Варфоломеевская ночь - Пьер Понсон дю Террайль

— Как ты думаешь, Ноэ, — насмешливо спросил Генрих, — если беарнцы восстанут против меня и осадят мой дворец в По, придет ли французский король ко мне на помощь?

— Не думаю!

— Ну, так… подождем! Я подумаю! — и Генрих продолжал смотреть на сражение.

XIX

Ноэ, Маликан и хорошенькая Одлетта обступили на крыше Генриха, который сказал им:

— А парижане-то — прирожденные воины. Посмотрите только на портных и сапожников, которые дерутся словно заправские ландскнехты! А эта баррикада! Как она остроумно выстроена и как удачно расположена против главных ворот у Лувра!

— Государь, — сказал Ноэ, — видите вы там всадника? Да? Это герцог Гиз!

— Ах уж этот мне милый кузен Анри! — сказал наваррский король. — Ему ужасно хочется еще до вечера забраться в Лувр!

Когда Генрих подошел к лавке Жоделя, дверь оказалась запертой, так как кондитер опасался, что шальные пули, то и дело залетавшие на улицу, могут перебить его банки со всяким добром. Генрих постучал. Одлетта открыла ему дверь и радостно сказала:

— Ах, государь, мы с вашими друзьями ужасно тревожились за вас!

— Милая крошка! — ласково сказал Генрих, любовно потрепав девушку по щеке. — Скажи, где Ноэ?

— Он бегает по всему городу, разыскивая вас.

— А другие?

— Другие тоже.

Тогда Генрих обратился к Маликану:

— Твой племянничек неисправим! Я ему категорически приказал ждать меня здесь! Ну-с, милочка, — обратился он затем к Одлетте, — скажи мне, можно ли выбраться на крышу вашего дома?

— О, да, через чердак!

— Ну, так проводи меня!

Одлетта пошла вперед, Генрих и Маликан последовали за нею. Она довела их до чердака и указала на лестницу, по которой можно было выбраться на крышу; туда влез сначала Генрих, а потом Маликан.

С крыши отлично было видно площадь Сен-Жермен- л'Оксеруа и Лувр. С обеих сторон бой шел весьма жаркий; мятежники раздобыли две кулеврины и втащили их на баррикаду; защитники Лувра отвечали на выстрелы с неменьшей энергией.

— Сегодня они еще продержатся, — пробормотал Генрих.

— И король вернется в Лувр, — сказал Маликан.

— Как знать! — ответил Генрих.

— Эй, государь, — крикнула снизу Одлетта, оставшаяся у подножия лестницы, — а вот и господин де Ноэ!

— Наконец-то! — буркнул Генрих.

На крышу вышел Ноэ, за ним — Одлетта.

— Я уже думал, что вас убили! — сказал Амори.

— Такова уж твоя привычка, — смеясь ответил Генрих, — стоит тебе потерять меня из вида, как ты начинаешь строить самые мрачные предположения. Ну-с, раз ты шнырял по городу, не узнал ли ты чего-нибудь новенького?

— Узнал, что герцогу Гизу удалось убежать из Лувра! Генрих подавил возглас гнева.

— И узнал также, — продолжал Ноэ, — что королю не вернуться в Лувр, если мы не вмешаемся в это дело!

— Но мы помешаем ему в этом, государь?

— Гм… гм… Что значат каких-нибудь пять-шесть сотен гасконцев, рассеянных по Парижу?

— Они стоят больше, чем восемь тысяч королевских швейцарцев!

— Согласен, но… раз король не хочет моей помощи…

— Ему нужно помочь против его воли. Разве он не брат королевы Маргариты? Кроме того, если герцогу удастся проникнуть в Лувр, он станет королем.

— На сутки — не больше! Но я уж вижу, что у тебя просто руки зудят! Ладно, ступай за гасконцами!

— Этого не нужно — они ждут лишь сигнала. Их взоры обращены на этот дом.

— Ну, так давай свой сигнал!

Ноэ достал из кармана голубой носовой платок и привязал его к кончику шпаги; но, в то время как он собирался махнуть этим флажком, Генрих остановил его.

— Что еще? — спросил Ноэ.

— А вот погляди.

Действительно, пушки Лувра открыли такой убийственный огонь по мятежникам, что последние отступили и оставили баррикаду. Напрасно Гиз старался остановить их и вновь двинуть в огонь: горожане продолжали отступать.

— Пожалуй, нашего вмешательства не понадобится, — сказал Генрих. — Я оказался слишком хорошего мнения об этих горожанах: они обманули мое доверие!

Но не успел Генрих договорить эти слова, как на площади послышался сильный шум. Это на рысях подъехал кавалерийский отряд, состоявший из немецких рейтаров. Их вела женщина в каске и со шпагой в руках, с седла, развеваясь, свешивалась ярко-красная юбка.

— Королева баррикад! — крикнул Ноэ.

— Да, это герцогиня! — воскликнул в свою очередь Генрих.

XX

Что же произошло потом?

Благодаря неожиданной помощи Генриха Наваррского, Крильон мог распорядиться вылазкой. Это окончательно сбило с толку горожан, и они растерянно разбежались в разные стороны. Самому герцогу Гизу пришлось бежать сломя голову, так как он знал, что, попадись он в руки Крильона, вторично ему не выйти живым. Так случилось, что герцогиня Монпансье оказалась в руках Амори де Ноэ, и он немедленно доставил ее в дом Жоделя к Генриху Наваррскому.

При виде последнего герцогиня в бешенстве крикнула:

— Вы! Опять и всегда вы!

— Я же сказал вам, кузиночка, что наши счеты еще не закончены, — весело ответил Генрих. — Наконец-то пришел и мой час!

Герцогиня с злобной надменностью посмотрела на него, но не ответила ни слова; она была уверена, что брат Генрих найдет способ спасти ее, а в крайнем случае король Генрих III не решится принять суровые меры против принцессы крови. Поэтому, не теряя времени на пустые словопрения, она спокойно прошла в отведенную ей комнату и там замкнулась в гордом молчании.

На следующий день утром в комнату, которую занимала Анна Лотарингская, постучались, и вошедший Амори де Ноэ произнес:

— Герцогиня, я получил приказание доставить вас в Лувр! Анна облегченно перевела дух. Она боялась только Генриха Наваррского, а перевод в Лувр, по ее мнению, означал, что она будет отныне во власти короля. Быть может, даже Генрих III вернулся и желает видеть ее? О, в таком случае можно поручиться, что уже сегодня она будет свободна!

Однако сильный эскорт, которым ее окружили при выходе на улицу, как-то не вязался с ее розовыми надеждами. Когда же герцогиня Анна вошла в луврский зал, то невольно вскрикнула, увидев перед собою седовласых мужчин, одетых в красивые судейские балахоны.

Да, это был парламент, созванный Гарлеем для суждения по делу об измене, в которой обвинялась герцогиня Монпансье.

При виде этих суровых, бесстрастных лиц она почувствовала такой ужас, какого не испытывала прежде даже под градом пуль.

В полной растерянности герцогиня обвела взором зал. Вдруг лицо одного из слушателей показалось ей знакомым. Герцогиня пригляделась, заметила, как одобрительно кивнул ей этот человек, одетый простым горожанином, и вдруг успокоилась.