Некромагичка для мажора (СИ) - Даллас Ирэн

“Легенды”. “Конец времён”. “Пришествие богов”. “Не прощают”. “Нельзя”. “Не имеет смысла”. “Верность до конца”.

— Назад! — вдруг выкрикнул отец и на секунду обратился в белый росчерк, угадать движение которого было возможно лишь по серебристому шлейфу, на долю секунды отпечатавшемуся на сетчатке глаза. Этот росчерк ударился Даркену в грудь и сбил его на землю, укрывая от взрыва.

И пусть сей взрыв и был магическим, прозвучал он неожиданно громко: не в последнюю очередь из-за того, что целую секунду доспехи Сковронского трещали в унисон, прежде чем разлететься в стороны осколками и позволить содержимому расплескаться по округе смесью смертоносных проклятий и не очень качественного супового набора.

Лишь несколько слоёв брони: как отцовской, так и своей собственной, уберегли Даркена от предсмертного проклятия врага. Проклятья, которое можно было бы избежать, обрати молодой человек внимание, куда именно всё это время пятился безумный шляхтич.

К тому самому месту, где до недавнего времени можно было найти работоспособный контур “зеркала посредственности”.

2.

Дождь затихал.

Капли падавшей с небес воды стали куда как легче, тучи избавились от былой тяжеловесности и более не огрызались молниями, а ветер окончательно стих, не грозя более сбить с ног каждого из тех неудачников, что не поспешили укрыться от непогодами за стенами своих домов. Даже солнце позволило себе выйти из-за облаков и обратить свой взор на проклятый всеми богами и забытый Ковач.

Сейчас, в приятных и ласковых лучах небесного светила промышленная зона выглядела крайне жизнеутверждающе, даже невзирая целую рощу, полную стенающих ало-коричневых деревьев. Ни одно из них не имело лика или каких-либо иных опознавательных знаков, по которым можно было бы определить личность того, кто послужил материалом для создания столь пугающего экспоната. Лишь возвышающаяся над ними дева, умиротворённо обнявшая себя за плечи, обладало правом на человеческое лицо.

Парадокс. Огромное растение имело куда больше черт, делавших её похожим на живое разумное существо, чем те, кто на самом деле ими являлся.

Люди не решались подойти ближе Иггдрасиль и её страдающим подопечным: даже самые устойчивые и атеистичные испытывали неясную тревогу и благоговейный трепет перед увиденным. И Дарк их отлично понимал. Особенно после того, что услышал от Сковронского.

К сожалению, допросить безумного шляхтича уже не выйдет: остатки его тела смыло дождём в неизвестном направлении прежде, чем Маллой-младший вообще вспомнил о поверженном противнике. До того момента молодой человек был слишком занят, разбираясь с последствиями предсмертного проклятья, обрушившегося на них с отцом.

Первым делом пришлось вычистить свою тушку, что само по себе оказалось нелегко: мало того, что даже опытные лекари иногда пасовали перед необходимостью угадывать, что же такого намешал некромаг-самоубийца в свой последний “коктейль”, так ещё и Даркен был, мягко говоря, далёк от этой стези. Только на пару с подоспевший несколько минут спустя Ёлко удалось избавиться от самых неприятных эффектов. Да и то, методом отсекания поражённой части тела, полного её умерщвления с целью остановки всех магических процессов, да приращивания на место грубым контуром.

На фоне пережитых испытаний воскрешение отца, принявшего на себя весь удар было сущим пустяком: всего-то и потребовалось погасить последние движения в магическом контуре мёртвого тела, да обеспечить эрзац истлевших внутренних органов. Оживлять покойника по сравнению с исцелением живого было настолько же проще, насколько проще может быть починка и запуск поломанного двигателя по сравнению с ремонтом механизма, не имеющего права остановиться ни на секунду.

Разумеется, всё это заняло “некоторое время”, спустя которое Сковронский, если можно так выразиться, успешно смылся. И сложно сказать, попал ли хотя бы маленький кусочек его тела в руки Лешей, или же абсолютно каждую из капель его крови постигла участь стать путешественницей по ливневой канализации.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Это уже не имело никакого значения. На данный момент абсолютно всё указывало на то, что тайна последних слов этого человека погибла вместе с ним.

Конечно, можно было бы заморочиться, отследить денежные потоки, выяснить, какое именно из страховых агентств приняло заказ на воскрешение, послать несколько специалистов, выяснить под какой личиной скрывается копия Сковронского. И всё ради чего? Лишь затем, чтобы развеять завесу тайны над словами, очевидно звучавшими, как бред? Не слишком ли большие траты сил, времени и денег, не говоря уже о риске вступить в конфликт с зарубежной шляхтой, владевшей, как самим страховым агентством, так и тушей воскрешённого некромага, чья родовитость больше не имела никакого материального или юридического подтверждения.

Впрочем, судя по мощи заклинания, которое породила разлетающаяся на кусочки тушка Рагцига, предсмертное заклинание было, скорей “посмертным”. Одним из тех, в которые некромаг вкладывает, буквально, всю свою душу. И если в этот момент по миру не гуляло ни одной полноценной копии, на личности Сковронского можно было ставить крест: сколь ни старайся оживить его, получишь лишь пускающего слюни идиота, который не просто не сможет ничего рассказать об “оживающих легендах”, но и понять саму суть вопроса.

Сколь старательно “номер один” не напрягал свой мозг, ему так и не удалось вспомнить, касался ли противник в момент самоподрыва одной из одноразовых держав хоть мизинчиком: таким образом Сковронский смог бы имитировать эффект полноценной “посмертки”, не рискуя собственной душой.

Проще говоря, Рагциг ушёл от ответа очень красиво, напоследок умело подсадив в душу своего противника прожорливого червячка сомнения.

Однако, в жизни громкие слова чаще всего оказываются пшиком. Тем более, что Даркен лично был знаком с одной из “легенд”.

Пусть Глашек и являлась прилежной ученицей, а её любопытство толкало некромагичку на изучение вещей, которым уже давно никто не уделял внимания, ничего легендарного в ней не было. Кроме, разве что, жертвенности. Ведь сколь совершенной ни являлась копия, восстановленная из пальца, для той, что этот палец себе отхватил, ничего не изменится. Последние минуты её сознательного существования всё ещё будут полны боли, ужаса и страданий. Не говоря о том, что Бронька, в прямом смысле слова, пожертвовала частицей своей души просто для того, чтобы в Коваче появился страж, следящий разом и за казнёнными людьми Сковронского, и за их жертвами, чьи ярость и безумие могли обернуться для Праги катастрофой, сравнимой с прорывом Освенцимского Лагеря. Последствия последнего так и не были полностью ликвидированы до сих пор.

Хотя, конечно, нельзя отрицать тот факт, что баек о Броньке будет ходить много. Но не потому, что кто-то сумеет оценить её жертву, а лишь от того, какую форму эта жертва приняла. Гигантский дендроид. Подобные образы форгерийцы впитывают с молоком матери, ровно как и отношение к ним, как к неправильным и пугающим.

Забавно, но до Даркена только сейчас дошло, отчего же исследования Глашек вызывали у местный шляхты столь сильное неприятие. Даже не из-за самой идеи о том, что некромаги, дескать, должны ограничить потребление праха. Просто для форгерийцев, той их части, что либо не имела прошлой жизни, либо её забыла под воздействием стирания памяти, либо же просто слишком прониклась мировоззрением мира Послесмертья, слово “дендромагия” звучало примерно также, как для представителя старого мира Дарка — “демонология”.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Сколь сложно бывает, порой, отбросить весь свой многолетний опыт и просто посмотреть на мир глазами других людей.

Народу тем временем становилось всё больше и больше.

Приехал Вольдемар. В ультимативной форме он велел сыну пана ректора выползать из доспехов и доверить ему процедуру восстановления потрёпанного боями и проклятиями тела. Приехала мама, но Дарку она смогла уделить, от силы, минуту своего времени: большую часть её внимания занимали заинтересовавшиеся ковачским инцидентом чиновники под предводительством пана Франтишека Лотарингского, дяди правящего короля и главы тайной полиции.