Время скорпионов - D.O.A.

Линкс взялся за металлические рукоятки щита, установленного им самим, когда он ремонтировал дом. Его била дрожь, и он несколько раз отпускал ручки, чтобы сжать и разжать кулаки. Попытаться избавиться от напряжения. Наступил великий момент. По ту сторону полная неопределенность. Сервье подумал о родителях и неожиданно ощутил себя рядом с ними. О чем они думали за мгновение до смерти? О чем говорили?

Конструкция вокруг него затрещала. В трубах журчала вода. Может быть, это последние звуки, которые он слышит. Его родители ушли под аккомпанемент разбившегося вдребезги ветрового стекла. Линкс расчистил проход в запасную галерею. Он тоже услышит страшный грохот, а может, просто хлопок. Он водрузил на место наушники плеера, пробежал глазами плей-лист[292] и выбрал бодрящий кусок.

Или же он не услышит ничего из этого.

Две или три минуты Линкс полз в тесном туннеле, пока не почувствовал поступающий через трубу свежий воздух. Он едва преодолел двадцать метров. Сервье вытащил из кармана спортивного костюма дистанционный выключатель, и у него в ушах зазвучала следующая дорожка. Он стал подпевать. Песня медленно рождалась в первых жалобах синтезаторов.

Right here…

Вступили ударные. Зазвучала ритм-группа.

Right now…

Сервье привел свое оборудование в рабочее состояние.

Разворачиваясь, чтобы уехать, полицейские услышали взрыв. Когда огромное облако в языках пламени поднялось над вершинами деревьев, автомобили замерли на месте. Вокруг них со свистом посыпались обломки разных размеров.

Амель казалось, что они падают в замедленном темпе, с опозданием. Воспользовавшись замешательством, она выскочила из машины, где была заперта вопреки своей воле, и, сама не зная почему, бросилась к полицейским, скрывшимся в монообъемниках.

В течение нескольких секунд она не слышала ничего, кроме этого свиста прямо над головой, заглушающего все остальные звуки: дождь, моторы, крики. Она бежала не разбирая дороги. Все вокруг точно замерли.

Снова проснулся громкоговоритель:

— Виктор-зеро, я Виктор-танго… У нас один Майк движется к северу!

Стабрат бросился к микрофону:

— Остановите его! Это приказ! Остановите его!

Right here, right now…

Линкс на пределе сил мчался по тропинке. Дыхание взрыва все-таки коснулось его: еще до того, как он побежал, сердце билось слишком быстро.

Right here, right now…

Он свернул влево и побежал быстрее. Оставалось метров сто или сто пятьдесят. Мокрая одежда липла к телу. Тяжело.

Right here…

Выстрел слева, в подлеске. Низко целятся. Он отскочил в сторону: бесполезный и запоздалый рефлекс. Ускорил бег. Стрельба по движущейся цели в темноте, под дождем… После сильного напряжения… Неочевидно даже для профи.

Right now…

Но не невозможно.

Рядом с ним разорвало ствол дерева. Он почувствовал сильный удар в бедро, его толкнуло, и он упал лицом вниз. Музыка замедлилась. Линкс лежал на земле. Казалось, нога оторвана от остального туловища.

Right here, right now…

Мокро. Спина одеревенела, затылок тоже, лицо горит. Холодно. Во рту вкус крови. И грязи.

Right here, right now…

Боль стала сильнее. Ударные тоже. Просто… треск дерева. Просто… большая… заноза… Яростный вой.

Не так.

Right here…

Не здесь!

Сервье встал с трудом, но он держал удар. Согнувшись пополам, он зигзагами поковылял вперед. Слишком низко. Он уже видел опушку. Слишком коротко.

Right now…

Еще одно усилие.

Waking up to find your love’s not real…

В поле его зрения появилось дерево. То самое, что служило для него тайной меткой приближения к прыжку и ущельям. Он ощупал рукой парашютные ремни.

Waking up to find your love’s not real…

Выстрел справа, по земле. Брызнула грязь. Отклонение. В скалу два раза. Промах, промах.

Right here, right now…

Линкс протянул руку к стволу, своему спасению. Слишком… далеко.

Right here, here, here, here, here…

Его пальцы коснулись кольца. Всем телом рванувшись вперед, он сделал еще шаг, два, потом три, зарычал и опрокинулся в пустоту.

ЭПИЛОГ

Quod vis, esse velis[293]

Карим находился в Греции уже сорок восемь часов. Он отпустил волосы, отрастил трехдневную бородку, загорел. И носил другое имя. Его теперь звали не Карим или Робер, а Оддоне, Оддоне Руссо. Согласно паспорту, позволившему ему беспрепятственно добраться сюда. Это был настоящий официальный документ, украденный из партии, перевозимой им для братьев-джихадистов. Присвоенный без их ведома в период его внедрения. И разумеется, без ведома его бывшей конторы.

Теперь он Оддоне Руссо. Феннек временно превратился в итальянского гражданина, до этого за четыре последних месяца успев побывать португальцем, испанцем и даже бельгийцем, поскольку эти национальности подходили к его внешности. Но он не собирался привыкать к этому имени, как и к трем предыдущим. Он всегда думал о себе как о Кариме, иногда как о Феннеке. За время своего профессионального шизофренического кризиса с этими личностями он сроднился. Карим. Это имя было его последней символической связью с родителями. Он уже смирился с тем, что никогда больше их не увидит, поэтому бессознательно отказывался совершенно разорвать эту ниточку.

Феннек расположился на террасе маленького кафе. Официант принес ему рюмку узо.[294] Карим смотрел, как он скользнул к соседнему столу. Туда только что сели двое туристов. Красномордый и крепкий тип лет сорока, в футболке и кроссовках, и другой, потоньше, очень белокожий, в льняной одежде и, похоже, большой любитель курить трубку. Усевшись, он сразу выложил перед собой пенковую трубку и кисет с табаком.

Карим склонился над развернутым у него на коленях свежим выпуском французской ежедневной газеты, купленной в центре Афин. Верный старой привычке, сложившейся, когда он только начал интересоваться прессой, еще во время учебы в Сен-Сире, он сначала бегло перелистал страницы, а потом остановился на рубрике «Общественное мнение». Главной темой было обсуждение результатов первого тура голосования в состоявшихся накануне выборах президента Франции. Попадались выражения «неприятная неожиданность», «скандал», «позор», «дать отпор», «неизбежный всплеск гражданственности» и особенно «доказать убежденность и решительность в это смутное время». Увидев подпись под этим воинственным текстом, Карим не смог удержаться от улыбки: Амель Балимер.

Ему не удавалось сосредоточиться, и он заново принялся за чтение газеты. За соседним столиком затеяли шумный разговор: звучали английские и французские слова. Краснорожего, американца, звали Дик, а бледнолицый — судя по выговору, это был француз — откликался на имя Арно. Оба с легкостью говорили на чужом языке.

Кариму стоило бы внимательно осмотреться, прежде чем присесть здесь. Заведение располагалось на тенистой, но людной улочке, находящейся в двух шагах от большого рынка Акрополя.

Его рассеянный взгляд скользнул по зарешеченной витрине открытого базара рядом с ним, на противоположной стороне улицы. Старый телевизор за стеклом непрестанно показывал отрывки из подборки видеодисков. Здесь же валялись их кустарные обложки.

Незнакомцы продолжали свою шумную беседу. Краем глаза Карим следил за ними и поневоле стал прислушиваться.

Дик: What about the product, the Vx?[295] Кто в конечном счете завладел им?

Арно: Министерство внутренних дел. По-моему, как я понял, секретный агент пытался выторговать у госбезопасности достойный выход, пока они были в его доме. Видимо, все получилось не так, как он хотел. Во всяком случае полиция не обладает полномочиями обещать что бы то ни было.

Теперь Карим напряженно вслушивался. Кто эти парни? Он старался не слишком поворачиваться в их сторону и смотрел в витрину.

Дик (качая головой): I see.[296] А потом?

Арно (глубоко затягиваясь): Споры между министрами, а главное, между двумя кандидатами. Недолгие: всем хотелось поскорее уладить дело. Груз забрали в одном гараже в предместье, потом поспешно нейтрализовали его и живо под ковер! Нет груза — нет доказательств. Нет доказательств — нет проблемы.

На экране появился потный мужчина, в полумраке спальни стоящий перед зеркалом в одних трусах.

Дик: You guys really are amazing![297] Фан-тас-ти-ка! А девушка?

Арно: Журналистка? Жива.

Дик: Знаю, но…