Клубничный блеф. Каван - Лина Мур

его руках. Я тоже хочу бросить всё, ради него. Я готова на всё. Но могу ли я себе это позволить? Нет. Я должна рассказать ему правду о том, какая плохая. Мама была права. Я ничтожество.

— Каван, я должна кое-что рассказать тебе. Это важно. Я…

— Нет. Для меня прошлое не важно, Таллия. Больше не важно.

Тебе не нужно сейчас ничего говорить. Отдохни. Поспи, а потом ты немного поешь. Хорошо? Я буду заботиться о тебе. Я буду рядом, — обрывает меня он.

— Но…

— Нет, не нужно, Таллия. Не нужно. Ты не обязана сейчас ничего говорить мне. Не обязана отвечать мне взаимностью или что-то ещё.

Просто прими мою любовь, потому что я полюбил впервые и навсегда.

— Я поступила плохо, Каван.

— Что за чушь? Ты никогда не поступала плохо, Таллия. Выбрось из головы все слова и оскорбления своей матери. Это она на тебя так влияет. Ты живёшь её словами и выводами. Ты не из тех, кто поступает плохо. Ты всегда стремишься помогать людям. Ты ангел, Таллия. А твоя мать хотела тебя приватизировать. Она не видела в тебе живого человека, а только лишь вещь, пластилин, из которого лепила то, что считала нужным сама. Она никогда не спрашивала тебя о твоих мечтах и, вероятно, никогда не любила тебя. Бывают матери, которые перестают любить своих детей. Такое случается.

И их не нужно прощать. Это дерьмо с прощением не всегда работает. Как можно простить физическое избиение? Никак. Это не прощается. Это то, после чего всё разрушается окончательно.

Даже если ты попытаешься наладить отношения с ней, то ничего не выйдет. Я пытался. Из разрушенного никогда не построить тот же самый дом. Он снова рухнет. Он очень быстро разлетится на осколки, потому что это уже никому не нужно. Твоя мать, вероятно, никогда не примет тебя обратно. Ты должна это понимать, но это не означает, что ты плохая. Это означает, что ты свободна принимать свои решения. Ты живёшь дальше без неё. Не нужны в жизни люди, которые получают удовольствие от мучений близких.

Вот так и я вычеркнул Слэйна из своей жизни. Зачем цепляться за тех, кому мы не нужны? Разве не будет правильным, найти тех, кто будет дорожить нами?

Я немного озадачена словами Кавана. Кажется, что он долго думал и принимал свои решения по поводу своего будущего. Его зависть и злость на Слэйна пропали. В глазах Кавана я вижу только решимость двигаться дальше вместе со мной.

— Каван, а что же мне делать дальше? У меня больше нет семьи, — с горечью в голосе шепчу я.

— У тебя есть я, Таллия, — улыбается он, убирая пряди волос с моего лба. — Я всегда буду у тебя. Всегда будем мы. И мы всегда можем создать свою семью. Семья — это не всегда те, рядом с кем ты родился. Семья — это те, кто тебя принял и помог дышать свободнее.

— Но… что будет с мамой? Что будет с ней дальше? Она же мучается, — тихонько напоминаю ему. — Я пока не знаю, как относиться к этому. Не знаю, что ответить на твои слова о её заточении.

— Ничего. Это тебе придётся решить её дальнейшую судьбу. Если ты захочешь, я её отпущу, но мои люди заставят её молчать и больше никогда не встречаться с тобой. Захочешь увидеть её и поговорить, я поеду вместе с тобой. Захочешь мучить её дальше, так и будет. Я не имел права решать за тебя, но тогда просто не соображал. В моей голове засела мысль о том, что тебе причинили боль, и я должен отомстить.

— Я не хочу, чтобы ей было больно, — глубоко вздыхая и сажусь на кровати.

— Хорошо. Что-то ещё?

— Я… не хочу с ней говорить или видеть её. Я не готова и не знаю, когда буду готова к этому. Хочу уйти от неё навсегда и больше не бояться встретиться с ней. Я не могу быть виновата во всём, ведь так? Я не могла предвидеть того, что моего брата убьют.

— Она просто переложила свою вину на тебя, Таллия. Она сделала тебя плохой, как и меня когда-то сделали чудовищем.

Но только мы знаем правду. И она важнее, чем слова этих людей.

Поэтому я отпускаю её. Так ты решила?

Бросаю взгляд на Кавана и киваю.

— Тогда я пойду и сообщу своим людям. — Каван встаёт с кровати и направляется к двери.

— Каван, — зову его.

Он оборачивается ко мне.

— Её… ну, её…

— Били? Когда она вела себя плохо и не хотела работать, танцевать и есть. Да, её били, но именно так, как наказывают плохих учениц. Никаких переломов. Мои люди знают разные виды наказаний.

Неприятная кислота собирается у меня во рту. Меня сейчас стошнит. Но, с одной стороны, я думаю, что она это заслужила.

А с другой… мне так жаль, ведь она моя мама, и я всё равно её люблю.

— Нет, я имела в виду… насилие. Её насиловали? — выдавливаю из себя.

— Таллия, нет. Её не насиловали.

— Хорошо. Это всё, что мне нужно знать сейчас, — киваю я.

Каван выходит из спальни, а я подтягиваю ноги к груди. Мои чувства сейчас в хаосе. Я должна быть так счастлива сейчас, когда Каван так искренне и честно признался мне в своей любви, ведь так ждала этого. Но нет я не в силах принять его любовь, потому что любовь — дар, и он должен находиться в бережных руках. А у меня какие? Грязные и лживые. Я больше не знаю, что правильно. Но, наверное, стоит идти дальше, и когда-нибудь я наберусь храбрости простить саму себя за ошибки. Я уверена, что Каван достоин любви, и дам ему всё, что в моих силах, каждую крупицу себя. Теперь он смысл моей жизни. Но когда-нибудь я ему надоем. Люди рядом со мной надолго не задерживаются. Увы, это я знаю уже по опыту.

Они сначала любят меня, а потом уходят или причиняют мне боль, заставляя считать их тоже мёртвыми, потому что иначе моё сердце просто не выдержит такого огромного горя.

Глава 45

Таллия

— Тэлс, — меня радостно обнимает Ал, и я улыбаюсь, жмурясь от счастья. Я не видела его целых две недели, даже не