Записки об Анне Ахматовой. 1952-1962 - Лидия Чуковская

1916

№ 68 к 761

Вижу выцветший флаг над таможнейИ над городом желтую муть.Вот уж сердце мое осторожнейЗамирает, и больно вздохнуть.

Стать бы снова приморской девчонкой,Туфли на босу ногу надеть,И закладывать косы коронкой,И взволнованным голосом петь.

Все глядеть бы на смуглые главыХерсонесского храма с крыльцаИ не знать, что от счастья и славыБезнадежно дряхлеют сердца.

1913

№ 69 к стр. 363

Предыстория

Я теперь живу не там…

Пушкин

Россия Достоевского. ЛунаПочти на четверть скрыта колокольней.Торгуют кабаки, летят пролетки,Пятиэтажные растут громадыВ Гороховой, у Знаменья, под Смольным.Везде танцклассы, вывески менял,А рядом: «Henriette», «Basile», «Andr»И пышные гроба: «Шумилов-старший».

Но, впрочем, город мало изменился.Не я одна, но и другие тожеЗаметили, что он подчас умеетКазаться литографией старинной,Не первоклассной, но вполне пристойной,Семидесятых, кажется, годов.Особенно зимой, перед рассветом,Иль в сумерки – тогда за ворот миТемнеет жесткий и прямой Литейный,Еще не опозоренный модерном,И визави меня живут – НекрасовИ Салтыков… Обоим по доскеМемориальной. О, как было б страшноИм видеть эти доски! Прохожу.А в Старой Руссе пышные канавы,И в садике подгнившие беседки,И стекла окон так черны, как прорубь,И мнится, там такое приключилось,Что лучше не заглядывать, уйдем.

Не с каждым местом сговориться можно,Чтобы оно свою открыло тайну(А в Оптиной мне больше не бывать…).

Шуршанье юбок, клетчатые пледы,Ореховые рамы у зеркал,Каренинской красою изумленных,И в коридорах узких те обои,Которыми мы любовались в детстве,Под желтой керосиновою лампой,И тот же плюш на креслах…Все разночинно, наспех, как-нибудь…Отцы и деды непонятны. ЗемлиЗаложены. И в Бадене – рулетка.

И женщина с прозрачными глазами(Такой глубокой синевы, что мореНельзя не вспомнить, поглядевши в них),С редчайшим именем и белой ручкой,И добротой, которую в наследствоЯ от нее как будто получила, —Ненужный дар моей жестокой жизни…

Страну знобит, а омский каторжанинВсе понял и на всем поставил крест.Вот он сейчас перемешает всеИ сам над первозданным беспорядком,Как некий дух, взнесется. Полночь бьет.Перо скрипит, и многие страницыСеменовским припахивают плацем.

Так вот когда мы вздумали родитьсяИ, безошибочно отмерив время,Чтоб ничего не пропустить из зрелищНевиданных, простились с небытьем.

1940–1945

№ 70 к стр. 365

Не бывать тебе в живых,Со снегу не встать.Двадцать восемь штыковых,Огнестрельных пять.Горькую обновушкуДругу шила я.Любит, любит кровушкуРусская земля.

[16 августа] 1921

№ 71 к стр. 373

.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .А за проволокой колючей,В самом сердце тайги дремучей —Я не знаю, который год —Ставший горстью «лагерной пыли»,Ставший сказкой из страшной были,Мой двойник на допрос идет.А потом он идет с допроса,Двум посланцам Девки БезносойСуждено охранять его.И я слышу даже отсюда —Неужели это не чудо! —Звуки голоса своего:За тебя я заплатилаЧистоганом,Ровно десять лет ходилаПод наганом,Ни налево, ни направоНе глядела,А за мной худая славаШелестела.. . . . . .

№ 72 к стр. 382

Поэт

Подумаешь, тоже работа, —Беспечное это житье:Подслушать у музыки что-тоИ выдать шутя за свое.

И чье-то веселое скерцоВ какие-то строки вложив,Поклясться, что бедное сердцеТак стонет средь блещущих нив.

А после подслушать у леса,У сосен, молчальниц на вид,Пока дымовая завесаТумана повсюду стоит.

Налево беру и направо,И даже, без чувства вины,Немного у жизни лукавой,И все – у ночной тишины.

Комарово Лето 1959

№ 13 к стр. 382

Музыка

Д. Д. Ш[остаковичу]

В ней что-то чудотворное горит,И на глазах ее края гранятся.Она одна со мною говорит,Когда другие подойти боятся.

Когда последний друг отвел глаза,Она была со мной в моей могилеИ пела словно первая грозаИль будто все цветы заговорили.

1958

№ 74 к стр. 384

Наследница

От сарскосельских лип…

Пушкин

Казалось мне, что песня спета

Средь этих опустелых зал.

О, кто бы мне тогда сказал,

Что я наследую все это:

Фелицу, лебедя, мосты

И все китайские затеи,

Дворца сквозные галереи

И липы дивной красоты.

И даже собственную тень,

Всю искаженную от страха,

И покаянную рубаху,

И замогильную сирень.

Ленинград 20 ноября 1959

№ 75 к стр. 384

Из цикла «Ташкентские страницы»

В ту ночь мы сошли друг от друга с ума,Светила нам только зловещая тьма,Свое бормотали арыки,И Азией пахли гвоздики.

И мы проходили сквозь город чужой,Сквозь дымную песнь и полуночный зной, —Одни под созвездием Змея,Взглянуть друг на друга не смея.

То мог быть Стамбул или даже Багдад,Но, увы! не Варшава, не Ленинград,И горькое это несходствоДушило, как воздух сиротства.

И чудилось: рядом шагают века,И в бубен незримая била рука,И звуки, как тайные знаки,Пред нами кружились во мраке.

Мы были с тобою в таинственной мгле,Как будто бы шли по ничейной земле,Но месяц алмазной фелукойВдруг выплыл над встречей-разлукой…

И если вернется та ночь и к тебеВ твоей для меня непонятной судьбе,Ты знай, что приснилась кому-тоСвященная эта минута.

[май 1942] 1959

№ 76 к стр. 388

Читатель

Не должен быть очень несчастнымИ, главное, скрытным. О нет! —Чтоб быть современнику ясным,Весь настежь распахнут поэт.

И рампа торчит под ногами,Все мертвенно, пусто, светло,Лайм-лайта позорное пламяЕго заклеймило чело.

А каждый читатель как тайна,Как в землю закопанный клад,Пусть самый последний, случайный,Всю жизнь промолчавший подряд.

Там все, что природа запрячет,Когда ей угодно, от нас.Там кто-то беспомощно плачетВ какой-то назначенный час.

И сколько там сумрака ночи,И тени, и сколько прохлад,Там те незнакомые очиДо света со мной говорят,

За что-то меня упрекаютИ в чем-то согласны со мной…Так исповедь льется немая,Беседы блаженнейший зной.

Наш век на земле быстротеченИ тесен назначенный круг,А он неизменен и вечен —Поэта неведомый друг.

Комарово Лето 1959

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});