Собрание избранных рассказов и повестей в одном томе - Михаил Михайлович Зощенко

какие-то мешки и корзинки в вагон нагружал.

Агент говорит:

– Тогда надо у него удостоверение личности потребовать и поглядеть его поклажу.

Вот агент с дежурным по станции взошли в вагон и обращаются до этого интеллигентика: мол, будьте добры, прихватите свой мешочек и будьте любезны за нами следовать.

Пассажир, конечно, побледнел как полотно. Начал чего-то такое лопотать, за свой карманчик хвататься.

– Позвольте, – говорит, – в чем дело? Я в Москву еду. Вот мои документы. Я есть доктор медицины.

Агент говорит:

– Все мы доктора! Тем не менее, – говорит, – будьте любезны без лишних рассуждений о высоких материях слезть с вагона и проследовать за нами в дежурную комнату.

Интеллигент говорит:

– Но позвольте, – говорит, – скорей всего поезд сейчас тронется. Я запоздать могу.

Дежурный по станции говорит:

– Поезд еще не сейчас тронется. Но на этот счет вам не приходится беспокоиться. Тем более у вас скорей всего мало будет шансов ехать именно с этим поездом.

Начал наш пассажир тяжело дышать, за сердечишко свое браться, пульс щупать. После видит – надо исполнять приказание. Вынул из-под лавки мешок, нагрузил на свои плечики и последовал за дежурным.

Вот пришли они в дежурную комнату. Агент говорит:

– Не успели, знаете, урожай собрать, как эти форменные гады обратно закопошились и мешками вывозят ценную продукцию. Вот шлепнуть бы, – говорит, – одного, другого, и тогда это начисто заглохнет. Нуте, – говорит, – развяжи мешок и покажи, что там у тебя внутри напихано.

Интеллигент говорит:

– Тогда, – говорит, – сами развязывайте. Я вам не мальчик мешки расшнуровывать. Я, – говорит, – из деревни еду, и мне, – говорит, – удивительно глядеть, что вы ко мне прилипаете.

Развязали мешок. Развернули. Видят – поверх всего каравай хлеба лежит. Агент говорит:

– Ах вот, – говорит, – какой вы есть врач медицины! Врач медицины, а у самого хлеб в мешках понапихан. Очень великолепно! Вытрусите весь мешок!

Вытряхнули из мешка всю продукцию, глядят – ничего такого нету. Вот бельишко, докторские подштанники. Вот пикейное одеяльце. В одеяльце завернут ящик с разными докторскими щипцами, штучками и чертовщинками. Вот еще пара научных книг. И больше ничего.

Оба два администратора начали весьма извиняться. Мол, очень извините и все такое. Сейчас мы вам обратно все в мешок запихаем, и будьте любезны, поезжайте со спокойной совестью.

Доктор медицины говорит:

– Мне, – говорит, – все это очень оскорбительно. И поскольку я послан с ударной бригадой в колхоз как доктор медицины, то мне, – говорит, – просто неинтересно видеть, как меня спихивают с вагона чуть не под колесья и роются в моем гардеробе.

Дежурный, услыхав про колхоз и ударную бригаду, прямо даже затрясся всем телом и начал интеллигенту беспрестанно кланяться. Мол, будьте так добры, извините. Прямо это такое печальное недоразумение. Тем более нас мешок ввел в заблуждение.

Доктор говорит:

– Что касается мешка, то мне, – говорит, – его крестьяне дали, поскольку моя жена, другой врач медицины, выехала из колхоза в Москву с чемоданом, а меня, – говорит, – еще на неделю задержали по случаю эпидемии острожелудочных заболеваний. А жену, – говорит, – может быть, помните, я на прошлой неделе провожал и помогал ей предметы в вагон носить.

Дежурный говорит:

– Да, да, я чего-то такое вспоминаю.

Тут агент с дежурным поскорее запихали в мешок, чего вытряхнули, сами донесли мешок до вагона, расчистили место интеллигенту, прислонили его к самой стеночке, чтоб он, утомленный событиями, боже сохрани, не ковырнулся во время движения, пожали ему благородную ручку и опять стали сердечно извиняться.

– Прямо, – говорят, – мы и сами не рады, что вас схватили. Тем более человек едет в колхоз, лечит, беспокоится, лишний месяц задерживается по случаю желудочных заболеваний, а тут наряду с этим такое неосмотрительное канальство с нашей стороны. Очень, – говорят, – сердечно извините!

Доктор говорит:

– Да уж ладно, чего там! Пущай только поезд поскорей тронется, а то у меня на вашем полустанке голова закружилась.

Дежурный с агентом почтительно поклонились и вышли из вагона, рассуждая о том, что, конечно, и среди этой классовой прослойки не все сукины дети. А вот многие, не щадя своих знаний, едут во все места и отдают свои научные силы народу.

Вскоре после этого наш поезд тронулся.

Да перед тем как тронуться, дежурный лично смотался на станцию, приволок пару газет и подал их интеллигенту.

– Вот, – говорит, – почитайте в пути, наверно заскучаете.

И тут раздался свисток, гудок, дежурный с агентом взяли под козырек, и наш поезд самосильно пошел.

Дела и люди

Вчера, черт возьми, я чуть на работу не опоздал.

Главное, я вышел вовремя. Попил чайку. Спускаюсь с лестницы. Гляжу – кошка на окне сидит.

Хотел я этого котенка погладить, но после думаю: еще, черт возьми, опоздаю, если тут разных котов начну гладить.

И, не приласкав киску, быстро выхожу во двор.

Выхожу во двор, подхожу к воротам – нельзя пройти. Под воротами яму вырыли. Трубы, что ли, лопнули – ремонтируют.

Народ собрался с двух сторон. И на улице ждут – пойти домой не могут. И во дворе трудящиеся волнуются – не могут поспешать на службу.

Которые яму роют, говорят:

– Через час зароем – не волнуйтесь. А которым такая торопежка – пущай в яму сигают, мы их будем наверх подавать.

Вот один прыгнул, но измазался, как подлец. Его там в яме, пока наверх подняли, до того в грязи отвозили, что он, выйдя на улицу, снова сиганул в яму и велел опять поднять его во двор – пошел мыться и переодеваться.

Стоящие во дворе начали волноваться.

– Позовите, – говорят, – председателя. Чего он, сволочь, до восьми часов утра дрыхнет.

Приходит председатель. Обижается.

– Я, – говорит, – не на жалованьи работаю. Я не нанятой. Почем я знал, что они поперек всех ворот выроют.

Член коллегии защитников, некто Брыкин, ядовито отвечает:

– Характерный фактик. Обыкновенная история. Это у нас часто. Чего-нибудь делают, а про людей забывают.

Председатель говорит:

– Вы в нашем доме известный нытик-интеллигент.

Другой жилец говорит:

– Вот, для примеру, я не интеллигент, а я тоже могу отметить. Я вчера голый хотел в ванну сесть. У меня колонка топится. Вдруг – здравствуйте, благодарю – воду закрыли. Я голый печку заливал, а то без воды колонка может лопнуть. Меня предупредить нужно, что воду закроете. Это есть чистое безобразие.

Председатель говорит:

– А ну вас! Завсегда с претензиями. А еще пролетарий.

Один, который на улице ожидает, говорит:

– Тогда пропущайте через квартиры, где выход туда и сюда. Чего я буду на вашу яму любоваться.

Председатель говорит:

– Через квартиры – мысль правильная. Но только у