Любимцы фортуны - Тилли Бэгшоу

Хантер затравленно огляделся. Как его угораздило попасть в такой переплет? И где черти носят Сиену?

— Нет. Я и мой брат… к сожалению, — выдавил он, — не общаемся.

— Да, Пит Макмаон публично высказывался о твоей карьере не в самом лестном ключе. Должно быть, ты очень переживал его неодобрение? — спросила Эмма, не отличавшаяся ни малейшей тактичностью. — Скажи, Хантер, ты намерен присутствовать на похоронах своей мачехи? — надсаживалась она.

— Минни мне не мачеха. Она была женой моего отца, но… — Хантер снова огляделся, надеясь, что появится Сиена с билетом, и можно будет улизнуть в свою ложу. — Честно говоря, мне не хотелось бы обсуждать эту тему. Еще раз выражаю сочувствие семье Минни, но меня их трагедия не слишком коснулась.

Как раз в этот момент, словно по волшебству, камеры отвернулись от него, и целая толпа журналистов хлынула навстречу подъезжавшему черному лимузину.

Приехали Рэндалл и Сиена.

— Сиена! Сиена! Расскажите о ваших чувствах! — завопили голоса, стоило машине остановиться. — Вы говорили с отцом? Считаете ли вы, что после смерти Минни Пит Макмаон готов на сближение с «блудной дочерью»?

Хантер беспомощно смотрел, как Сиена выбралась из машины, рука об руку с Рэндаллом, и начала двигаться сквозь толпу, попутно отвечая на вопросы, но ни на секунду не останавливаясь. Он не знал, что именно так ей велел себя вести Стайн.

Если бы журналисты на все лады не выкрикивали имя Сиены, Хантер едва ли бы узнал племянницу и подругу детства. Во-первых, она была с головы до пят одета в черное. На ней были узкая кофточка с закрытым воротом, пиджак, юбка-карандаш и высоченные туфли на шпильке. Наряд дополняло манто из черной стриженой норки. Сиена была похожа на юную Элизабет Тейлор в трауре.

В трауре?

Хантер изумленно таращился на подругу. Она действительно была в трауре.

И по кому? По Минни?

Все это было как-то чересчур, слишком напоказ, через край. Хантер терялся в догадках, одновременно чувствуя себя глупо в голубых джинсах и футболке «Доджерс».

— Хантер, Хантер, дорогой! — воскликнула Сиена, двигаясь сквозь толпу к нему. Даже ее голос звучал иначе, словно был каким-то искусственным. Рэндалл следовал за девушкой. В своем черном костюме он казался еще более толстым, лысым и старым. — Как ты, дорогой? — Сиена простерла к дяде руки.

Хантер обнял подругу, хотя его преследовало ощущение, что это не она, а какая-то дешевая подделка. Сиена расцеловала его в обе щеки и тепло улыбнулась, хотя что-то в ней по-прежнему было не так. Возможно, виной тому был толстый слой косметики, словно Сиена приготовилась к фотосессии.

— Все в порядке, я нормально, — механически сказал Хантер, желая побыстрее увести подругу от камер и поболтать наедине. — Я уже подумывал, что ты не придешь.

— Так мы опоздали? — Сиена деланно глянула на свои часики «Картье», которые ослепительно засверкали в свете прожекторов сотней бриллиантов.

Хантер укоризненно глянул на подругу.

— Прости, — тихо шепнула Сиена. — Мы опоздали из-за Рэндалла. Ему никогда не нравится то, что я надеваю, поэтому приходится перетряхивать весь гардероб. — Она улыбнулась камерам и с чувством сжала ладонь подошедшего Стайна.

— Но что на тебе надето? — спросил Хантер, пожимая другую руку Рэндалла и принимая три билета, которые тот ему протянул. Он начал пробираться ко входу на стадион. — То есть я хотел сказать, что наряд тебе к лицу. Но почему ты в черном? Не из-за Минни же?

На мгновение Хантеру показалось, что щеки Сиены вот-вот вспыхнут румянцем, как бывало в детстве, если ее ловили на вранье. Уж он-то знал, что племянницу не тронула смерть Минни.

— Она была бабушкой Сиены, — пояснил Рэндалл, словно Хантер этого не знал. — Сиену потрясла смерть Минни. С Хэнкок-Парком у нее связано много воспоминаний. Сначала от бедняжки отказались родители, а теперь эта внезапная новость. Не так ли, милая? Хантер, я уверен, ты тоже скорбишь.

Хантер едва не ответил, что Рэндалл ошибается и что Сиене и ему плевать на всю семейку Макмаонов, но осекся, заметив, что девушка возвращается к журналистам. Она прижимала руку к груди, словно сердце разрывалось от невыносимых страданий.

— Идем, Хантер, — шепнула она, обернувшись к нему. — Хотя бы сделай вид, что ты раздавлен горем. Давай же! Мы должны действовать заодно. «Отверженные Макмаоны, объединенные общей трагедией», понимаешь?

Сиена вынула из кармана платочек и прижала его к сухим ресницам. Только после этого с глаз Хантера упала пелена.

Он был потрясен. Сиена использовала смерть Минни и, хуже того, самого Хантера, чтобы дать пищу журналистам и в очередной раз покрасоваться на страницах газет!

Рэндалл сделал шаг к нему, но остановился, наткнувшись на пылающий возмущением взгляд. Хантер нагнал племянницу, схватил за запястье и потащил прочь от журналистов. Рэндалл следовал за ними по пятам.

— Что за игру ты затеяла? — спросил Хантер. — Чего добиваешься?

— О чем ты говоришь? Отпусти меня, мне больно! — испуганно пискнула Сиена.

— Вот и хорошо. По крайней мере теперь твоя боль не фальшива, как все то, что ты тут изображала!

Сиена застыла на месте, взгляд ее метался от Хантера к Стайну.

— Это он тебя надоумил? А?! Стайн придумал это дурацкое амплуа?

— Что? — Теперь Сиена выглядела по-настоящему испуганной. До этого момента Хантер никогда не позволял себе кричать на нее. — Я не понимаю, о чем ты толкуешь. Какое еще амплуа?

— Да это! — Хантер поочередно ткнул пальцем в ее черный пиджак и платочек. — Весь этот наряд, эти притворные слезы по Минни, вопросы о моем самочувствии и прочая дешевка. Вы опоздали специально, чтобы журналисты сначала помариновали меня, а потом появилась ты, сверкая как бриллиант! Господи, Сиена, что с тобой происходит? Ты никогда не любила Минни, но не кажется ли тебе, что бедняга заслуживает большего уважения, нежели ваш глупый спектакль?

— Я так не думаю. — Теперь Сиену трясло. Обвинения и крики Хантера ужасали. Каждое его слово было правдой. Ей было стыдно и гадко, хотелось, чтобы земля разверзлась под ногами, укрыв от телекамер и его гнева. Однако по своей давней привычке она пошла в наступление: — Я не думаю, что Минни заслуживала уважения. Она была злой, мстительной старой сукой, которой было плевать на нас обоих.

— Полная чушь! — выплюнул Хантер. Впервые в жизни ему не хотелось слушать Сиену. Неожиданно ему открылась та сторона подруги, о которой так давно твердила Тиффани и которую он отказывался видеть. И это было гадкое, уродливое существо, не вызвавшее ничего, кроме презрения. — Минни заботилась о тебе. Пусть не обо мне, но о тебе, Сиена. Ты постоянно твердишь о своем несчастном детстве, но это ложь. Тебя обожали. На тебя молились. Все, все до единого!