Сталин: тайны власти. - Юрий Жуков

В еще большей степени должна была насторожить зал вторая часть этого требования — «недопущение какого-либо разброда или паники». Приходилось гадать, о каком конкретно «разброде» в руководстве идет речь, в чем он заключается и к чему может привести. Да еще и припоминать, что слово «паника», как видно, не случайно уже присутствовавшее в правительственном сообщении, прежде появлялось в партийно-государственных заявлениях только раз — в памятной всем речи, произнесенной Сталиным 3 июля 1941 года. Слово, отразившее, как мы теперь знаем, в первые дни войны растерянность самого вождя. Вынужденное его смирение с тем, что верные соратники, ближайшее окружение — все те же Молотов, Берия и Маленков, — по своей инициативе образовали Государственный комитет обороны, взявший на себя всю полноту власти, всю ответственность за судьбы страны, заменивший и ПБ, и СМ СССР.

Но сразу же аудитории, которой не дали времени осознать сказанное Маленковым, понять смысл происходившего, зачитали и предложили одобрить проект постановления, который являлся результатом с таким трудом достигнутой узким руководством договоренности. Собравшимся предложили поддержать реорганизацию, которая на деле оказывалась простым переименованием, и кадровые перестановки, не содержавшие ни одной новой фамилии. Не вызвало ни у кого ни возражения, ни удивления даже то, что о партии речь шла не в начале, а в конце, в последних пяти из семнадцати пунктов проекта. Подчеркнуто второе место КПСС во властных структурах собравшиеся восприняли спокойно. Сказался профессиональный, ставший второй натурой конформизм, позволявший сохранять должности и подниматься, ступень за ступенью, по бюрократической лестнице, именовавшейся номенклатурой.

Часть третья

НАСЛЕДНИКИ

1953-1954

Глава 22

Заседание успели провести как нельзя вовремя. Всего через час с небольшим после его окончания из Волынского пришло сообщение: Сталин скончался. Но именно эта весть, которую ждали, заставила скорректировать все последующие действия, не информировать пока население о принятых решениях, а срочно подготовить «Обращение ЦК, Совета Министров и Президиума Верховного Совета СССР ко всем членам партии, ко всем трудящимся Советского Союза». В Обращении, разумеется, сообщалось о смерти вождя со всем традиционным для подобных случаев перечислением заслуг покойного, что, однако, заняло лишь первую треть текста. Большая же часть Обращения стала первым программным заявлением нового узкого руководства.

Исходило оно из давно ставшего обязательным постулата, согласно которому советский народ «питает безраздельное доверие» к партии, «проникнут горячей любовью» к ней и «неуклонно следует политике, вырабатываемой» ею. Далее четко, по пунктам формулировались те положения, которые следовало рассматривать как принципиальные основы курса правительства.

Подчеркнуто главным, ибо было поставлено на первое место, объявлялось «дальнейшее улучшение материального благосостояния всех слоев населения… максимальное удовлетворение постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества». Затем отмечалась необходимость заботы об обороноспособности страны, констатировалось, что «партия всемерно укрепляет Советскую Армию, Военно-Морской Флот и органы разведки». Потом шла речь о внешней политике, которая должна была оставаться политикой «сохранения и упрочения мира, борьбы против подготовки и развязывания новой войны… сотрудничества и развития деловых связей со всеми странами». Завершилась программная часть Обращения подтверждением верности пролетарскому интернационализму, выражающемуся в братской дружбе с народами КНР, стран народной демократии, в дружеских связях с трудящимися капиталистических и колониальных стран[1].

На первый взгляд программа могла показаться дежурным набором обычных, много раз повторявшихся пропагандистских стереотипов. И все же в ней прослеживалось новое, необычное. Отсутствовало упоминание о необходимости развивать тяжелую индустрию — основу основ советской экономики, с чего обычно и начинались все подобные документы. Впервые во главу угла выдвигалось не движение к цели, а сама цель — подъем материального благосостояния, хотя и не уточнялось: как, в какие сроки и за счет чего он будет достигнут, в каком соотношении с существовавшим уровнем жизни. Наконец, хотя и подчеркивалась готовность дать «сокрушительный отпор любому агрессору», не упоминался извечный враг — империализм, ничего не было сказано ни о США, ни о Великобритании, ни о блоке НАТО.

Обращение передали по радио ровно в 6 часов утра 6 марта, а вечером того же дня, в 21 час 30 минут, диктор Юрий Левитан зачитал, наконец, и постановление совместного заседания (газеты опубликовали его только 7 марта, без указания даты принятия). Его содержательная часть претерпела минимальные коррективы: Сталина больше не упоминали среди членов Президиума ЦК и секретарей. Однако преамбула сохранилась в первозданном виде. Да, вечером 5 марта, когда Сталин еще был жив, без мотивировки назначения на пост председателя Совета Министров Маленкова обойтись было просто невозможно. Теперь же, когда нужда в таких объяснениях отпала сама собою, повторение их выглядело нарочитым, заставляло искать некий сокровенный смысл. Ведь каждого услышавшего, прочитавшего Обращение, обязательно должны были насторожить призывы к «руководству» о необходимости «величайшей сплоченности», «недопущения какого-либо разброда и паники».

Сохранение в преданном гласности варианте постановления этой фразы можно, разумеется, объяснить спешкой и порожденным ею элементарным недосмотром. Однако исключение фамилии Сталина свидетельствует об обратном: о повторном редактировании текста. Следовательно, многозначительную и зловещую фразу оставили сознательно, намеренно допустили утечку информации о наличии в узком руководстве достаточно серьезных разногласий. Речи произнесенные 9 марта на Красной площади во время похорон, не оставляли в том уже никакого сомнения. В них совершенно отчетливо проявились принципиальные расхождения между членами «триумвирата», чье соперничество открыто перешло из чисто личного в политическое.

Ритуал траурной церемонии, основываясь на кремлевской традиции, должен был, помимо собственно функциональной задачи, продемонстрировать самое тайное — истинное положение выступавших в советской иерархии. Все остальное являлось несущественным, а потому и необязательным. Сами речи, их содержание могли стать ничего не значившим набором затасканных штампов, обычным пустословием. Однако 9 марта произошло явное нарушение прежних правил игры.

И Маленков, и Берия, и Молотов в своих выступлениях вполне соблюли приличия, отдав должную дань уважения покойному, но этим не ограничились. Поторопились, используя предоставившуюся возможность, выразить собственное видение дальнейшего пути развития страны. Раскрывая свои прежде скрываемые соображения, они апеллировали не столько к народу, сколько к аппарату, который мог стать единственным арбитром в возникшем конфликте, судьей отнюдь не нейтральным, а откровенно предвзятым, лично заинтересованным в окончательном выборе одной из двух предлагаемых концепций будущей политики. Первым, в соответствии со своим рангом, слово получил Маленков. Поминальную часть речи он построил как клятву: Сталин завещал — мы сохраним и приумножим. Обещал, что страна сохранит верность марксизму-ленинизму, будет укреплять социалистическое государство, единство и дружбу народов СССР, могущество Вооруженных Сил, развивать социалистическую промышленность, колхозный строй, крепить союз рабочих и колхозного крестьянства. Словом, оратор подтверждал верность доктрине, но тут же отмечал: «завоевания» ценны не сами по себе, а только как предпосылка дальнейшего поступательного движения во внутренней и внешней политике.

Остановившись на первом, он почти дословно повторил то, что уже содержалось в Обращении, — объявил главной целью нового руководства «неуклонно добиваться дальнейшего улучшения материального благосостояния рабочих, колхозников, интеллигенции, всех советских людей», «неослабно заботиться о благе народа, о максимальном удовлетворении его материальных и культурных потребностей». И тут же вернулся к уже использованному риторическому приему «завещал — сохраним», обратившись на этот раз к вопросам укрепления КПСС: «сила и непобедимость нашей партии — в неразрывной связи с народными массами», основой которой является «неизменное служение партии интересам народа». Что же следует понимать под интересами народа, должно было быть понятным.

Во внешнеполитическом разделе Маленков также повторил соответствующие фразы Обращения: о необходимости «укреплять вечную нерушимую братскую дружбу» с народами стран народной демократии, проводить политику «сохранения и упрочения мира», «международного сотрудничества и развития деловых связей со всеми странами». Но вместе с тем именно здесь Георгий Максимилианович внес существенное дополнение, указал, что такая внешняя политика должна исходить и опираться на положение «о возможности длительного сосуществования и мирного соревнования двух различных систем — капиталистической и социалистической».