Тигрица - Дженнифер Блейк

— До омерзения добропорядочным, бесполым существом, да?

Арлетта хрипло рассмеялась, когда к ней вернулись ее же собственные слова.

— Не совсем. Скажи мне, Джесс, уверена ли ты, что, работая на «Голубую Чайку», ты занимаешься именно тем, чего бы тебе на самом деле хотелось? Или ты продолжаешь по инерции выполнять его волю?

— Хотела бы я знать это сама!

— Подумай над этим. Подумай как следует, потому что если ты хочешь чего-то другого, ты не должна оставаться здесь.

— Чего-то другого… — повторила Джессика негромко и растерянно.

— Да, другого. Мир велик, Джессика. Неужели ты никогда не задумывалась о том, чем бы ты занималась или хотела бы заняться, если бы «Голубой Чайки» не было?

Джессика натянуто улыбнулась.

— Задумывалась, конечно, задумывалась. Но вся беда в том, что я так и не нашла ответа.

— Тогда думай как следует, думай до тех пор, пока не найдешь ответ. Когда КМК окончательно поглотит нашу жалкую компанию, это будет самый подходящий момент, чтобы с чистой совестью оставить ее и попробовать что-нибудь другое.

Джессика смотрела в стол, чертя ногтем большого пальца по вытканным на скатерти узорам.

— Честно говоря, мне очень нравится бизнес, деловое администрирование. Мне нравится решать важные дела, нравится наблюдать, как благодаря моим усилиям компания становится больше и сильнее. И мне бы очень хотелось, чтобы «Голубая Чайка» стала по-настоящему большой корпорацией. Перспективы, которые мы обсуждали с Рафаэлем, могут быть… в общем, все это очень и очень интересно.

— Ну-ну, — с сомнением произнесла Арлетта. — Если так, тогда все в порядке.

Джессика знала, что права. Она готова была подписаться под каждым словом, которое она только что сказала, и, пожалуй, впервые за все время она призналась себе, что в объединении двух фирм есть свои значительные плюсы.

— Короче говоря, — сказала Джессика, — моя работа меня более чем устраивает.

Арлетта кивнула.

— Я не собираюсь лезть в ваши с Рафаэлем дела. Подобные вещи никогда меня не интересовали. Просто мне очень хочется, чтобы ты была счастлива.

— Я знаю. Надеюсь, так или иначе все решится само собой.

Арлетта внимательно посмотрела на дочь.

— Только не заводись, как я, и не воображай себя вольной пташкой. Я ведь тоже считала себя свободной как ветер, но оказалось, что я слишком зависима от мужчин. К комфорту, к ощущению безопасности слишком легко привыкнуть, так что теперь я готова броситься на шею любому, кто носит штаны. Ну, почти любому…

В голосе Арлетты было столько самоуничижительной горечи, что Джессика поспешно сказала:

— Если ты имеешь в виду Холивелла…

— В каком-то смысле — да, хотя тут, я думаю, все будет в порядке. Он мне не нужен, как, собственно, и никто другой. Здесь Зоя абсолютно права. Может быть, это знак, что мне пора перестать гоняться за мужиками и подумать о том, как я выгляжу в глазах нормальных людей.

— Не надо, не говори так! — воскликнула Джессика, услышав в голосе матери боль и растерянность. — Не позволяй никому — никому, слышишь? — указывать тебе, как жить. Ты бежала от деда, а теперь сама сажаешь себе на шею другого надсмотрщика! Забудь про Зою, забудь про меня, забудь про все, что мешает тебе быть собой и чувствовать себя счастливой.

Арлетта и Джессика долго смотрели друг на друга, и взгляд одних зеленых глаз встретился со взглядом других, передавая от матери к дочери и обратно какое-то удивительно сильное и теплое чувство. Это была не признательность, даже не любовь, а что-то еще более древнее, примитивное, неразрывное — то, что с древнейших времен накрепко связывает всех, в чьих жилах течет одна кровь.

Неожиданно лицо Арлетты дрогнуло и перекосилось, как от боли. Глаза ее наполнились слезами, а накрашенные губы жалко запрыгали.

— О Боже! — выдохнула она. — Джессика, милая…

— Что?! Что случилось? Скажи же скорей!

Джессика инстинктивно потянулась к матери, и Арлетта крепко схватила ее за руку.

— Я… я не понимала. Я не хотела причинить тебе вред, я только… — Голос ее прервался, она всхлипнула и попыталась начать сначала:

— Я только хотела как лучше, для твоего же блага. О Боже!..

— Мама, ты меня пугаешь. Что с тобой?

Слезы потекли по лицу Арлетты.

— Я думала, что тебя используют, что твой дед хочет сделать из тебя холодную и жестокую дрянь. Ты так много работала и никогда не развлекалась… Глядя на тебя, можно было подумать, что ты так и родилась с карандашом и телефонной трубкой в руках. У тебя никогда не было мужчины, и я уже начала бояться, что ты никогда не встретишь человека, которого смогла бы полюбить. А потом… потом я увидела фотографии.

— Фотографии? — Сердце Джессики забилось отчаянно и быстро.

— Да. Те, где ты с Рафаэлем… Я была потрясена, шокирована, но на них ты выглядела совсем другой — живой, страстной, любящей.

Арлетта замолчала, и Джессика слегка тряхнула ее руку.

— Откуда они взялись? Кто прислал их тебе?

— Они пришли по почте, — откликнулась Арлетта, и в ее голосе прозвучали отзвуки давнего удивления. — Ни записки, ни обратного адреса, в обычном желтом конверте. Когда я его вскрыла, я не могла поверить собственным глазам.

— А что ты с ними сделала? — нетерпеливо спросила Джессика.

Арлетта прерывисто, глубоко вздохнула и, отпустив пальцы Джессики, обхватила себя за плечи. Раскачиваясь на стуле, она сказала:

— Прости меня, Джесс, если сможешь. Я так потом жалела о том, что я сделала, но исправить свою ошибку уже не могла. Я хорошо понимаю, как это может выглядеть со стороны, но я никогда не ревновала и не завидовала тому, что твой дед — и мой отец — сделал для тебя. Я просто надеялась, что если он увидит эти снимки, те цепи, которыми он тебя к себе приковал, ослабнут, и тебе будет легче вырваться на свободу. Тогда мне казалось, что это твой единственный шанс, но из моей затеи ничего не вышло. Старик убрал их в сейф и сделал вид, будто ничего не знает.

— Дедушка?! — в ужасе прошептала Джессика и побледнела. — Ты отослала их дедушке? Ты?..

Арлетта шумно сглотнула. Ее лицо все еще было искажено горем, и слова давались ей с большим трудом.

— Да, это была я, и теперь он мертв. Как ты думаешь, это я убила его?

— О, мама, мамочка! — воскликнула Джессика и потянулась к Арлетте, забыв о собственной боли. — Это не ты, ты здесь ни при чем! Ты не убивала деда. Я не знаю, кто это сделал, но это была не ты!

23

Когда Джессика вернулась в офис, Софи как раз прибирала на столе и закрывала прозрачным чехлом клавиатуру компьютера, собираясь идти домой. Заслышав шаги, она подняла голову, и на ее темно-шоколадном лице отразилось беспокойство. Лишь узнав Джессику, Софи широко улыбнулась.