Многоярусный мир: Гнев Рыжего Орка - Филип Фармер

«Вот, значит, где собака зарыта!» — подумал Кикаха. По словам Рыжего Орка, он хотел завладеть на планете Зазеля лишь «определенной информацией». Значит, информация касается машины творения-разрушения, чтобы та собой ни представляла.

— Прости, что прерываю, Великая Праматерь, — осмелился Кикаха, — но я просто не в силах промолчать. Твои данные не совсем точны. Машины на планете Зазеля нет, но там есть информация о том, как ее построить. Рыжий Орк сказал мне об этом. То есть он надеется найти данные, планы, схемы — уж не знаю что еще, только не саму машину.

Властительница приподняла свои блестящие черные брови:

— Вот как? Но он же известный лгун — возможно, он не сказал тебе всей правды?

— Он был уверен, что я не в силах сбежать от него и обязательно вернусь обратно, поэтому был более откровенен, чем обычно. Он действительно завзятый лгун, хотя не мне упрекать его в этом, поскольку я сам не без греха. И тем не менее в данном случае у него не было причины лгать.

Манату Ворсион помолчала с полминуты.

— Наверное, лучше сначала мне выслушать тебя, — проговорила она наконец, — Расскажи мне, во-первых, как ты, землянин, попал в Многоярусный мир? Вообще-то я слышала об этом, но слухи не всегда правдивы. Расскажи мне свою историю от начала до нынешнего момента, только постарайся не превращать ее в эпическое повествование. Мне нужен всего лишь краткий обзор.

Кикаха выполнил повеление. Но когда он дошел до чешуйчатого человека, то услышал изумленный вздох великанши.

— Токина! — воскликнула она, широко распахнув глаза.

— В чем дело?

— Продолжай. Я скажу тебе позже. Что случилось, когда ты впервые увидел его?

Кикаха рассказал, как чешуйчатый человек, которого они с Ананой считали мертвым, зашевелился в то самое мгновение, когда они покидали гробницу.

Великанша вскочила и быстро зашагала по комнате взад-вперед, широко размахивая руками. Она явно была взволнована.

Даже богини теряют порой самообладание, подумал Кикаха.

— Токина! Токина! — бормотала великанша. — Не может этого быть!

— Почему не может?

Властительница повернулась к нему:

— Потому что он просто образ из народной легенды, рожденной первобытными страхами и воображением! В детстве родители и домашние слуги рассказывали мне сказки о токинах. В ряде сказаний токины считались негуманоидными предшественниками тоанов. Судя по другим преданиям, токины создали первых тоанов и поработили их. Потом тоаны восстали и убили всех токинов, кроме одного. Единственный уцелевший Токина сбежал в какую-то неведомую вселенную и, если верить преданию, погрузил себя в анабиоз. Но легенда — кстати, мне, девочке, она казалась очень страшной — гласила, что однажды, когда наступит час, Токина восстанет ото сна, присоединится к злейшему врагу тоанов и поможет ему перебить их всех. А злейшим врагом их будет лебляббий.

В этой легенде рассказывалось и о том, как Токина убьет последнего тоана и станет властителем всех миров.

Но в другом предании говорилось, что Токина присоединится к лебляббиям и поможет им скинуть иго властителей. Все эти сказки заставляли детишек замирать от ужаса и восхищения. Но чтобы Токина на самом деле… чтобы он… чтобы…

— Я не лгу, — сказал Кикаха. — И меня очень заинтересовало изображение чешуйчатого человека, которое я увидел на кубке.

— Если Токина восстал ото сна и ожил, что, интересно, он намерен предпринять?

— Сейчас мы знаем только то, что он существует, и это не сказки. Трудно судить, будет ли он настроен дружелюбно или враждебно.

А про себя Кикаха подумал: уж не остался ли детский страх в душе великанши и поныне?

Она села, склонилась к нему и обхватила его за талию. Кикаха поморщился: от этого дружеского объятия у него, казалось, затрещали ребра. Хватка у нее была сильной, как у гориллы. Не хотелось бы ему встретиться с этой дамой в рукопашной!

— Чешуйчатый человек представляет собой неизвестный фактор. А стало быть, пока мы не узнаем больше, опасный. Скажи мне: ты говорил о нем Рыжему Орку?

— Нет. Я никогда не стал бы делиться с ним полезной информацией.

Великанша ослабила хватку. Кикахе очень хотелось потереть занемевший бок, но он не собирался показывать кому бы то ни было, даже богине, что ее объятия причинили ему боль.

— Хорошо, — сказала она. — Значит, это будет нашим преимуществом. Еще одно наше преимущество в том, что Рыжий Орк не знает, где ты находишься. Теперь, когда ты снова отправишься на Пещерную планету…

Дважды богинь перебивать не принято, но Кикаха все же решился:

— Снова отправлюсь на Пещерную планету?

— Ну конечно. Я думала, это само собой разумеется. Ты же дал ему честное слово, не так ли?

— В данном случае честное слово роли не играет. Рыжий Орк знает, что я вернусь, поскольку, по его словам, Анана жива и находится у нега в плену. Я сильно сомневаюсь, что ей удалось пережить наводнение, однако не могу проигнорировать даже малейший шанс.

— Ты еще не закончил свою историю.

Кикаха закруглился, описав, как он угодил в ловушку, поставленную великаншей перед вратами Рыжего Орка.

— Ты необычайный человек, — сказала властительница, — хотя и везло тебе тоже необычайно. Правда, удача может изменить тебе. Но с другой стороны…

Беседа их продолжалась еще долго. Кикаха потягивал напиток. К концу разговора он почувствовал особый прилив вдохновения и надежды, даром что нехваткой оптимизма никогда не страдал.

Богиня встала и посмотрела на него сверху вниз, не скрывая нежности. Он ощущал к ней нечто большее, чем нежность.

— Значит, договорились. Ты отправишься на поиски планеты Зазеля. Я помогу тебе, поскольку мне известны врата, о которых никто не подозревает. Сил у меня немало, но выполнение нашего плана потребует поистине колоссальных усилий. Я постараюсь держать тебя в зоне действия глиндглассы, хотя гарантировать ничего не могу. Ты проведешь здесь еще несколько дней: отдохнешь, наберешься сил, а заодно мы обсудим некоторые подробности. Ты выглядишь усталым. Иди и выспись как следует — встанешь, когда захочется.

— Порой я встаю, когда мне вовсе этого не хочется.

— Может, я ошибаюсь, но в словах твоих мне чудится некий подтекст, — улыбнулась великанша.

— Он тебе не чудится.

— Ты удивительно смел для лебляббия.

— Знаешь, не исключено, что я не совсем лебляббий. Возможно, я наполовину тоан, хотя мне на это плевать. Что есть, то есть, и я таков, каков я есть.

— Мы обсудим это в другой раз. А теперь можешь идти.

«Она явно ставит меня на место, — подумал Кикаха. — Я просто захмелел от напитка, и это он говорит моими устами. Или нет?»

Перед внутренним взором Кикахи всплыло светлое лицо Ананы. Он с трудом удержал рыдания.

Великанша потрепала его по плечу.

— Горе — это цена, которую платишь за полноту жизни, — Она сделала паузу. — Некоторым забыть на время горе помогает снотворное. Но я знаю средство получше.

Больше великанша ничего не сказала. Кикаха пошел в свою комнату и улегся. Сон долго бежал его, но под конец сморил. Правда, ненадолго — прошло минут пятнадцать, и Кикаха вдруг проснулся, судорожно нащупывая под подушкой лучемет. Что его пробудило? Шум? Тихий голос? Он застыл с лучеметом в руке — и увидел в дверном проеме освещенный тусклым светом женский силуэт. Высокий силуэт, который вполне мог принадлежать Манату Ворсион. В воздухе разливался слабый аромат. Видимо, он и пробудил Кикаху: нос его, как всегда, был начеку. Аромат был мускусный, но совсем не походил на духи из бутылочки. В нем чудились потоки воды, смешанные с жарким лихорадочным паром, поднимающимся над трясиной, — странное сочетание, но приятное. Запах знойной женской плоти, хотя и более сильный, чем у обычной женщины.

Фигура медленно приблизилась к нему.

— Положи лучемет, Кикаха.

Он бросил оружие на пол. Сердце стучало, точно стадо жеребцов, бьющих копытами в ворота стойла. Женщина опустилась на колени, а затем легла рядом с Кикахой. Жар ее тела обжигал, как волна душного воздуха из открытой печи.

— Вот уже восемьдесят лет я не рожала детей, — прошептала она, — Восемьдесят лет я не встречала мужчины, чье дитя мне хотелось бы носить под сердцем, хотя я делила ложе со многими превосходными любовниками. Но ты, Кикаха, человек безмерной хитрости, человек, не знающий поражений, герой сотен приключений, ты дашь мне ребенка, которого я буду любить и лелеять. И я знаю, что вызвала в тебе сильную страсть. Больше того — ты один из немногих мужчин, не убоявшихся меня.

Кикаха не был в этом так уверен. Но всю свою жизнь он учился преодолевать разные страхи, а потому не сомневался, что преодолеет и этот, кстати, не такой уж страшный.

Он подумал об Анане, хотя отлив крови от мозга к другим, не связанным с мыслительными процессами, органам сделал ее образ несколько туманным. Если она умерла, Анана не будет препятствием на пути у других женщин. Но он не знал, умерла ли она, а они с Ананой дали клятву верности друг другу и обещали сдержать ее, если только жизнь не разлучит их надолго или же обстоятельства не принудят ее нарушить. Как поступать в таких случаях — дело ее или его совести.