Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В секторе для пьяниц не так хорошо. Нет ни койки, ни стула, ни одеяла, ничего. Лежишь на бетонном полу. Сидишь на унитазе и блюешь себе на колени.
Это уже предел страданий. Видал я и такое.
Хотя было еще светло, под потолком горели лампочки. Глазок на внутренней стороне стальной двери был заплетен стальной решеткой. Светом управляли снаружи. В девять вечера его гасили. Никто не входил в коридор, ничего не говорил. Ты мог быть на середине фразы в газете или журнале. Без щелчка, без предупреждения — сразу темнота. И до летнего рассвета делать нечего — разве что спать, если можешь, курить, если есть что, и думать, если есть о чем, и если от этого тебе не становится еще хуже.
В тюрьме у человека нет индивидуальности. Он представляет собой мелкую проблему — куда поместить? — и несколько записей в сводках. Никого не интересует, кто его любит, кто ненавидит, как он выглядит, как прожил жизнь.
Никто на него не реагирует, если он не доставляет беспокойства. Никто не причиняет ему зла. От него требуется только, чтобы он тихо отправился в нужную камеру и тихо там сидел. Не с чем бороться, не на что злиться.
Тюремщики — спокойные люди, не злобные и не садисты. Все, что вы читали о том, как заключенные вопят, колотят по решеткам, гремят ложками, а охрана врывается к ним с дубинками — все это про большие федеральные тюрьмы.
Хорошая тюрьма — одно из самых тихих мест в мире. Если пройти ночью по коридору, заглядывая за решетки, можно увидеть фигуру под коричневым одеялом, всклокоченную голову, глаза, уставившиеся в пустоту. Можно услышать храп. Изредка — стоны, вызванные кошмарным сном. Жизнь в тюрьме приостановлена, в ней нет ни цели, ни смысла. В одной из камер можно увидеть человека, который не спит и даже не пытается уснуть. Он сидит на краю койки и ничего не делает. Может быть, он взглянет на тебя, а может, и нет. Ты смотришь на него. Он ничего не говорит, и ты тоже. Разговаривать не о чем.
Сбоку в коридоре иногда бывает еще одна стальная дверь, она ведет в «смотровую». Одна стена в «смотровой» — проволочная, покрашенная черным. На задней стенке — деления для измерения роста. В потолке — прожектор. Ты входишь туда — как правило, утром, перед тем, как капитан сменяется с ночного дежурства. Становишься к мерке для роста, тебя заливает светом, за проволокой света нет. Но там полно народу: полиция, сыщики, граждане, которых ограбили, или побили, или под прицелом выкинули из машины, или выманили у них сбережения. Ты их не видишь и не слышишь. Слышен только голос капитана. Он разносится громко и ясно. Тобой командуют, как цирковой собачкой. Капитан циничен, опытен и утомлен. Он — постановщик спектакля, который побил все рекорды по числу представлений в истории, но уже потерял для него интерес.
— Давай теперь ты. Встать прямо. Живот втянуть. Выше подбородок. Развернуть плечи. Голову ровней. Смотреть перед собой. Нале-во. Напра-во. Снова лицом, вытянуть руки вперед. Ладонями вниз. Закатать рукава. Шрамов нет. Волосы темно-русые, с проседью. Глаза карие. Рост шесть футов и полдюйма. Вес примерно сто девяносто фунтов. Имя — Филип Марло. Род занятий — частный детектив. Так, так, Марло, приятно познакомиться. Все. Следующий.
— Премного благодарен, капитан. Спасибо, что уделили мне время. Вы забыли мне приказать, чтобы я открыл рот. Там несколько хорошеньких пломбочек и одна классная фарфоровая коронка. На восемьдесят семь долларов. И в нос вы мне забыли заглянуть, капитан. Там полно замечательной соединительной ткани. Оперировали перегородку, врач кромсал ее, как мясник. Тогда на это уходило часа два. Сейчас, говорят, делают за двадцать минут. Заработал это на футбольном поле, капитан, — хотел блокировать мяч и слегка просчитался. Блокировал ногу того парня после того, как он уже ударил по мячу. Пятнадцатиметровый штрафной, и такой же длины кровавый бинт извлекли у меня из носа, дюйм за дюймом, на другой день после операции. Я не хвастаюсь, капитан. Просто рассказываю. Мелочи — это самое интересное.
На третий день тюремщик отпер мою камеру незадолго до полудня.
— Ваш адвокат пришел. Бросайте окурок, только не на пол.
Я спустил окурок в унитаз. Меня отвели в комнату для свиданий. Там стоял высокий и бледный темноволосый человек и смотрел в окно. Человек обернулся. Подождал, пока закроется дверь. Потом сел возле своего портфеля в конце изрезанного дубового стола, который плавал еще в Ноевом ковчеге. Ною он достался уже подержанным. Адвокат открыл серебряный портсигар, положил перед собой и окинул меня взглядом.
— Садитесь, Марло. Сигарету хотите? Меня зовут Эндикотт. Сьюэлл Эндикотт. Мне даны указания представлять вас, без затрат с вашей стороны. Вы ведь хотите отсюда выбраться?
Я сел и взял сигарету. Он поднес мне зажигалку.
— Рад видеть вас снова, мистер Эндикотт. Мы познакомились, когда вы работали прокурором. — Он кивнул.
— Не помню, но вполне возможно. — Он слегка улыбнулся. — Та работа была не совсем по мне. Наверное, во мне маловато тигриного.
— Кто вас прислал?
— Не имею права сказать. Если вы согласитесь на мои адвокатские услуги, об оплате позаботятся.
— Понятно. Значит, они его нашли.
Он промолчал, не спуская с меня глаз. Я затянулся сигаретой. Он курил эти новые, с фильтром. На вкус они были, как туман, процеженный через вату.
— Если вы говорите о Ленноксе — а это, конечно, так, — промолвил он, — то нет, его не нашли.
— Тогда почему такая таинственность, мистер Эндикотт? Почему нельзя узнать, кто вас прислал?
— Это лицо желает остаться неизвестным. Имеет на это право. Вы согласны?
— Не знаю, — сказал я. — Если они не нашли Терри, зачем меня здесь держат? Никто меня ни о чем не спрашивает, даже близко не подходит.
Он нахмурился, разглядывая свои длинные и холеные пальцы.
— Этим делом занимается лично прокурор Спрингер. Может быть, он пока слишком занят. Но вам полагается предъявить обвинение и провести предварительное слушание. Я могу взять вас на поруки до суда. Вы, вероятно, знаете законы.
— Меня задержали по подозрению в убийстве. — Он раздраженно передернул плечами.
— Это перестраховка. Они, вероятно, имеют в виду сообщничество. Вы ведь отвезли куда-то Леннокса?
Я не ответил. Бросил на пол безвкусную сигарету и насупился.
— Допустим, что отвезли — это предположение. Чтобы объявить вас сообщником, они должны доказать, что вы поступили так намеренно. То есть якобы знали, что совершено преступление, и Леннокс хочет скрыться от правосудия. Все равно вас можно взять на поруки. На самом
- Человек, который любил собак - Рэймонд Чэндлер - Крутой детектив
- Женщина в озере - Рэймонд Чандлер - Крутой детектив
- Свидетель - Рэймонд Чандлер - Крутой детектив
- Чистая работа - Рэймонд Чандлер - Крутой детектив
- Горячий ветер - Рэймонд Чандлер - Крутой детектив
- Китайский жадеит - Рэймонд Чандлер - Крутой детектив
- На том стою - Рэймонд Чандлер - Крутой детектив
- Опасность – моя профессия - Рэймонд Чандлер - Крутой детектив
- Убийство чёрными буквами - Пол Андерсон - Детектив / Крутой детектив
- Высокое окно - Реймонд Чандлер - Крутой детектив