78 - Макс Фрай

Самым удивительным предметом на моем столе в ресторане «Боброфф» оказался клочок бумаги с каким-то посланием. Точно такой же я в свое время обнаружил в кафе «Чердак», в котором как-то раз сидел часов шесть и читал «Основание» Азимова. Точно так же, отлучившись в туалет, по возвращению я обнаружил записку с именем и номером телефона. Наверно, девушке показалось чрезвычайно интеллектуальным то, что я сидел шесть часов и читал «Основание». Возможно, она из этого сделала правильный вывод, что я умею общаться с женщинами. То есть, вывод-то правильный, но непонятно из чего она его сделала.

Надо сказать, что для человека, умеющего общаться с женщинами, я их на редкость плохо понимаю.

Да, по поводу послания на столе. Оно оказалось счетом на довольно смешную сумму.

Такси в Архангельске, кстати, тоже очень дешево стоит.

Поэтому когда меня привезли в «Искру» и выяснилось, что заведение сегодня не работает. После короткого совещания с таксистом и скучающим охранником запертого клуба было решено устроить мне обзорную экскурсию по городу. Особенно на Соламболу. Меня вот это название почему-то пугает. Мне постоянно кажется, что язык, на котором это слово что-то значит, уже давно умер, и местные жители изо дня в день называя этот район древним словом исчезнувшего языка, повторяют нехитрое заклинание доисторического шамана. А потом с удивлением жалуются, что в их городе гораздо холоднее, чем в более северном Мурманске. Потому что, повторюсь, порабощение Мурманска прошло более открыто и честно. И индейцев, которые знают, что значат все эти древние названия, сохранили, и, на всякий случай, переименовали все без исключения древние муста-тунтури в улицы Ленина и Фадеевы ручьи.

Оказалось, что и здесь нет ничего особенного. Почему не переименовали район во что-нибудь стандартное типа «Заречный», «Воронья слободка», «Погорельский» или совсем современно «Страна дураков» — непонятно. Ведь как раз наличие страны дураков делает современный российский город современным российским городом. Всё в нем хорошо: и экономика развивается, и климат терпимый, и люди улыбчивые — а все только потому, что в городе есть страна дураков. А в котором городе нет страны дураков, тому несравненно хуже. Факт.

Вокруг была ночь и обычный спящий город и ночное такси никуда особенно меня не везло. Я спал на заднем сиденье и мне снилось то, чего со мной никогда не происходило. А северное сияние протянулось зеленой бородой из одного конца неба в другой, наверняка суля мне что-то великое и грандиозное, но я этого не видел. Я спал на заднем сиденье в такси, водитель которого совершенно не знал, куда меня везти и не мог разбудить, а поэтому просто продолжил обзорную экскурсию по городу — уже неизвестно для кого.

5 Мечей

Поражение

Эта карта весьма недвусмысленно сообщает, что пришло время платить за совершенные ошибки. Насколько высокой будет плата, зависит от общего контекста. При очень благоприятном раскладе ясно, что можно обойтись малой кровью. При самом неблагоприятном — и вовсе голова с плеч.

Сергей Кошкин

Подарок

Утром отец ушел на рынок, а в доме завертелась каруселью предпраздничная суета. Мы с братом мыли полы, мыли окна, протирали влажною губкой книжные полки и посуду в серванте, а на кухне, в духовке, шипел гусь: там колдовала мать. Иногда она заходила в комнату и приносила с собою запахи уксуса, пряностей, подсолнечного масла, мандаринов, а посреди гостиной мы уже завешивали игрушками огромную, как гора, ель, и пронзительно пахло свежей хвоей, морозом, праздником. Нам так хотелось на улицу, что мы, закончив, сами спрятали на антресоль опорожненную коробку из-под украшений и, не предупредив мать, осторожно оделись и сбежали во двор. И там — играли в снежки, охотились друг на друга в коридорах сугробов и гаражей, гоняли криками кошек на заваленном мусором пустыре за домом, а когда вернулись, увидели: отец уже вернулся, и в его сумке, кроме банок и брикетов с продуктами, лежали подарки: две небольшие картонные коробки, обёрнутые блестящей мишурой. Мать тот час же спрятала их на антресоль, к пустой коробке из-под игрушек: "Откроете в полночь, как все", и мы снова сбежали на улицу, где носились друг за другом, словно угорелые, а с неба лохматыми хлопьями шел снег. Подошли несколько соседских ребят, все мы вместе начали строить Великую Крепость: мы катали снежные шары, возводили из них стену до самого неба, ровняли поверхность стены ладонями, резали ступени, окна, сверлили бойницы, а затем леденили поверхность стен и щели водой. Когда стены крепости была возведены, брат предложил залить площадку перед стеною, чтобы сделать крепость совершенно неприступной врагам. Мы с братом выпросили у матери ведро и долго, в две руки, носили к крепости воду из колонки — до тех пор, пока крепость не оказалась в кольце льда. Теперь врагам будет тяжело: отныне они вынуждены наступать медленно, чтобы не поскользнуться, превращаясь, таким образом, отличные мишени для нас, а если кто-то из них, разбежавшись, подкатится по льду к основанию стены, то он обязательно упадёт у подножья, и безжалостно мы завалим его сверху снежными комьями…

Помню, в какой-то момент предложил брату: "Давай посмотрим, что в коробках, пока мать не видит. Она сейчас на кухне занята!" Но брат отказался — все, и он вместе со всеми, лихорадочно заготавливали боезапасы: лепили снежки, складывали их в пирамидки у бойниц, чтобы позже, в бою, не отвлекаться на них… Где-то неподалёку, готовились к штурму наши враги. И вдруг тишина как будто бы испугалась, сбежала от нас в чужие дворы — враги начали наступление. Я водрузил ведро себе на голову, вместо шлема, но мать крикнула в форточку: "Неси ведро домой немедленно!" — и мне пришлось это сделать. Стараясь успеть до начала боя, я, задыхаясь, взлетаю на этаж, как на крыльях, но бой уже начался, и врагов так много, что даже ледяное поля помогает слабо, и нам, оставшимся в крепости, с большим трудом удаётся выдерживать их натиск. Шаг за шагом, враги продвигаются всё ближе и ближе к стенам: они — словно стая больших, чёрных, неуклюжих крикливых птиц, утративших крылья. Я тороплюсь обратно, в крепость, но мать говорит мне: "Смени перчатки, эти уже совсем мокрые". Я не слушаюсь, пытаюсь сбежать, но мать становится в проходе и не даёт мне выйти. И мне приходится идти в комнату, я становлюсь на табурет, роюсь на антресоли, но вместо перчаток мне под руку попадаются лишь эти коробки с подарками — коробки, которые мы должны с братом открыть в полночь, со всеми. Я слышу, что мать уже на кухне: она гремит кастрюлями, она открывает духовку, и я чувствую запах пригоревшего жира, и вдруг, неожиданно для себя, решаюсь: я, содрав мишуру, открываю одну коробку из двух…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});