, именно такую версию произошедшего высказывает Маннергейм: «Возможно, русские рассчитывали с самого начала, что одна лишь сосредоточенная на Карельском перешейке мощная группировка войск заставит нас сдаться. Иначе трудно объяснить тот факт, что они, начав там наступление, дали нам двенадцатидневную передышку на Свирском фронте и Маселькяасом перешейке, во время которой мы получили возможность перебросить оттуда на Карельский перешеек четыре дивизии и одну бригаду. То, что противник не смог эффективно связать наши войска в Восточной Карелии, а также с помощью авиации воспрепятствовать перегруппировке наших сил, сыграло решающую роль в сражении ни перешейке…»