Происхождение и юные годы Адольфа Гитлера - Владимир Брюханов

В этой книге Мюллер (действительный или мнимый) стремится доказать свою значимость, невероятную информированность и политическую эрудицию, а заодно и некоторое превосходство над собеседниками, бравируя при этом грозящей расплатой, что получается у него очень убедительно. Никто иной, не обладающий информированностью и кругозором, соответствующим высшему уровню руководства национальными или международными спецслужбами, не смог бы припомнить или придумать такие детали, какими заполнен весь конгломерат словоизвержений этого персонажа. Так почему же не допустить, что участником этих дискуссий был подлинный Мюллер?

Понятно, что подобный персонаж пришелся бы ко двору любой контрразведке любой державы. Как заявил сам Мюллер в одной из бесед: «Хороший полицейский нужен всегда. Заметьте, он может не нравиться, но он нужен».[495]

О моральном аспекте таких альянсов рассуждать не приходится: кто же в контрразведках руководствуется моральными побуждениями?..

Другая книга, рассказывающая о последующем пребывании Мюллера в США[496] — произведение совершенно иного жанра: это абсолютно наглая и неправдоподобная ложь и фантастика, не исключающая, однако, авторство или, скорее, соавторство Мюллера — в его бесспорный литературный талант как-то слабо верится. Но даже и в этой книге попадаются детали, которые очень и очень заставляют задуматься.

В основе же того, что достоверность первоисточников этих публикаций усиленно подвергается сомнениям, лежат, конечно, политические мотивы. Ну как, например, можно всерьез относиться к тому, что в 1948 году, лишь в самом начале Холодной войны, о Гитлере можно было рассуждать как о живом, да еще и нижеследующим образом?

Американский оппонент Мюллера: «для нас абсолютно ясно, что Гитлер должен навсегда сойти с мировой сцены. По этому пункту у Запада полное согласие с русскими: ни видеть его, ни слышать о нем мы больше не желаем. Я бы даже добавил, что судить его, на мой взгляд, не самая лучшая идея. Кто знает, чего он наговорит в зале суда?»

Мюллер: «Я-то знаю это, а вам его речи определенно не на пользу, и у вас остается один выход: убийство. Только кто возьмет на себя смелость отдать такое распоряжение теперь, когда Черчилль уже не у власти? Могу сообщить вам, что Гитлер настолько измотан и так разочарован, что и сам не вернется в политику… Если не начнется война с Советами и Запад сам не попросит его вернуться. В том, что народ его примет, у меня нет никаких сомнений…»[497] — это, конечно, явная крамола и издевательство над всеми учебниками истории Второй Мировой войны!

Однако даже заключительная фраза Мюллера или якобы Мюллера звучала в 1948 году достаточно весомо: экономическое чудо в ФРГ было еще впереди, а ужасные бедствия, начавшиеся еще во время войны, для немцев так пока и не прекращались!..

Притом объективных доказательств того, что Мюллер не мог быть участником подобных бесед в 1948 году (скажем, достоверных сведений о том, что он умер или погиб ранее указанного времени этих собеседований), не существует. Поэтому к заявлениям этого подлинного Мюллера или его столь искусно созданной модели (с возможностью существования которой трудно согласиться) стоит внимательно присматриваться.

Там, в частности, приводятся такие, несколько противоречивые, заявления Мюллера по адресу Гитлера и Геринга, вовсе не напоминающие, например, то, что говорилось другими наблюдателями о взаимоотношениях Гитлера и Рема: «За эти годы я много раз сталкивался с Герингом. Это именно он основал гестапо, когда был министром-президентом Пруссии, но затем был вынужден передать руководство этой организации Гиммлеру. /…/ Геринг был сильной, даже опасной личностью /…/.

/…/ достаточно было одного слова Гитлера, чтобы он клонился, как деревце на ветру. /…/

Ему нравилось производить впечатление. Очень театральный человек. Однако, несмотря на весь свой веселый нрав, Геринг был совершенно лишен милосердия. При этом он был одним из немногих людей, на кого можно было бы рассчитывать в серьезной ситуации. /…/

И что довольно странно, Гитлер, скорее, боялся Геринга».[498]

Столь странное сочетание различных тенденций в личных взаимоотношениях этих лидеров находит определенное подтверждение в знаменитой истории разрыва Геринга с Гитлером (или Гитлера с Герингом) в апреле 1945 года.

Напомним ее вкратце.

Главным недоброжелателем Геринга в окружении Гитлера был Борман — он сам стремился, несмотря на очевидную трагичность ближайших перспектив для руководства Третьего Рейха, добиться неофициального титула и фактической роли наци номер 2 — лучше поздно, чем никогда!

Как уже упоминалось, днем 22 апреля 1945 года Гитлер совершенно четко провозгласил на общем заседании в Бункере, что по существу отрекается от руководства, остается в Берлине, судьбу которого он разделит, а все прочие могут и должны покинуть столицу. Это страстное выступление поразило присутствовавших взрывом его чувств, бешеной энергией и очевидной потерей самообладания.

Приказ Гитлера был немедленно принят к исполнению, хотя уже раньше, примерно с 20 апреля, осуществлялись мероприятия по передислокации из Берлина важнейших учреждений, выводящие их из-под наметившегося окружения Красной Армией, решительно наступавшей с утра 16 апреля; уже тогда под шумок уносили ноги и многие ответственные лица, находя себе подходящие занятия подальше от гибнущей столицы. С вечера же 22 апреля бегство приняло широчайшие формы: «Всю ночь [на 23 апреля] из Берлина в Оберзальцберг уезжали группы людей, это была последняя сцена великого исхода»![499]

Геббельс немедленно протиражировал по радио основную суть решений Гитлера, сделав их достоянием всей Германии и всего мира: «фюрер в Берлине, фюрер не покинет Берлин и /…/ фюрер будет защищать Берлин до последнего вздоха. /…/ эта новость разлетелась по всему свету. Берлин и Прага, вещало немецкое радио, остаются двумя нерушимыми цитаделями рейха, а в Берлине Гитлер и Геббельс, фюрер и гауляйтер [Берлина], остаются до конца»![500]

Тем же вечером генералы Кейтель и Йодль упрашивали Гитлера изменить решение. В этом эпизоде наиболее важно то, что начало их беседы происходило при участии Бормана, старавшегося не упускать никаких подробностей, а затем Гитлер бесцеремонно выставил свою «тень» за дверь.[501]

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});