Тигана - Гай Кей

Брандин снова повернулся к камину, положив ногу на ногу. И прислонил кочергу к своему креслу, поставив ее конец на каменную плиту перед камином.

— Ты не спросила меня, почему я изменил свои распоряжения. Это не похоже на тебя, Дианора.

— Я боюсь спрашивать, — честно ответила она.

При этих словах он оглянулся, теперь его черные брови не дрогнули, серые глаза пугали светившимся в них умом.

— Это на тебя тоже не похоже.

— Ты тоже не очень-то похож на себя сегодня.

— Это правда, — тихо ответил он. Несколько секунд он молча смотрел на нее, потом, казалось, подумал о другом.

— Скажи, у тебя с д'Эймоном был трудный разговор? Он тебя предостерегал или угрожал тебе?

Это не магия, настойчиво сказала она себе. Не чтение мыслей. Просто Брандин, как всегда, чувствует все нюансы, влияющие на тех, кто вращается по своим орбитам вокруг него.

— Напрямую — нет, — смущенно призналась она. Некогда она могла бы ухватиться за эту возможность, но настроение в это утро было таким странным. — Он расстроен из-за вчерашнего. Думаю, боится, что при дворе нарушится равновесие. Когда распространится слух, что это Незо спас тебе жизнь, мне кажется, канцлер почувствует облегчение. Ему нетрудно будет распустить подобный слух: все случилось слишком быстро. Сомневаюсь, что кто-то успел ясно все разглядеть.

На этот раз улыбка внимательно слушавшего Брандина была такой, какую она знала и любила. Они говорили на равных, их мысли текли по одному сложному пути. Но когда Дианора договорила, выражение его лица стало другим.

— Я все ясно видел, — сказал он.

Она снова отвела глаза и опустила взгляд на сложенные на коленях руки. «Твой путь теперь ясен, — сказала она себе так сурово, как только могла. — Помни об этом». Ей показали картинку, где она стоит у моря в зеленой одежде. И после вчерашней ночи сердце снова принадлежит ей самой. Его удерживает камень, надежно скрытый в груди.

— Согласен, легко будет распространить историю о Незо, — сказал Брандин. — Но я много думал вчера ночью, а потом во время утренней прогулки. Сегодня я поговорю с д'Эймоном, после того, как мы посмотрим окончание бега. Легенда, которую все услышат, станет правдой, Дианора.

Ей показалось, что она плохо его расслышала, а потом поняла, что расслышала правильно, и что-то в ней, казалось, достигло края, а потом перелилось через край, словно внутри нее находился бокал вина, полный до краев.

— Тебе следует почаще ездить верхом, — пробормотала она.

Он услышал. И тихо рассмеялся, но она не подняла глаз. У нее возникло настойчивое ощущение, что она не может позволить себе поднять глаза.

— Почему? — спросила Дианора, пристально глядя на свои сплетенные пальцы. — Два раза почему: насчет Камены и теперь этого?

Он молчал так долго, что в конце концов она осторожно подняла глаза. Но он опять отвернулся к камину и помешивал в нем кочергой. В дальнем конце комнаты Рун закрыл книгу и теперь стоял у стола, глядя на них обоих. Он был одет в черное, конечно. Точно так же, как и король.

— Я когда-нибудь рассказывал тебе сказку, — очень тихо спросил Брандин Игратский, — которую слышал от няни в детстве, сказку о Финавире?

У Дианоры снова пересохло во рту. Что-то было в его тоне, в том, как он сидел, в непоследовательности его ответа.

— Нет. — Она пыталась прибавить какое-нибудь остроумное замечание, но не сумела.

— Финавир, или Финваир, — продолжал он, почти не дожидаясь ответа, не глядя на нее. — Когда я стал старше и заглянул в книгу сказок, то увидел, что он пишется и так, и так, а иногда еще двумя разными способами. Это часто случается со сказками, которые появились еще до того времени, как мы научились их записывать.

Он прислонил кочергу к подлокотнику кресла и сел, продолжая смотреть на языки пламени. Рун подошел к ним ближе, словно его привлекла эта история. Он теперь прислонился к одной из тяжелых штор на окнах и обеими руками стал теребить складки.

Брандин продолжал:

— В Играте иногда рассказывают эту сказку и иногда верят в то, что этот наш мир, здесь, в южных землях, и на севере, за пустынями и за тропическими лесами, — что бы там ни лежало, — всего лишь один из многих миров, которые боги создали во Времени. Говорят, что другие миры находятся далеко, разбросанные среди звезд, невидимые для нас.

— Здесь тоже существует такое поверье, — тихо произнесла Дианора, когда он сделал паузу. — В Чертандо. В горах когда-то существовало учение, очень похожее на это, хотя служители Триады сжигали людей, утверждавших это. — Это было правдой: в Чертандо устраивали массовые сожжения еретиков во времена чумы, много лет назад.

— Мы никогда не сжигали и не казнили на колесах людей за подобные мысли, — сказал Брандин. — Иногда над ними смеялись, но это другое дело. Не сомневаюсь, что моя няня рассказывала мне то, что узнала от своей матери, а та от своей: некоторые из нас снова рождаются в этих разных мирах до тех пор, пока наконец, если мы своей жизнью завоюем это право, мы не рождаемся в последний раз в Финавире, или Финваире, в ближайшем из всех миров к тому месту, где обитают истинные боги.

— А после этого? — спросила Дианора. Казалось, его слова стали частью магических чар, окутывающих этот день.

— После — никто не знает, или никто не сказал мне. И я не нашел этого ни в одном из свитков или книг, которые прочел, когда стал старше. — Он поерзал в кресле, его красивые руки покоились на резных подлокотниках. — Мне никогда не нравилась нянина легенда о Финавире. Существуют другие сказки, некоторые из них совсем не похожи на эту, и многие из них мне очень нравились, но почему-то запомнилась мне именно она. Меня это тревожило. Она делала наши жизни здесь просто прелюдией, они становились несущественными сами по себе, а имели значение только для того, куда жизнь приведет нас потом. Мне всегда необходимо было чувствовать, что мои дела важны здесь и теперь.

— Кажется, я с тобой согласна, — сказала Дианора. Ее руки теперь мягко лежали на коленях; он создал иное настроение. — Но почему ты мне рассказываешь эту сказку, если она тебе никогда не нравилась?

Самый простой вопрос.

И Брандин ответил:

— Потому что в последние годы мне снится по ночам, что я заново родился далеко от всего этого, в Финавире. — Тут он впервые с того момента, как начал говорить о сказке, посмотрел прямо на нее, и его серые глаза были спокойными, а голос твердым, когда он произнес: — И во всех этих снах ты была рядом со мной, и ничто нас не разделяло, никто не встал между нами.

Дианора не была готова к этому. Совсем не готова, хотя, возможно, все время слышала какие-то намеки, но она была чересчур слепа и не замечала их. И сейчас она вдруг тоже ослепла, слезы потрясения и изумления наполнили ее глаза, а сердце отчаянно, настойчиво забилось в груди.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});