Сломанный меч - Толеген Касымбеков

Милосердный сын посадил отца в сундук, а сундук погрузил на верблюда.

Шли они, шли и достигли мест бесплодных и пустынных. Не было воды, чтобы напоить огромное войско, люди начали гибнуть. Злой аджо приказал найти воду. Стали рыть, копать — нет воды. Тогда кто-то из воинов и скажи: "Эх, был бы с нами хоть один старик, умудренный опытом! Он бы нам помог!" Запали эти слова на ум сыну, и темной безлунной ночью он открыл сундук и рассказал отцу обо всем. Отец и говорит: "Есть корова-то? Гоняйте ее до изнеможения, а потом дайте передохнуть. Запалившаяся корова начнет искать воду. А вы идите за ней и ройте землю в том месте, где она опустит морду к земле и начнет принюхиваться. Найдете воду!" Воин поступил по совету отца и действительно нашел воду. И огромное войско было спасено.

Долго ли, коротко шли после этого, пришли в прекрасную страну, богатую полноводными реками. И на дне глубокого озера, что раскинулось в месте слияния двух рек, один воин увидел драгоценный камень. Дошло это до ушей аджо. Тот прибыл сам, посмотрел — верно, сверкает на дне чудесный камень, яркий, как звезда Чолпон. "Достаньте!" — приказал жадный аджо. Искусные пловцы бросились в пучину. Многих унес поток, а те, что остались живы, сказали: нет в воде никакого камня. И аджо приказал их обезглавить. Никто после этого не осмеливался утверждать, что камня нет, ныряли за ним и гибли один за другим. И снова сын пошел просить совета у отца. "Сынок, на берегу озера, должно быть, растет большое дерево. Смотри на его вершину, камень где-то там, на дереве, и только отражается в воде".

Так оно и оказалось. Сын нашел камень в старом гнезде на вершине большой чинары, которая росла на берегу, отдал камень аджо и спас многих от жестокой смерти.

Заподозрил аджо, что дело тут нечисто и начал расспрашивать да допрашивать воина. "На вид ты обыкновенный человек. Скажи, где ты прячешь свой ум?" И в конце концов, воин вынужден был сказать, что ум его — в большом сундуке. Открыли доставленный по приказу аджо сундук и увидели старика. Долго думал аджо, стоя возле сундука, а потом спросил старика: "Ты дал два мудрых совета. Что ты скажешь мне в третий раз?" И белый, как лунь, старик отвечал: "Слушай, о мудрый аджо! Не пускайся в путь, если самому тебе не достает разума либо если нет рядом с тобою опытного человека. Не будет тебе пути, много твоего войска сгинет понапрасну, а в конце концов и самому тебе плохо придется…" И послушался аджо умного совета, повернул назад свое войско…

— Э, то старик былых времен, — тотчас отозвался на эту байку Кулкиши. — В наше время таких стариков нет, так, старые болтуны…

Тенирберди оставил без внимания слова Кулкиши, видимо, оттого, что и в самом деле ничего не мог посоветовать. Бекназар безучастно молчал. Показался одинокий всадник — должно быть, глашатай Абиль-бия, решили все трое. Всадник направился прямо к ним, Не сходя с коня, сказал:

— Бекназар-аке, у Темене-Су сход собрался, вас просят прибыть.

Тенирберди заволновался, начал спрашивать, задыхаясь:

— Что за сход? Зачем? И кто его созвал, кто возглавил?

— Возглавил и созвал Абиль-бий, — отвечал вестник, — но только там народ разделился надвое. Вот и зовут вас, Бекназар-батыр, чтобы вы помогли разобраться и принять решение.

Бекназар глядел на вестника, не зная, что ответить. Что он скажет сейчас? Что может посоветовать там, если поедет?.. Вестник поехал прочь, свесившись набок. Усталая лошадь уносила его тряской рысью. Бекназар смотрел всаднику вслед, а видел перед собою другое: кровавые сражения, карательные отряды… В ушах словно отдавались снова выстрелы, которые давно отзвучали. Он зажмурился и затряс головой. Абиль-бий, стало быть, хочет, чтобы народ подставил себя под пули, под выстрелы из орудий… Бекназар встал:

— Нет, не годится мнить себя батыром только в дни успеха и прятаться в укрытии в тяжелые времена! Поеду…

Возле Темене-Су черным-черно было от народа. Некому навести порядок, направить одних туда, других сюда. Тревога о завтрашнем дне, страх за будущее, неясность положения — все это угнетало людей, лишало их уверенности в себя и потому гнало поближе к себе подобным. Народ прибывал и прибывал: старики и рядом с ними подростки, хлеборобы, забывшие о своем поле, охотники, бросившие свою ловецкую снасть и ловчих птиц, скотоводы, оставившие без присмотра стада… Они шли пешком, ехали верхом, кто на быке, кто на верблюде, — явились даже те, кому до схода и на сходе вроде бы и не было особого дела.

Подъехал Бекназар, с ним Кулкиши. Абиль-бий сам выехал им навстречу и, еще не поздоровавшись, взялся за повод Бекназарова коня.

— Вот он! Он приехал, Бекназар-батыр!

Бекназар не мог вдруг решить, то ли ему следовать за ним, то ли вырвать поводья у него из рук. Их, между тем, окружал уже народ.

В это время Бекназар заметил носилки. Их несли четверо высоких джигитов, а сидел на носилках какой-то вроде бы знакомый ему человек. Кто это? Не обращая внимания на приветственные крики, Бекназар, уже не раздумывая, выдернул повод своего коня из руки Лбиля и начал пробиваться к носилкам. Алмамбет! Опустились и стали как будто уже богатырские плечи, на которых когда-то лопнул по швам ордынский халат, волосы белые как снег; глаза утратили ясность, и теперь Алмамбет напоминал состарившегося льва. Он сидел и не без удивления поглядывал на великое скопище народа. Бекназар остановился перед носилками, поздоровался. Могучие джигиты, державшие носилки, были внуки Алмамбета. Узнав Бекназара, они остановились. Алмамбет же его не узнал. Бекназар пожал ему руку.

— Ты чей такой? — спросил Алмамбет, а один из внуков крикнул ему прямо в ухо:

— Это Бекназар-аке!

— А, верно! — обрадовался Алмамбет. — Ты Бекназар, стало быть? Слыхал я про тебя, слыхал. Ну, желаю тебе счастья…

Носилки двинулись дальше.

Посреди долины Темене-Су возвышался небольшой холм, на нем собрались знатные и влиятельные. Вокруг холма шумело море людей простых, обыкновенных.

Поодаль отпущены были пастись верховые животные — кони, быки, верблюды, нет им числа.

День пасмурный, солнце прячется в тучах. То и дело налетает резкий, порывистый ветер.

Абиль-бий проследовал на свое место, разделив толпу знатных. Все стихло. Тревога и озабоченность написаны на всех лицах, кроме, пожалуй, одного — Алмамбетова. Алмамбет будто бы ни о чем и не беспокоился. А кое-кто, завидев его, улыбался втихомолку: "Надо же, явился всеми забытый Алмамбет, не помогли Абилю его уловки!"

Ловкий Абиль сделался бием, возвысился, решал споры, судил