Доминум - Полина Граф

должности.

Атмосфера резко накалилась, повеяло озоном. Альдебаран всем телом чувствовал напряжение, которое Антарес испускал эфиром. Но сам эквилибрум почти не выражал никаких эмоций. Только смотрел прямо перед собой в глубокой задумчивости.

Как только снаружи забили первые раскатистые колокола, вся тяжесть воздуха мгновенно рассеялась. Антарес сморгнул и посмотрел в окно.

– Похоже, что пора.

Он встал, отряхнул рубаху и подошел к небольшому зеркалу, чтобы пригладить алые волосы.

– Наверное, на Первозвездной площади уже собралась гигантская толпа, – заметил Альдебаран. – Все ждут твоего официального возвращения.

– Да-да, – пренебрежительно буркнул Антарес. – Вот по этому вечному публичному представлению я точно не скучал.

Вынув из шкафа свою церемониальную накидку – богатую, темно-синюю, со стальными плечами, – он направился к выходу.

* * *

Стеклянный перезвон наполнял разум. Он успокаивал, уносил все плохое как можно дальше. Над головой разверзлось небо, полное туманностей и галактик, как будто место, где я оказался, находилось в далеком бескрайнем космосе. Мои глаза подолгу задерживались на чуждых созвездиях и не могли отыскать родного светила. Под ногами хрустели камни и перекатывались от легкого ветра исписанные листы; некоторые из них, сложенные в самолетики, медленно парили в воздухе. Я бродил в зеркальном лабиринте. Где-то вдалеке брезжил белый свет, но мне только предстояло узнать, что же располагается в самом Центре. В гладких поверхностях я видел собственное прошлое: улицы Аргентиона, смеющихся Дана и Фри, чертежи механизмов. Маму, что сидела рядом и читала мне на ночь. Мемору, требующую отдать ей осколок. Первый выход за сплитом, когда я случайно поджег полы мундира светозарным огнем. Монсис. Рисунки Стефана в комнате отдыха. Архив. Дом. Леса, темные дороги городов. Сару, крутящую кольцо на пальце. Отца, обнимающего меня у костра. Все это – моя жизнь. Мое прошлое. Моя душа.

А еще мне открылось множество детских воспоминаний. Тех самых, которые Антарес забрал вместе с моей звездной частью. И теперь я с щемящим сердцем обнаружил: он всегда был рядом, когда мог. Учил, помогал и поддерживал. Я даже разглядел воспоминание – настолько старое, что мне вряд ли было больше двух лет. Отец укладывал меня спать. И тихо пел. Языка было не разобрать, он делал это неосознанно на магнификуме. Но звучало красиво. А ведь он часто сидел со мной ночами, наблюдал. Из-за стольких утраченных мгновений, связанных с ним, я в свое время и начал его ненавидеть. Мне казалось, что он был где-то еще, а не со мной. Но Антарес… всегда пытался наверстать упущенное, провести со мной и мамой как можно больше времени. Он правда любил меня. Теперь я это видел…

Я встал перед одним из зеркал и уставился в собственное отражение. Теперь оно казалось полным, правильным. Когда пустота в душе отступила, я заглянул в свои собственные – серебряные – глаза. Лишь в левом радужка была словно надколота, и ее треть осталась прежнего цвета. Кожа бледная, как и у всякого эквилибрума. На фоне синей формы она особенно выделялась. В волосах затесался голубой цвет, но в основном только спереди.

Меня не волновал мир, оставшийся снаружи. Но он звал назад. Вырываться из собственной души не хотелось, и лишь одно успокаивало: теперь я мог вернуться сюда в любой момент, и ничто этого у меня не отнимет.

* * *

Все стекались на форум. Даже несмотря на то, что Зеркальный Шпиль был закрыт для публики на целый наом (достаточный срок, чтобы подготовиться к церемонии и обсудить важные дела), в здании скопилось невероятное количество душ. На дорогах внизу стояла настолько плотная толпа, что некоторым пришлось занять даже крыши. Народ ждал своего следующего правителя, которому предстояло восстановить свои права в качестве девять тысяч пятнадцатого Верховного Света. То было воистину светлое время: на улицах и площадях были развешаны не только знамена Света, но и километры алых тканей; гремели колокола; зажглись памятные фонари. Все отдавало нетерпеливой торжественностью.

И вот настал тот миг, когда Альдебаран ступил на широкий форум в сопровождении семи ослепленных и покрытых узорами высших анимусов. Он быстро оглядел собравшихся: разодетых в серебро имперумов, писарей, закованных в латы космоинквизиторов, величественных Паладинов и нервных правоведов. Все медленно занимали свои места под тонкий перезвон звездного потолка.

Холод пах стариной и Светом, придавал уверенности.

Башня Шпиля была повернута гигантским окном не к космосу, а к полису, прямо на Баэрдод, полностью затмивший своего черного спутника. Его мощные лучи решительно пробивались на форум, наполняя красным океаном света привычный полумрак. Раньше, находясь в тени, трон казался уж слишком простым, но теперь зарево Баэрдода дополняло его, создавая огненно-алую сферу вокруг.

Уже на лестнице Альдебаран затылком почувствовал на себе чей-то настойчивый взгляд с ложи Паладинов. Зербраг даже не отвернулся. Он не был удивлен появлением того, кто еще недавно был при смерти от метки Обливиона. Альдебаран не мог считать на его лице ничего, кроме хладнокровия, и спокойно отвернулся, продолжив свое восхождение. Хотя ему было интересно, почему же Зербраг Прожигающий все-таки явился на церемонию.

Сгустилась тишина, и на полу загорелась дорога сияния, ведущая от входа к трону. Антарес Непогасимый пошел по ней твердой поступью. Жалел ли он о том, что делает это вновь? Хотел ли снова произносить речи, решать важнейшие дела всего Света, вести Армию вперед, быть хранителем светлых душ? Альдебаран думал об этом, пока Антарес повторял отточенные слова клятвы, так сильно звучавшие из его уст. Трон рассыпался на каменные квадраты и преобразовался в трибуну. Находясь за ней, перед тысячами глаз, эквилибрум всегда менялся. Превращался в лидера, который требовался всем. Его жесты становились резче, слова – громче и убедительнее. А глаза смотрели твердо и будто бы могли одним лишь взором разрезать металл. Антарес стоял с гордой прямой осанкой, а за головой у него сиял диск из алых пятен света, создавая лучезарный ореол.

Пожалуй, глядя на него сейчас, не знакомые с Антаресом достаточно близко не поверили бы, насколько он смиренный и порой меланхоличный в душе.

Все пристально внимали каждому его слову до самого завершения. Под самый конец Антарес на пару секунд смолк и закрыл глаза. А после с огнем в голосе сказал:

– Перед самой Вселенной – с этого времени и навсегда – я клянусь всей Светлой армии в безоговорочной верности. Мы сохраним все, что от нас осталось, и приумножим это. Я обещаю всем вам, луцы, магны и примумы, что величие Света никогда не будет подорвано. Я обязуюсь оберегать и ценить каждую душу. От войдовых разрывов до центра Люксоруса, от руин Абсорбции до Грозовой системы, от наших душ до атомов в межзвездной