Настоящая фантастика – 2010 - Генри Лайон Олди

атакой. Давай, Петрович, по последней, и действуем, время не ждет.

Они хлопнули еще по стопке и засобирались.

— Сергей Иваныч… — Собравшийся было уходить Ильичев замялся. — А можно просьбу личного характера?

— Валяй, Петрович. — Рука Железнякова, потянувшаяся было к шумодаву, замерла на полпути.

— Мне бы это… Ну не мне, точнее, а жене… Ноет вот последнее время, домой хочет…

— Петрович. — Железняков нахмурил брови. — Домой нам сейчас с тобой нельзя никак. Здесь, можно сказать, судьба мира решается, так что никаких «домой».

— Да я не об этом, — сконфузился Ильичев. — Мне даже и неудобно, просто жена борщеца хочет сварить, а то надоела местная жратва. Особенно гадость эта, авокадо…

— Ничего, Петрович, это не смертельно. Я тебя понял, завтра с начсклада поговорю, у него, точно помню, был ящик борща в банках.

Ильичев представил себе сверкающую краской ребристую пластиковую банку с колечком самоподогрева. Яркая наклейка сообщала, что в банке находится «Борщ свекольный», ГОСТ 33343-71, цена 45 копеек для третьего пояса. Воображение разыгралось так, что у полковника только что слюнки еще не потекли.

— Так, Сергей Иваныч, — вздохнул Ильичев. — Я уже у него спрашивал, говорит — нет.

— Петрович, — Железняков похлопал Ильичева по плечу, — я ему такое «нет» устрою, он у меня небо в овчинку увидит. Можно подумать, его одного ностальгия по родине замучила. Завтра, как гаитян встретишь, заходи к нему, скажешь, что от меня.

Не понравилась компания эта с Гаити Ильичеву, сразу не понравилась. То, что точно это никакие не товарищи из компартии, он просек быстро. Ибо в сопровождении бравурного марша с трапа реактивного стратоплана «ТУ-544» спускался столь разношерстый сброд, что впору детей пугать. А они, собственно, и испугались и, вместо того чтобы встречать прилетевших с радостными по сценарию лицами, быстро посовали им цветы и спрятались за спины родителей.

Во главе прибывших шествовал наряженный в рваные штаны и кеды двухметрового роста негр, сверкающий ослепительной белизны зубами. Шоколадного цвета кожу делегата покрывали многочисленные разноцветные линии и знаки, а с шеи свисало несколько рядов бус, перемежающихся пучками перьев и иссохшими цыплячьими головами. В руках негр тащил помело из облезлых перьев, которым постоянно махал, равно поп кадилом. Ильичев определил его как главу делегации. За «главой» следовал еще один негр, облаченный в джинсовый костюм с обрезанными до колен брюками. Башку его украшали собранные в луковый хвост косички-дреды, на болтающихся концах дредов звенели крошечные колокольчики. Типчик щеголял огромными солнцезащитными очками, в зубах у него дымилась цигарка, и он непрерывно трещал по сотовому телефону, прижимая его к уху правой рукой, волоча левой плетеный сундук.

Но и на нем приезжий цирк не заканчивался — далее следовала пара разрисованных гаитянских товарищей, отчаянно лупящих в пузатые барабаны, болтающиеся у них на груди. Завершали процессию еще два сотрясавшихся в диких припадках полуголых негра в жутких масках и с палками в руках. Венчавшие их штуковины, в которых Ильичев, к вящему ужасу, признал мумифицированные человеческие головы, издавали зловещий треск, заглушавший оркестр.

В общем, будь на то воля Ильичева, вся эта компания отправилась бы у него в полковую парикмахерскую бриться наголо, а потом на гауптвахту суток на несколько. С последующим выходом на общественно-полезные работы. А главное — он понятия не имел, как надо было приветствовать застывшую у трапа делегацию.

Возникла заминка.

Единственным нормальным человеком в этой компании выглядел щупленький субъект в очках, облаченный в мятый серый костюм, показавшийся из люка стратоплана последним. Он только что не кубарем скатился по трапу и подбежал к Ильичеву, одетому в панаму, гавайку и шорты. В тени на улице было около сорока.

— С-средин, Митрофан Каземирович. — Товарищ в костюме отчаянно заикался. — Младший научный сотрудник, состою в качестве переводчика при делегации.

— Мне что делать-то? — прошипел Ильичев, не сводя взора с делегации.

— В смысле, что делать? — Средин промокнул лоб платком. — Я-я думал, в-вас проинструктировали…

— Приветствовать мне его как?

— A-а, понял! — Лицо Средина расплылось в улыбке. — Одну м-минуту.

Он повернулся к гаитянам и резво затараторил на птичьем языке, причем, похоже, без малейшей запинки.

В ответ на тираду Средина глава делегации расплылся в широченной улыбке и полез обниматься с обалдевшим Ильичевым. Облапив его пару раз, негр принялся охаживать воздух над его головой своей палкой и что-то лопотать по-птичьи.

— Самеди Преваль г-говорит, что р-рад встрече с вами, — принялся переводить Средин. — Он т-также р-рад встрече с одним из т-тех людей, что изменят м-мир и в-в-внесут в него г-гармонию и п-порядок.

— Чо это он такое несет? — опешил Ильичев. — Вы все правильно переводите?

— Вы что! — замахал руками Средин, мгновенно забыв про заикание. — Улыбайтесь и делайте вид, что рады это слышать! Вы ему своими грубыми эмоциями весь настрой перед работой собьете! Думаете, раз он по-русски ни бельмеса, значит, и ничего не чувствует? Он же потомственный ганган!

Средин покосился на радостно лыбящегося Преваля и полушепотом добавил:

— К тому же у него необычайно развит дар предвидения — он никогда не ошибается! Если Самеди Преваль сказал, что вам уготована важная роль в предстоящих событиях, значит, так тому и быть! Хорошо еще, что он в свое время у Патриса Лумумбы обучался. Не представляю, что случилось бы, перехвати его американцы.

С этими словами Средин ухватил Преваля за руку и потащил в «Икарус», подогнанный на взлетно-посадочную полосу, оставив озадаченного Ильичева наедине с деловито засобиравшимися журналистами. Как и обещал Железняков, текст репортажа они получили заранее и, сделав пару снимков прибытия, могли спокойно слать их в редакции.

Неожиданно из кармана гавайки Ильичева полился голос нестареющего Кобзона, напевавшего «Не думай о минутах свысока». Ильичев вытащил мобильник (не хухры-мухры, кстати, а подарок офицеров части на сорок лет — новейшая «Электроника»).

— Слушаю, Сергей Иванович.

— Петрович, тут такая фигня… — донесся из трубы голос Железнякова. — Ситуация осложняется. Тебе Преваль что говорил?

— Да как вам сказать, — Ильичев вздохнул. — Странный он какой-то.