Правофланговые Комсомола - Сборник

Серафима Васильевна засиживается допоздна — отвечает на письма, советует, вспоминает.

Каким же он был, Василий Рагузов?

…Заволжская степь, то холмистая, то ровная, как чертежная доска, покрытая ковылем. Бегут и бегут шелковистые ковыльные волны, подгоняемые горячим ветром, до самого горизонта, и кажется, будто уже и не степь перед твоими глазами, а едва волнующаяся гладь моря в тихую погоду. Там и сям виднеются причудливые перекати-поле, похожие на большие цирковые шары, и какие-то темные крупные точки, будто кто-то разбросал булыжники. Опытный глаз сразу различает: это, затаившись, сидят волки, из высокой травы виднеются лишь лобастые головы или острые, торчком уши.

Волков в здешних степях особенно много развелось в годы войны, средь бела дня нахально рыщут вокруг селений — то дворняжку зазевавшуюся утащат, а то и теленка задерут. Осмелели звери потому, что в поселке остались сплошь старики, женщины да дети. Мужчины ушли на фронт, многие воюют вовсе недалеко от дома, под Сталинградом — там сейчас главное сражение.

Через Рудню, где размещался детский дом, густо шли воинские части, машины, артиллерия, танки. Сельские мальчишки бросались к машинам, бежали вприпрыжку по обочине и, отфыркиваясь от пыли, кричали с надеждой:

— Дядя командир, возьмите меня на фронт…

— И меня… Я стрелять умею… Бойцы устало отмахивались от ребят.

Случалось, наиболее отчаянные удирали-таки из детдома на фронт, но большинству малолетних храбрецов не удавалось добраться до не такой уж далекой Волги. Их, как правило, вскоре задерживали, с оказией доставляли по назначению, и Василий, как председатель детсовета, весьма сурово отчитывал беглецов (дисциплина есть дисциплина), объяснял, что в столь трудный для Родины час испытаний их первейший долг — отлично учиться, хорошо работать в тылу, потому что каждая пятерка, каждый выращенный и собранный ими мешок картофеля, каждая скромная посылочка, отправленная на фронт, — тоже снаряд по врагу…

У самого, правда, сердце щемило, заходилось в тревоге — как там на фронте? И не раз они уходили тихими вечерами за околицу, припадали к теплой степной груди, вслушивались, и им чудилось: вздрагивает земля от разрывов там, за Волгой, где идет многодневная битва. Вернувшись домой, сообщали радостно, как факт непреложный:

— Стоит Сталинград. Дают наши фрицам жару…

Рассказывает И.М. Фукс:

«Рагузов был детдомовцем. И это тоже немало объясняет в его характере. Для него, потерявшего родителей, Родина стала матерью в прямом смысле этого слова.

Наш детский дом имени В.И. Ленина основан был в середине двадцатых годов, а во время Великой Отечественной войны стал домом специального назначения, а это значит, что направлялись в Рудню лишь те дети, родители которых погибли.

Из трехсот воспитанников лишь несколько человек были, если так можно выразиться, сторожилами, то есть попали в Руднянский детский дом еще в довоенные годы. Одним из таких «старичков» был и Вася Рагузов. Я оказался в детском доме в августе 1941 года. Тогда-то и познакомился с Василием.

Вася был председателем совета детского дома, и директор поручил ему проследить, чтобы мы, новенькие, быстро и без суеты переоделись в летнюю форму — рубашку и брюки. Обуви не полагалось: летом детдомовцы бегали босиком…

В 1942 году мы с ним окончили семилетку. Рагузов предложил: «Давай поступим в авиационное училище». Мы подали документы в военкомат, однако нас не приняли (по возрасту), и мы снова вернулись в Рудню».

Во время войны считалось, что воспитанники детских домов, окончившие семилетку, вполне подготовлены к жизни — стране нужны были рабочие руки. Многие подростки, как известно, героически трудились в тылу, выполняя и перевыполняя высокие взрослые нормы. Друзья после неудачи в военкомате зашли к директору посоветоваться, как быть дальше.

Случай был необычный: воспитателей детдому не хватало, а тут вернулись секретарь комсомольской организации и председатель детского совета (их «должности» еще были вакантными), вернулись ребята, которые, чего греха таить, пользовались не меньшим уважением, нежели некоторые педагоги. В порядке исключения их решили оставить в детском доме, при условии, что они не просто будут здесь жить и учиться, но и работать помощниками воспитателей. Естественно, не освобождались они от участия в хозяйственных делах, работы в поле, на бахчах и на огороде, вместе со всеми выходили на заготовку дров, дежурили по кухне и столовой и т. д. Василий Рагузов и Илья Фукс исполняли при этом и свои главные общественные должности — председателя детсовета и комсорга детского дома.

Весной 1945 года они получили аттестаты зрелости.

Из письма И.П. Натрусного:

«Васю я помню хорошо с 1938 года. Тогда я работал в районной газете и не раз помещал заметки о воспитанниках детского дома, в том числе о талантливом мальчишке, увлекавшемся моделированием. Модели Рагузова — рассадопосадочная машина, дирижабль, самолеты, планеры — демонстрировались на выставке детского технического творчества.

Идут и идут письма со всех концов страны во Львов. А после того, как «Целина» была переведена на многие иностранные языки и большими тиражами стала издаваться за рубежом, попадаются конверты и с заграничным штемпелем. Пишут по старому адресу, указанному в предсмертной записке Василия, — на улицу Гончарова, но почтальоны доставляют по назначению даже те из них, на которых просто значится: Львов, семье Рагузова.

Серафима Васильевна бережно собирает и хранит все, что относится к судьбе мужа: документы, фотографии, книги, журнальные и газетные публикации, письма — многие сотни искренних человеческих документов.

Письма незнакомых людей согреты душевным теплом и участием, в них добрые пожелания и советы, восхищение мужеством целинников, взволнованные размышления о великом всенародном подвиге — освоении целинных земель, о долге, идейной убежденности, верности нашим идеалам. Эти эмоциональные, доверительные письма-исповеди, письма-воспоминания многое говорят и о самих авторах, наших современниках, их мыслях и чаяниях, раскрывают порой их непростые человеческие судьбы.

Из письма минской учительницы Н. Р. Бондарович:

«Здравствуйте, дорогая Серафима Васильевна!

Вы получаете письма отовсюду и, я думаю, не удивитесь, получив еще и весточку из Белоруссии. Дело в том, что я и моя сестра Катя воспитывались вместе с вашим Васей Рагузовым в одном детском доме. Лично я была в этом детдоме с начала войны и по 1951 год.

Когда началась война, наш детдом из Белоруссии эвакуировали на восток. Мы долго ехали, целый эшелон детей-сирот, пережили не одну бомбежку, останавливались в разных городах, нас понемногу расформировывали, пока не доехали наконец до села Рудня. Там оставшихся ребятишек и принял детский дом. Мы были испуганные, измученные, голодные. Встречали новеньких на станции (три километра от детдома) старшие воспитанники, они по-братски были заботливы и внимательны, понимали, как трудно нам пришлось в долгих «путешествиях» на колесах, и хотели, чтобы мы скорее забыли вой сирен, обстрелы, лишения и почувствовали бы себя как дома, под надежной кровлей.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});