Коровы - Сергей Евгеньевич Акчурин

вперед с такой энергичностью и напором, как будто намеревалась смести все живое с поверхности… Телки в ужасе, стремглав, разнеслись в разные стороны по огромному полю, и за каждой из них погналось по быку… Правда, два быка остались на месте и как ни в чем ни бывало принялись за траву, и еще один бык тоже остался на месте — в совершенно плачевном, унизительном состоянии: Катерина не бросилась убегать, но боднула своими внушительными рогами наскочившего на нее было быка так изворотливо ловко, что последний упал, как подкошенный, на бок и, силясь поднять свою тушу, беспомощно и нелепо дрыгал ногами.

— Вот поэтому, Катерина, ты какой уже круг ходишь в яловых, не имеешь детей, не даешь молока… — выговаривал корове Пастух. — Чем тебе не понравился этот бык? Он красив, кажется, родовит, и готов был исполнить свой долг безо всякого промедления…

— Быки в основной своей массе глупы, Пастух, я еще не встречала достойной моего тела а также ума бычьей особи… Вот, к примеру, я не терплю скотского отношения к скотине, а бык этот, который сейчас вертит ногами, думает, что если в нем нет недостатков, то любая корова с ходу даст ему себя оседлать, но теперь он поймет, что не любая корова согласится на это и некоторых из нас завоевать можно только долгим ухаживанием, лаской, и, может быть даже, только поэзией… Пусть вот встает, проревет какой-нибудь стих в честь меня и облагородит поверхность, а я посмотрю, взойдут ли на этом месте цветы — откровенны ли чувства ко мне этой самолюбивой особы…

Но поднявшийся, наконец, на ноги бык, проревел лишь что-то невнятное, облагораживать поверхность не стал и, видимо, расстроенный происшедшим до глубины бычьей спеси и самолюбия, как-то понурился и медленно, мотая рогами, удалился за предел коровьего видения.

За всем этим зрелищем, стоя бок о бок, наблюдали Ида и Цезарь, повидавшие все, что только возможно, за свои бесконечно много кругов, и поэтому вид их был снисходительно-мудрым, казалось, они наблюдают какие-то игры, в которые сами давно отыграли.

— Что-то, Цезарь, — заметил Пастух, — я не увидел обещанных мне Пастухами нерадивых быков, кроме этих вот двух, праздно жующих траву…

Окольцованный рыжий бык проревел что-то в ответ, и Пастух согласился:

— Да, пожалуй, ты прав, телки мои действительно Божественно соблазнительны, и устоять перед их обаянием действительно почти невозможно…

В этот момент с той стороны, куда убежало все стадо, появились печальные Овсянка и Роза.

— Мы, Пастух, как оказалось, никому не нужны… — с ходу сообщила Овсянка.

— Да, Пастух, — плаксиво добавила Роза, — быков на всех не хватило, и получилось, что мы какие-то лишние: все распределились по парам, разбрелись кто куда, а нас позабыли…

— Нет повода для отчаянья, телки! — бодро ответил Пастух. — Вот два быка — как раз вам на пару… Цезарь, как имена этих бездельников?

Рыжий бык проревел, добавил мычанья, и Пастух озвучил клички быков:

— Это, телки, быки по имени Уголек и Султан, но как объяснил всезнающий Цезарь, они не то чтобы нерадивы, но имеют особенность: их горячность по отношению к коровам возникает лишь в темноте…

— Что же, Пастух, нам ждать наступления тьмы? — расстроилась Роза.

— Коровьи ваши бока! — рассмеялся Пастух. — Для чего же пастух Николай передал нам крапивный букет!? Сейчас я так подогрею чувства этих быков, что свет им покажется тьмой — любой способ годится, лишь бы исполнить наставления Хозяина.

Видимо, от упоминания о наставлениях Хозяина, которые обязана неукоснительно исполнять Божественная скотина, Цезарь взревел, глаза его налились кровью, и он грозно уставился на двух прохлаждающихся быков, всем своим видом показывая, что они занимаются совсем не тем, ради чего он, Цезарь, пригнал их сюда, оторвавшись от своих важных дел… Быки подняли головы от травы, посмотрели выпуклыми тупыми глазами на телок, но Пастух не дал им надолго задуматься: очень ловко, поочередно, по нескольку раз он огрел их равнодушную плоть веником из крапивы, после чего оба быка встрепенулись: раздули ноздри, тяжело запыхтели и шагнули к Овсянке и Розе. Но телки тут среагировали по-разному: игривая Роза отпрянула и, развернувшись, побежала по полю, умудряясь кокетливо покручивать задом, Овсянка же осталась на месте, изогнув как-то в сторону свой хвост. Султан замычал и яростно бросился догонять убегавшую Розу, Уголек довольно неловко, только с третьей попытки взгромоздился на спину Овсянки…

81. Неразделенное нечто

Соединение Овсянки и Уголька затянулось надолго и было настолько безмолвным и неподвижным, что превратилось в статичное изображение двух сущностей, слитых, казалось, навечно в единую плоть. Ида и Цезарь смотрели-смотрели, потом проекционно вздохнули и, потеряв интерес к этой картине, принялись за траву, правда, не отходя далеко. Катерина послюнявила козу Пастуху и отправилась к луже напиться воды, а Пастух присел на поверхность и, выпустив дым в сторону Овсянки и Уголька, сделал сам для себя следующий вывод: «Что-то я, даже дважды Пастух, такого не видывал — как долго у них все происходит…»

С поля парами стала подтягиваться остальная скотина, и каждая телка почему-то считала своей обязанностью сообщить Пастуху: «Я, Пастух, стала коровой…» и объявить имя быка, с которым схлестнулась: Джума подошла с Шайтаном, Ириска — с Богатырем, быков Анны и Марты звали Кудряш и Кругляш, Мария-Елизавета представила Ветра, Елена и Антонина-гадалка появились с Лютым и Ярым, а Роза, понятно, с Султаном, и в довершение всего, оторвавшись от поглощения травы, Ида сказала:

— Имя быка, которого прогнала Катерина, было, кстати сказать, просто: Бублик, и по проекционному звуку в вашу компанию он не очень годился. Правда, мычаньем «Бублик» будет очень красиво, и даже Цезарь завидует этому имени — вот, слушайте: — и она промычала действительно что-то изысканное для слуха коров…

Внимание стада, между тем, невольно сосредоточилось на Овсянке и Угольке, которые так и не двигались, не издавали ни единого звука, да и вообще как будто уснули, поскольку глаза у обоих были закрыты.

— Может, быка заклинило на Овсянке?.. — предположила Мария-Елизавета.

— Да ничего его не заклинило, — возразила Ириска, — он просто уснул, а она, наверное, задремала!

— А я, — поддержал Пастух, — помнился, предупреждал эту Овсянку об ее скучных, тоскливых промежностных линиях — вот и сбылось, Уголек и правда уснул!

— Ну и бык, — удивилась Антонина-гадалка не особенностям Овсянки, но поведению быка, — уснул на корове — надо же! Надо его будить!

— Мало вы понимаете! — недовольно вмешалась тут Ида. — И особенно вы, Пастух! Вы, конечно, для нас, Божественных сущностей, являетесь наивысшим созданием для конкретного, не абстрактного понимания, и, как и у нас, у