Битва за Коррин - Брайан Херберт

— Я не хочу разрушать плоды ваших трудов, — возразила Ракелла. — Я хочу завершить их. Фанатики разрушили до основания госпиталь для неизлечимых больных, где я когда-то работала. Я не люблю их.

Тиция успокоилась, но ненависть в ее глазах заполыхала еще жарче. Она выпростала руку из складок одежды, промокшей от пота, в кулаке Верховная Колдунья держала маленький, уже открытый флакон с горьким едким веществом. Пальцы ее были запятнаны маслянистой жидкостью. Ракелла моментально поняла, что это такое. Это было то самое россакское средство, которое едва не лишило ее жизни.

Ракелла бросилась к Тиции, чтобы помешать ей, но та силой своей ментальной энергии отбросила врача прочь. Флакон упал на пол и разбился. Прежде чем кто-нибудь успел остановить ее, Тиция поднесла палец к губам и слизнула жидкость. Одной капли оказалось более, чем достаточно.

Жизнь быстро покинула бренное тело, глаза Тиции остекленели, и она невидящим взором уставилась в бесконечное пространство.

Дающий и берущий по-разному толкуют слово «вознаграждение».

Когитор Квина. Архивы Города Интроспекции

Данте, твердо стоя на своих механических ногах, принялся невозмутимо-скептическим тоном излагать свои возражения. Речь его лилась так гладко, словно он читал с листа. Другие два титана уже высказались и теперь внимательно слушали выводы.

— Таким образом, — подытожил Данте, — если вы, генерал, действительно верите в то, что Вориан Атрейдес явился к нам по собственной воле и желает по мере сил участвовать в нашей экспансии, то нам лучше превратить его в кимека, пока он не передумал. — Оптические сенсоры вспыхнули и погасли, что было эквивалентом подмигивания.

— Я согласен, — произнес Агамемнон. — Мы отрежем лишнюю плоть, и его верность нам станет чисто интеллектуальной. К тому же это будет необратимо.

— О, в этом решении я не вижу ничего интеллектуального, — едко возразила Юнона. — Я приготовлю операционную, а наш дражайший питомец Квентин будет мне ассистировать. Это очень важное испытание для его… вдруг обретенной верности нам.

— Батлеру очень не понравится эта миссия, — сказал Данте.

— Я знаю. Но это покажет нам, действительно ли он осознал причину сменить свои привязанности, как утверждает Вориан.

Юнона рассмеялась. В своей ходильной форме она вышла из помещения и отправилась на поиски новообращенного.

— Да, отец, я хочу стать кимеком. Больше, чем чего-либо в мире. — Вориан почти искренне уже не первый раз повторил эту ложь. — Когда я был доверенным человеком, стать кимеком было моей самой заветной мечтой. Я всегда знал, что если смогу заставить тебя гордиться мною, то однажды и я стану кимеком, как ты.

— И вот теперь это время настало, сынок. — Огромный боевой корпус кимека возвышался над ледяным плато близ цитадели. Этот ходильный корпус генерала титанов был в два раза выше Вориана, стальное тело покрывала светящаяся кольчуга. — Тебя ждут в операционной.

Когда они поднимались по ступенькам ко входу в цитадель когиторов, Вориана охватили страшные сомнения. В какой-то момент он уже решился бежать к «Мечтательному путнику», чтобы улететь отсюда и избегнуть жуткой вивисекции. Но поразмыслив, он решил, что не смеет бросить все и погубить с таким трудом разработанный план.

Ходильный корпус титана с грохотом шествовал рядом с ним.

— Обещаю, тебе понравится быть кимеком. Ты сможешь стать таким, каким пожелаешь, без ограничений, наложенных на людей слабой биологической оболочкой. Мы же можем изготовить корпус, в котором исполнимыми становятся любые, самые дерзновенные желания.

— Я могу многое себе представить, отец.

Насквозь промерзшее холодное небо казалось продолжением унылого пейзажа Хессры, словно снег и лед поднялись вверх и слоями расположились в разреженной атмосфере.

Вориан подтянулся, выпрямился и расправил плечи. Он до сих пор, невзирая на свою глубокую старость, выглядел молодым и мужественным. Стараясь укрепить свой дух, он твердым шагом вошел в гигантское здание. В туннеле, хотя он и был одет в очень теплую одежду, Вориан ощутил адский холод.

— Прежде чем мне сделают операцию, почему бы мне в последний раз не почистить твое механическое тело, как я делал это в старые добрые времена?

Вориан рассмеялся, этот смех гулким эхом отразился от высоких сводов и угас в огромном помещении.

— Конечно, ты всегда можешь перенести емкость с мозгом в новое, чистое вместилище, но я просто хочу еще раз испытать это ощущение в своем старом человеческом теле, прежде чем навеки с ним проститься. Это занятие доставит удовольствие и радость нам обоим.

— Прекрасная идея — меня она тоже восхищает. — Агамемнон гремел кольчугой, идя по холодным, выстроенным много столетий назад коридорам. Кольчуга казалась странной и неуместной, так же как кинжалы, безделушки и старинные ружья, которые носил с собой Агамемнон. В крови Вориана бешено плескался адреналин, придавая ему бодрости и силы, одновременно волнуя и тревожа. Но он и генерал титанов предвкушали совершенно разные вещи.

Пока Юнона ждала в операционной, отец провел сына через несколько пропускных пунктов, охранявшихся неокимеками. Их емкости с мозгом были надежно прикрыты броней специальных гнезд, странно напоминавших мужские гениталии. Вориан и Агамемнон поднялись на верхний этаж почти погребенной под снегом и льдом башни когиторов-отшельников, которая возвышалась над окружавшим ландшафтом. Агамемнон всегда любил обозревать завоеванные территории, даже если ими оказывались унылые ледяные пустыни.

— Как же много лет прошло с тех пор, как ты вычистил мои доспехи в последний раз, — произнес Агамемнон, прислонив свой корпус к станции технического обслуживания, на которой кимеки приводили в порядок и собирали свои механические тела. — Мне это очень понравится, Вориан. Думаю, что мне надо самому сделать тебе операцию, чтобы расплатиться за ту любезность, которую ты собираешься мне оказать.

— Я не могу даже мечтать о такой услуге с твоей стороны, отец.

Они вошли в большой зеркальный зал, в котором стояли четыре пустых корпуса, расставленных по периметру стен — это были боевые корпуса, которыми пользовался генерал титанов. Приспособления для полировки и чистки были аккуратно разложены по полкам и шкафам. Из широкого окна открывался вид на унылые заснеженные скалы Хессры. Вориан непроизвольно вздрогнул.

Разбирая инструменты и оглядывая их, Вориан вспомнил, каким юным и невинным он был, когда искренне служил машинам, будучи их доверенным человеком. Он тогда слепо верил в лживые воспоминания генерала, в его истории, в его теории. Верил в то, что теперь ни в грош не ставил.

Он многому научился и многое испытал на собственном опыте.

— Ну что ж, отец, — сказал Вориан, обернувшись к ожидавшему кимеку, — пожалуй, начнем.

Поддержи своего брата, даже если он не прав.

Дзенсуннитская поговорка

После успешного налета на лагерь чужеземцев Исмаил обратился к своему племени, собравшемуся в большой пещере. Исмаил ожил, кровь с новой силой побежала по жилам его старого тела. Он и его слишком цивилизованные соплеменники убили своих врагов и взяли богатую добычу в лагере работорговцев. Дзенсуннитам досталась вода, пища, снаряжение и деньги. Но для Исмаила этого было недостаточно — никогда не будет полной расплата с работорговцами, нападающими на мирные деревни.

Теперь, когда испытание было позади и они вернулись домой, Эльхайим чувствовал беспокойство по поводу того, что ему пришлось увидеть, особенно потрясло его взятие крови врага на воду.

— Столетия цивилизации слетели с нас, как шелуха, — тихо сказал он Исмаилу. — Мы превратились в диких животных, и закон теперь не на нашей стороне. Мы потеряли больше, чем приобрели.

— Нет, мы обрели свое древнее наследие, — возразил Исмаил. — Мы всегда следовали закону пустыни, закону выживания — закону Буддаллаха! Какое мне дело до законов, установленных цивилизованными людьми в их комфортабельных домах?

— Но мне есть до этого дело, — нахмурившись, сказал Эльхайим.

Но Исмаил решил не допустить, чтобы в деревне все оставалось по-прежнему. Он говорил очень горячо и страстно, когда собрались старейшины, и многие молодые мужчины и женщины останавливались, чтобы послушать его речь.

— Работорговцы напали на нашу деревню, но мы прогнали их. Мы отомстили за тех, кто погиб во время их налета на соседнюю деревню — но враги придут еще и будут приходить непрестанно. Мы сами открыли им двери. Мы допустили, что эти шакалы превзошли нас хитростью.

Он поднял свой узловатый кулак.

— Наша единственная надежда на лучшее будущее в возвращении к обычаям Селима Укротителя Червя. Мы должны владеть только тем имуществом, какое позволяет нам выжить. Нам надо уйти в глубь пустыни, где работорговцы никогда не смогут дотянуться до нас.