Колесо страха - Абрахам Меррит

— Посмотри внимательней, повелитель, – прервал его Кланет. – Я не лгу.

Водянистые глаза уставились на Кентона.

— Да! – рассмеялся король. – Ты прав. Он тот, кем мог бы быть тот, другой, если бы он хоть наполовину был мужчиной. Ну, ну… – Он поднял флакон и, прежде чем выпить, заглянул в него. – Не полон! – хихикнул он. – Только наполовину.

Он перевел взгляд с флакона на девушку, которая стояла ближе всех к той, что склонилась слева от него. Его круглое радостное лицо устремилось к ней.

— Насекомое! – засмеялся король. – Ты забыла наполнить мой флакон!

Он поднял палец.

Слева донесся звон тетивы, пролетела стрела. Она ударила дрожащую девушку в правое плечо. Девушка покачнулась, закрыв глаза.

— Плохо! – весело крикнул король и снова поднял палец.

Справа прозвучала тетива, просвистела стрела. Она попала в сердце первому лучнику. Прежде чем его тело коснулось пола, тот же самый лук выстрелил вторично. Вторая стрела попала в сердце раненой девушке.

— Хорошо! – засмеялся король.

— Наш повелитель даровал смерть! – запел китаец. – Слава ему!

— Слава ему! – подхватили лучники и девушки с чашами.

Но Кентон, охваченный приступом гнева при виде этого бессердечного убийства, прыгнул вперед. Немедленно тридцать шесть лучников натянули стрелы, оперения стрел коснулись их ушей. Черный жрец и капитан схватили Кентона и оттянули назад.

Китаец вытащил маленький молот и ударил по лезвию своего меча. Тот зазвенел, как колокол. На помосте появились два раба и унесли мертвую девушку. Другая заняла ее место. Рабы унесли мертвого лучника. Другой выскользнул из‑за занавеси и занял его место.

— Отпустите его, – радостно крикнул король и выпил полный флакон.

— Повелитель, он мой раб, – черный жрец не мог скрыть высокомерное нетерпение в своем голосе. – Его привели сюда, исполняя твой приказ. Ты видел его. Теперь я требую, чтобы его отвели ко мне на казнь.

— О–хо–хо! – король поставил чашку и рассмеялся. – О–хо–хо! Значит, ты требуешь его? И хочешь увести? О–хо–хо!

— Ноготь гниющей мухи! – взревел он. – Король я в Эмактиле или нет? Отвечай!

Отовсюду послышался звук натягиваемых луков. Каждая стрела из всего живого фриза была нацелена в грузное тело черного жреца. Капитан присел рядом с Кентоном.

— Боги! – прошептал он. – Ад побери тебя и награду! И зачем я увидел тебя?

Черный жрец заговорил голосом, в котором смешались гнев и страх:

— Ты король Эмактилы!

И поклонился. Король взмахнул рукой. Луки опустились.

— Встаньте! – воскликнул король. Все трое встали. Король Эмактилы указал пальцем на Кентона.

— Почему ты так рассердился? – захихикал он. – Я дал благодеяние смерти двоим. Человек, много раз будешь ты умолять смерть прийти, молить о моих быстрых лучниках, прежде чем Кланет покончит с тобой.

— Это убийство – сказал Кентон, спокойно глядя в водянистые глаза.

— Моя чаша должна быть полна, – мягко ответил король. – Девушка знала о наказании. Она нарушила мой закон. Она убита. Я справедлив.

— Наш повелитель справедлив! – пропел китаец.

— Он справедлив! – повторили лучники и девушки.

— Лучник заставил ее страдать, а я хотел для нее безболезненной смерти. Поэтому он убит, – сказал король. – Я милостив.

— Наш повелитель милостив! – запел китаец.

— Он милостив! – подхватили лучники и девушки.

— Смерть! – морщинистое лицо короля лучилось в улыбке. – Человек, смерть – это лучший дар. Это единственное, в чем боги не могут нас обмануть. Она одна сильнее непостоянства богов. Она одна принадлежит только человеку. Превыше богов, независимо от богов, сильнее богов – так как даже боги должны будут умереть в свое время!

— Ах! – вздохнул король, и на мгновение вся его веселость исчезла. – Ах! В Халдее был поэт, когда я жил там – он знал смерть и знал, как писать о ней. Малдонах его звали. Здесь никто его не знает…

И затем негромко:

— Лучше умереть, чем жить, сказал он,

А еще лучше никогда не быть!

Кентон слушал, интерес к этой странной личности погасил гнев. Он тоже знал Малдонаха из древнего Ура; он читал эту самую поэму, которую цитировал король, в глиняных таблицах, раскопанных Хайлпрехтом в песках Ниневии – в той старой, полузабытой жизни. И невольно он произнес начало последнего мрачного отрывка:

— Жизнь есть игра, – сказал он, – Конца ее мы не знаем – и не хотим знать, И мы зеваем, приходя к концу…

— Что! – воскликнул король. – Ты знаешь Малдонаха! Ты…

И он затрясся от хохота.

— Продолжай! – приказал он. Кентон чувствовал, как дрожит рядом с ним от гнева Кланет. И Кентон рассмеялся, встретив подмигивающий взгляд короля; и пока повелитель двух смертей приканчивал то чашку, то флакон, он читал стихи с их резвым ритмом, так несоответствующим стилю похоронного марша:

— Приятно играть с западней, Обходить ловушку, играть с опасностью И легко проигрывать выигранное; Есть открытая дверь, сказал он, Место, куда ты можешь идти – Но то, что ты видел, и то, что ты сделал, Что это все, когда гонка уже окончена И ты стоишь у самой дальней двери? Как будто всего этого никогда не было, сказал он, Все миновало, как пульс мертвеца! Иди легко и ни о чем не печалься! Тот, кому нечего бояться, ни о чем не горюет. Лучше умереть, чем жить, сказал он, А еще лучше никогда не быть рожденным!

Король долго сидел молча. Наконец он шевельнулся, поднял флакон и подозвал одну из девушек.

— Он пьет со мной! – сказал он, указывая на Кентона.

Лучники расступились, пропустили девушку. Она остановилась перед Кентоном, поднесла к его губам флакон. Он выпил, поднял голову и поклонился.

— Кланет, – сказал король, – человек, знающий Малдонаха из Ура, не может быть рабом.

— Повелитель, – упрямо ответил черный жрец. – Мой раб останется у меня.

— Неужели? – засмеялся король. – Язва в брюхе комара! Неужели?

Вокруг зазвенели натягиваемые луки.

— Повелитель, – выдохнул Кланет и опустил голову, – он остается у тебя.

Проходя мимо, Кланет слышал, как скрипят зубы черного жреца, слышал, как он втягивает воздух, как после долгого бега. И Кентон, улыбаясь, прошел сквозь строй лучников и остановился возле короля.

— Человек, знающий Малдонаха, – улыбнулся король, – ты удивляешься, как это я, один, обладаю большей властью, чем жрецы всех богов и все их боги. Потому, что во всей Эмактиле только у меня нет ни богов, ни суеверий. Я единственный человек, который знает, что в мире существуют лишь три реальности. Вино – оно до некоторого предела позволяет человеку видеть яснее, чем боги. Власть – вместе с хитростью она делает человека выше богов. Смерть – которую боги не могут отменить и которой распоряжаюсь я.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});